Эмма (пер. И.Мансурова)
Шрифт:
Нет, есть он не будет. Он не голоден… От еды ему сделается только жарче. Однако через две минуты он смягчился и, пробормотав что-то о хвойном пиве, вышел. Эмма вновь обратила все свое внимание на отца, сказав про себя: «Я рада, что больше не влюблена в него. Мне бы не понравился мужчина, который способен утратить равновесие из-за жаркого утра. А вот простодушной Харриет его вспыльчивость покажется в порядке вещей».
Молодой человек отсутствовал достаточно долго для того, чтобы предположить, что он успел сытно и с удовольствием поесть, и вернулся в куда лучшем расположении духа, заявив, что он, пожалуй, остыл. К нему вернулись его хорошие манеры, и он стал более похож на себя. Мистер Черчилль нашел в себе силы подвинуть стул поближе к ним и проявить интерес к их занятию; он посокрушался,
– Как только тетка поправится, уеду за границу, – заявил он. – Не успокоюсь, пока не повидаю некоторые из этих мест. Вы будете время от времени получать мои наброски или путевые заметки… или стихи. Я непременно как-нибудь самовыражусь.
– Это можно – только не посредством набросков швейцарских видов. Вы никогда не поедете в Швейцарию. Ваши дядя и тетя ни за что не позволят вам покинуть Англию.
– Их можно уговорить поехать вместе. Вдруг врачи предпишут ей теплый климат? Я почти уверен, что мы все поедем за границу. Уверяю вас, не смейтесь! Сегодня утром у меня возникла твердая уверенность в том, что скоро я окажусь за границей. Мне необходимо путешествовать. Я устал бездельничать. Мне нужны перемены. Я серьезно, мисс Вудхаус, что бы там ни высмотрели ваши проницательные глазки… Англия мне надоела… Если бы я мог, я бы уехал отсюда завтра же!
– Вам надоело жить в холе и неге? По-моему, проще придумать для себя какие-нибудь трудности и остаться здесь.
– Чтобы мне – мне надоело жить в холе и неге! Вы очень ошибаетесь. Правда, мне вовсе не кажется, что я живу в холе и неге. Наоборот, ничто существенное мне не удается. Я вовсе не почитаю себя везунчиком.
– И все же вы вовсе не так несчастны, как в тот момент, когда вошли сюда. Ступайте, подкрепитесь едой и напитками, и скоро вы совсем развеселитесь. Еще кусочек холодной баранины, еще глоток мадеры с водой сделают вас почти таким же благостным, как и все остальные.
– Нет… Я шагу отсюда не ступлю. Посижу возле вас. Вы – мое лучшее лекарство.
– Завтра мы едем на Бокс-Хилл. Это не Швейцария, но уже что-то для молодого человека, которому так остро нужны перемены. Вы останетесь? Поедете с нами?
– Нет, определенно нет! Вечером, по холодку тронусь домой.
– Но завтра утром вы также можете приехать по холодку.
– Нет… Это того не стоит. Если я приеду, то буду сердит.
– Тогда умоляю, лучше оставайтесь в Ричмонде.
– Но если я останусь, то рассержусь еще больше. Ни за что не вынесу мысли о том, как вы все тут веселитесь – без меня!
– Есть трудности, с которыми вы можете справиться только сами. Выбирайте, что вам больше нравится. Я более не стану вас ни к чему склонять.
Гости мало-помалу начали возвращаться в дом, и скоро все собрались в гостиной. Некоторые испытали большую радость при виде Фрэнка Черчилля; однако все крайне забеспокоились и огорчились, когда выяснилось, что мисс Ферфакс ушла. Отсюда следовало, что и всем тоже пора домой. Наскоро договорившись о завтрашней поездке, гости начали расходиться. Настроение Фрэнка Черчилля настолько улучшилось, что последние его слова, обращенные к Эмме, были:
– Что ж… если вы желаете, чтобы я остался и поехал со всеми, я поеду!
Она одобрительно улыбнулась; и ничто уже, кроме срочного вызова из Ричмонда, не было в состоянии до завтрашнего вечера вернуть его домой.
Глава 43
День для поездки на Бокс-Хилл выдался чудесный; и все прочие внешние обстоятельства, как то: договоренности, размещение в каретах и пунктуальность – все складывалось удачно для приятной прогулки. Мистер Уэстон держал бразды правления, неустанно курсируя между Хартфилдом и домом священника, и все было готово вовремя. Эмма и Харриет ехали вместе; мисс Бейтс и ее племянница – с Элтонами; джентльмены верхом. Миссис Уэстон осталась дома с мистером Вудхаусом. Словом, не оставалось желать ничего лучшего. Все предвкушали приятную прогулку. Расстояние в семь миль проехали в ожидании удовольствия, и по прибытии
Сначала Эмма откровенно тосковала. Никогда еще не видела она Фрэнка Черчилля таким молчаливым и скучным. Он не шутил, не веселился, смотрел в пространство, ничего не видя, восхищался красотами неискренне, без души, слушал ее, но не понимал, о чем она говорит. Раз уж он был столь скучен, ничего удивительного, что и Харриет тоже была невесела; оба спутника вскоре стали невыносимы.
Когда все уселись, стало получше – на вкус Эммы, гораздо лучше, так как Фрэнк Черчилль повеселел и принялся напропалую ухаживать за ней. Он оказывал ей все возможные знаки внимания. Казалось, единственная его забота – развеселить Эмму и понравиться ей. Она, радуясь оживлению и не сердясь на лесть, тоже повеселела и успокоилась и поощряла его как могла, побуждая к любезностям, к которым привыкла в первый и самый трепетный период, их знакомства. Однако теперь любезности его ничего для нее не значили, хотя, на взгляд многих, их поведение никак нельзя было назвать иначе чем словом «флирт». «Мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус безумно флиртовали друг с другом». Оба буквально напрашивались на то, чтобы их отношения охарактеризовали именно такой фразой – причем одна из дам напишет ее в письме в «Кленовую рощу», другая же сообщит знакомым в Ирландию. Не то чтобы Эмма безрассудно веселилась и испытывала настоящее блаженство – она выказывала веселость скорее потому, что ощущала меньше радости, чем ожидала. Она смеялась, потому что была разочарована, и, хотя его знаки внимания – не важно, дружеские ли, любовные или просто игривые, – льстили ей, они не могли снова растопить ее сердце. Она все так же считала его не более чем другом.
– Как я вам благодарен, – говорил он, – за то, что вы велели мне сегодня приехать! Если бы не вы, я бы, конечно, лишился всякого удовольствия. Ведь я почти решился возвращаться.
– Да, вы были очень сердиты… и я не знаю почему, если только не потому, что вы опоздали и лучшую клубнику съели без вас. Я оказалась для вас более добрым другом, чем вы того заслуживали. Но потом вы покорились. Вы прямо напрашивались на то, чтобы вам приказали приехать.
– Не говорите, что я был сердит, – я просто устал. Жара меня доконала.
– Сегодня еще жарче.
– Только не для меня. Сегодня я чувствую себя просто превосходно.
– Вы чувствуете себя превосходно, потому что вами управляют.
– Кто, вы? О да, согласен!
– Я так и думала, что вы так скажете! Но я-то имела в виду, что вы сами управляете собой. Вчера вы, по неким причинам, вышли из берегов и утратили власть над собой, но сегодня вы вернулись в колею. А так как я не могу постоянно быть рядом с вами, то лучше поверить тому, что ваш характер повинуется вашему же внушению… а не моему.
– Но это ведь то же самое! Я не могу властвовать над собой беспричинно. Вы отдаете мне приказы… не важно, говорите вы или молчите. И вы можете всегда быть со мной. Вы всегда со мной!
– Да, начиная с трех часов вчерашнего дня. Мое постоянное влияние не могло начаться раньше, иначе до этого момента вы бы не были столь не в духе.
– С трех часов вчерашнего дня! По-моему, вы заблуждаетесь. Мы познакомились в феврале.
– Ваша любезность безответна. Но, – добавила она, понижая голос, – кроме нас, никто не разговаривает. Не кажется ли вам, что это слишком – нести чушь для развлечения семерых молчащих людей?