Эрагон.Наследие
Шрифт:
— А у вас с Сапфирой как шли дела в последние несколько месяцев?
— Да, нормально.
— Что еще интересного произошло с тех пор, как ты написал мне письмо?
Эрагон на минуту задумался, затем кратко сообщил Арье о покушениях на Насуаду, о восстании на севере и на юге, о рождении дочери у Рорана и Катрины, о получении Рораном титула графа и о том, сколько сокровищ им удалось раскопать в разрушенной цитадели. В самую последнюю очередь он рассказал о том, как они с Сапфирой летали в Карвахолл и на могилу Брома.
Пока он ей все это рассказывал, Сапфира и Фирнен начали кружить,
«Я хочу испытать его», — заявила ему Сапфира и шлепнула хвостом по земле, заставив Фирнена остановиться.
«Испытать? Но как? Зачем?»
«Чтобы выяснить, есть ли у него железо в костях и огонь внутри! Чтобы узнать, подойдет ли он мне!»
«Ты уверена?» — спросил Эрагон, уже догадываясь, к чему она клонит.
Сапфира снова стеганула хвостом по земле, и он почувствовал ее решимость и силу ее желания.
«Я все о нем знаю — все, кроме этого. И потом, — она изобразила нечто вроде веселой усмешки, — драконы ведь не на всю жизнь браки заключают!»
«Ну, хорошо… Но будь осторожна».
Он едва успел договорить, когда Сапфира ринулась вперед и укусила Фирнена за левый бок — да так, что потекла кровь. Фирнен оскалился, отскочил назад и зарычал. Казалось, он не чувствует в себе должной уверенности.
«Сапфира!» — И Эрагон, страшно огорченный, повернулся к Арье, собираясь извиниться.
Но Арья огорченной вовсе не казалась. А Фирнену, как и Эрагону, она мысленно сказала:
«Если ты хочешь, чтобы она тебя уважала, ты должен в ответ тоже ее укусить».
И она, приподняв бровь, насмешливо посмотрела на Эрагона. Он ответил ей осторожной улыбкой, поняв, в чем дело.
Фирнен оглянулся на Арью, явно колеблясь, и снова отпрыгнул, ибо Сапфира в очередной раз больно его цапнула. А потом он вдруг взревел, расправил крылья, словно желая казаться больше, и, бросившись на Сапфиру, тоже укусил ее за заднюю лапу, пронзив зубами чешуйчатую шкуру.
Разумеется, для Сапфиры такой укус — сущий пустяк.
И оба дракона вновь принялись кружить, рыча и подвывая все громче и громче. Затем Фирнен снова прыгнул и прижал шею Сапфиры к земле. Он некоторое время подержал ее в таком положении, игриво покусывая за затылок, а потом Сапфира вырвалась, хотя сопротивлялась она отнюдь не так яростно, как можно было бы ожидать. И Эрагон догадывался, что она сама позволила Фирнену поймать ее, поскольку в обычной ситуации даже Торн вряд ли сумел бы это сделать.
— Как-то странно эти драконы ухаживают друг за другом, — заметил Эрагон. — Нежности у них маловато.
— А ты бы хотел, чтобы они нашептывали друг другу на ушко стихи и целовались?
— Да нет…
Одним движением Сапфира отшвырнула от себя Фирнена и слегка попятилась. Потом взревела и стала скрести землю когтями передних лап, и тогда Фирнен, подняв голову к небесам, выпустил из пасти трепещущий язык зеленого огня в два раза длиннее его собственного тела.
— Ого! — воскликнула Арья с явным удовлетворением.
— Что?
— Да он же впервые выдохнул пламя!
Сапфира тоже выдохнула длинную ленту огня — Эрагон чувствовал его жар даже на расстоянии пятидесяти футов, — а затем подпрыгнула и взвилась в небо, стрелой поднимаясь все выше и выше. Фирнен последовал за ней.
Эрагон стоял рядом с Арьей и смотрел, как два сверкающих дракона взмывают в небеса, описывая спирали и выпуская из пасти языки пламени. Это было впечатляющее зрелище: дикое, прекрасное, немного пугающее. Эрагон наконец понял, что стал свидетелем древнего естественного ритуала, одного из тех, которые подсказывает сама природа, без которого земля опустела бы и умерла.
Его мысленная связь с Сапфирой стала совсем слабой, поскольку расстояние между ними все увеличивалось, но он по-прежнему чувствовал жар ее страсти, который заслонял все прочие ее мысли. Ею руководила теперь лишь та инстинктивная потребность, которой подвластны все живые существа, даже эльфы.
Драконы вскоре превратились в две сверкающие звездочки, вращавшиеся друг вокруг друга в безбрежном просторе небес. Но хоть они и были очень далеко, Эрагон все еще воспринимал отдельные мысли и ощущения Сапфиры. Несмотря на то что Элдунари не раз делились с ним своими любовными воспоминаниями, он не сумел все же скрыть смущения: щеки у него разгорелись, кончики ушей стали багровыми, а на Арью он и вовсе смотреть не мог.
Она тоже, по всей видимости, находилась под воздействием тех чувств, которыми были охвачены драконы, хотя и реагировала на это иначе. Она смотрела вслед Сапфире и Фирнену со слабой улыбкой, и глаза ее сияли ярче, чем обычно, словно это зрелище наполняло ее гордостью и счастьем.
Эрагон вздохнул, присел на корточки и принялся рисовать что-то на земле стебельком травы.
— Ну, много времени это не заняло, — сказал он.
— Нет, не заняло, — эхом откликнулась Арья.
Он продолжал рисовать, а она по-прежнему стояла возле него, и оба молчали. И вокруг тоже стояла полная тишина, если не считать легкого шелеста ветерка.
Наконец Эрагон осмелился поднять на Арью глаза, и она показалась ему еще красивей, чем прежде. Но он сейчас видел в ней не только прекрасную женщину, но и надежного друга и союзника, который спас его от Дурзы, сражался с ним бок о бок в бесчисленных битвах, вместе с ним терпел страшные пытки в тюрьме Драс-Леоны, сразил копьем Даутхдаэрт огромного черного дракона Шрюкна.
Он как-то сразу вспомнил все, что Арья рассказывала ему о своем детстве и юности в Эллесмере, о сложных взаимоотношениях с матерью и о тех причинах, которые заставили ее покинуть Дю Вельденварден и стать послом эльфов. Он вспомнил о той боли и обидах, которые ей пришлось терпеть — отчасти по вине ее матери, а отчасти в связи с тем, что она оказалась как бы в изоляции среди людей и гномов. Вспомнил о вечном ее одиночестве, которое стало еще мучительней с тех пор, как она потеряла Фаолина, а потом угодила в лапы к Дурзе, который пытал ее в темницах Гилида.