Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
2) «Говорил, будто все меня продали» = «А товарищ продал, падла, и за всё сказал» («Правда ведь, обидно», 1962), «А он назавтра продал всех подряд» («Песня про стукача», 1964), «Христа Иуда продал в тридцать три, / Ну а меня продали в восемнадцать» («На мой на юный возраст не смотри…», 1965), «Ты ж сама по дури продала меня!» («Банька по-черному», 1971), «Продал меня в рабство за ломаный грош» («Песня попугая», 1973), «Если продан ты кому-то / С потрохами ни за грош» («Баллада о вольных стрелках», 1975).
3) «Донимал их блатными аккордами» — прямое указание на автобиографичность главного героя песни (это же касается и слов «будто песни орал»).
Кроме того, в 1972 году на нескольких фонограммах исполнения «Путешествия в прошлое» звучал такой вариант: «И откуда взялось / Столько силы в зубах?!»^1, - явно напомнающий написанную через год песню «Приговоренные к жизни»: «А
С основной идеей «Путешествия» перекликаются набросок к песне «Лечь на дно» (1965): «Ох, как мне худо, ох, нашумел я, / Ох, натворил я, дров наломал\» /1; 442/, - и письмо к И. Кохановскому: «Дел я наделал, Васечек, подумать страшно»302. Точно так же он сожалеет о своих буйствах в концовке «Путешествия»: «Если правда оно — / Ну, хотя бы на треть, — / Остается одно — / Только лечь-помереть». Об этом состоянии Высоцкого подробно писала Марина Влади: «Ты это называл угрызениями совести. Физически ты уже больше не страдал, но тебя мучила совесть. Это иногда было ужасно. Спектакли отменялись, гнев Любимова, безденежье, потерянная или подаренная кому-то одежда, тело, покрытое царапинами и синяками…»303.
Тематически к «Путешествию» примыкает «Зарисовка о Ленинграде»: «В Ленинграде-городе, у Пяти углов, / Получил по морде Саня Соколов. / Пел немузыкально, скандалил. / Ну и, значит, правильно, что дали».
Согласно воспоминаниям С. Говорухина, в январе 1967 года они с Высоцким находились в Ленинграде на озвучании и досъемках фильма «Вертикаль» и однажды, возвращаясь около полуночи из «Ленфильма» в гостиницу «Выборгская», долго не могли поймать такси. А на улице — лютый мороз: «Ног, обутых в полуботиночки, уже не чувствуем. Часа через полтора нас подобрал какой-то грузовик». На следующее утро Высоцкий пришел к Говорухину в номер и сказал: «Слушай»: «В Ленинграде-городе — / Как везде, такси, / Но не остановите — / Даже не проси!» [528] [529] [530] [531] [532] [533] .
528
Говорухин С. Черная кошка. Книга 1. Заметки режиссера. М.: ACT: Зебра Е, 2009. С. 179; Он же. Вертикаль. Место встречи изменить нельзя. М.: Изд-во «Э», 2016. С. 166 — 167.
529
«Пять углов — обиходное название перекрестка, образованного пересечением Загородного проспекта и улиц Ломоносова, Рубинштейна и Разъезжей» (Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энцикл. справочник. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1992. С. 531).
530
Румянцев В. Фрагменты беседы с Людмилой Абрамовой (Ленинград, 11 декабря 1990 г.) // В поисках Высоцкого. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2016. № 24 (июль). С. 104 — 105.
531
Перевозчиков В. Неизвестный Высоцкий. М.: Вагриус, 2005. С. 83 — 86.
532
Макаренков Г. У Пяти углов… // Белорусские страницы-4. Воспоминания. Архивные материалы. Минск, 2001. С. 20–21.
533
Корман Я.И. Владимир Высоцкий: ключ к подтексту. Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. С. 23.
Свою версию написания песни приводит Людмила Абрамова, согласно которой первые наброски к ней появились… в ноябре 1961 года! Вот что она рассказала в одном из интервью (1990): «Мы поехали втроем с Каменноостровского [проспекта] в “Асторию”, потому что в “Астории” жил Костя Худяков… Поехали туда, забрали Костю и поехали втроем на Васильевский остров к кому-то, у кого-то, где можно было хорошо поесть и что-то послушать, и о чем-то поговорить. Короче говоря, мы поехали в гости,
И как раз Володя с ним выяснял, с этим шофером, — что такое “Пять углов”305. В Москве тоже есть какое-то место, где пять углов, — как раз там, где Каретный выходит на Садовое, ближе к Маяковской, вот где-то в районе Оружейной башни, что ли? Какое-то неправильное количество углов тоже есть такое. И вот Володя поэтому с ним выяснял, что, дескать, в Москве Пять углов лучше, чем в Ленинграде. И вот состряпал эту заготовку. И там только и было, что “…у Пяти углов получил по морде Саня Соколов”. И поскольку Володя любил точность, он говорит: “Какого-то Саню Соколова здесь… Может, какой-то знакомый срифмуется…”. Да, и вот насчет такси, которое не остановить, — оно тоже сюда попало. И эта заготовка отлеживалась очень долго. А потом так же долго отлеживались три заготовки, из которых Володя всё старался скомпоновать одну песню <.. > Что это было? “Я попал в этот пыльный, прокуренный город без людей”, “Дайте собакам мяса” и первые, по-моему, восемь строчек “Гололед”. И он всё хотел вот это “в один скелет” свинтить, а оно не получа-лось…»306
Когда-то автор этих строк предположил, что прототипом главного героя «Зарисовки о Ленинграде» являются либо тренер по самбо Александр Соколов307, либо боксер Владимир Соколов308, с которыми поэт был знаком3°9. Но, как выяснилось из рассказа Абрамовой, в песне фигурирует незнакомый Высоцкому человек, названный им «какой-то Саня Соколов» (а за основу сюжета взят случай с будущим актером и режиссером Константином Худяковым в 1961 году), но ставший фактически авторской маской, поскольку он очень близок лирическому герою Высоцкого из «Путешествия в прошлое». Вот как в «Путешествии» реализованы слова «пел немузыкально, скандалил»: «А наутро я встал — мне давай сообщать, / Что хозяйку ругал, всех хотел застращать, / Будто голым скакал, будто песни орал, / А отец, говорил, у меня — генерал! / А потом рвал рубаху и бил себя в грудь, / Говорил, будто все меня продали, / И гостям, говорят, не давал продыхнуть — / Донимал их блатными аккордами».
Причем все это ему рассказали наутро. Таким образом, события подаются с официальной точки зрения, а не так, как на это смотрит сам герой (отсюда — слово «будто»). То же самое — в «Зарисовке о Ленинграде»: «Пел немузыкально, скандалил. / Ну и, значит, правильно, что дали».
Здесь явно прослеживается авторская ирония. Чужое слово — негативная информация о герое (равно как и фрагмент про «тишь и благодать») — в форме несобственно-прямой речи входят в рассказ автора-повествователя, стоящего на стороне героя, — хотя бы потому, что он называет его по-дружески Саня.
Кстати, в черновиках песни после первой строфы, где речь идет о Сане Соколове, который «пел немузыкально, скандалил», лирический герой то же самое говорит о себе: «Лезу в забияки я не из-за молвы!» /2; 339/. Процитируем в этой связи посвящение «Юрию Яковлеву к 50-летию» (1978): «Все Яковлевы — вечно забияки: / Еще в войну повелевали “ЯКи” / И истребляли в воздухе врага». А если вспомнить, что лирический герой сам выступал в образе «“ЯКа”-истребителя» в песне 1968 года, то становится очевидной автобиографичность и этого персонажа: говоря об актере Юрии Яковлеве, поэт имеет в виду себя.
Итак, лирический герой пел свои песни, которые шли вразрез с канонами советского искусства, его за это избили и вдобавок ко всему еще оклеветали: «пел немузыкально, скандалил».
Каждая строфа в «Зарисовке» начинается со слов «В Ленинграде-городе». Можно предположить, что Ленинград здесь является олицетворением Советского Союза, так же как и в одном стихотворении 1979 года, где речь формально ведется от лица Михаила Шемякина: «Я свой Санкт-Петербург не променяю / На вкупе всё, хоть он и Ленинград» /5; 210/. А поскольку в произведениях Высоцкого друг лирического героя наделяется чертами самого героя, возникает перекличка со стихотворением «Я тут подвиг совершил…» (1967): «Ни за какие иены / Я не отдам свои гены, / Ни за какие хоромы / Не уступлю хромососы» (АР-11-126) = «Я свой Санкт-Петербург не променяю / На вкупе всё…».