Эрагон.Наследие
Шрифт:
— Не музыка, а Эльва.
Эрагон удивленно наклонил голову набок:
— Как это?
Странная полуулыбка скользнула по губам Насуады.
— После моего пленения в Урубаене… после всего того, что мне довелось перенести… после всего, что я потеряла… после покушений на мою жизнь — после всего этого мир для меня, казалось, утратил свои краски. Я сама себя не чувствовала. И ничто не могло прогнать печаль из моей души.
— Я тоже все время думал об этом, — сказал Эрагон, — но не знал, что сказать или сделать, чтобы помочь тебе.
— Ничего. Ничего ты не смог бы ни сказать, ни сделать — ничто бы не помогло, и я могла бы годами пребывать в таком состоянии, если бы не Эльва. Она сказала мне… то, что мне так необходимо было услышать. Во всяком случае, сама я так думаю.
Эрагон нахмурился и оглянулся на дверь, за которой по-прежнему сидела Эльва, занятая вышиванием. Несмотря на все, что им довелось пережить вместе, он по-прежнему не мог себя заставить полностью доверять ей, вот и сейчас тоже опасался, что Эльва манипулирует Насуадой в каких-то своих эгоистических целях.
Насуада коснулась его плеча.
— Не тревожься обо мне, Эрагон. Я слишком хорошо себя знаю. Вряд ли Эльва сможет нарушить мое душевное равновесие, даже если ей этого действительно захочется. Даже Гальбаториксу не удалось сломить меня, так неужели ты думаешь, что это удастся ей?
Он мрачно посмотрел прямо на нее и сказал:
— Да, она, пожалуй, может в этом и преуспеть.
Насуада снова улыбнулась:
— Мне приятна твоя забота, но в данном случае твои тревоги лишены оснований. Позволь же мне насладиться нынешним хорошим настроением, а свои подозрения ты выскажешь мне позже.
— Хорошо. — И, несколько расслабившись, Эрагон сказал: — Я рад, что ты лучше чувствуешь себя.
— Спасибо. Так и должно было случиться. Кстати, Сапфира и Фирнен по-прежнему воркуют, как птички? Я что-то их больше не слышу.
— Воркуют. Только они сейчас где-то высоко, над этим утесом. — И щеки Эрагона слегка вспыхнули, поскольку он невольно коснулся мыслей Сапфиры.
— Ясно. — Насуада оперлась о каменную балюстраду, украшенную резьбой в виде цветущих ирисов. — Итак, зачем ты хотел со мной встретиться? Ты пришел к какому-то решению относительно моего предложения?
— Пришел.
— Прекрасно. Тогда уже можно приступать к конкретным планам. Я…
— Мы решили твоего предложения не принимать.
— Что? — Насуада с недоверием уставилась на него. — Но почему? Кому же еще я могла бы поручить такое дело?
— Этого я не знаю, — мягко сказал он. — Этот вопрос вам с Оррином придется решать самим.
Насуада подняла брови.
— И ты не поможешь нам даже выбрать подходящего человека? И ты еще хочешь, чтобы я поверила, будто ты подчиняешься только моим приказам?
— Ты все поняла совершенно неправильно, — сказал Эрагон. — Я не хочу ни возглавлять магов, ни следить за ними, ни присоединяться к ним.
Насуада некоторое время внимательно на него смотрела, затем подошла к стеклянным дверям и плотно их прикрыла, чтобы Эльва, Фарика и кот-оборотень не подслушивали. Вернувшись к Эрагону, она сказала:
— Эрагон, о чем ты только думаешь! Ты же должен понимать, что, так или иначе, к кому-то тебе присоединяться придется. Все маги, которые служат мне, должны это сделать. Тут не может быть исключений. Ни одного! Я не могу допустить, чтобы люди думали, будто у меня есть фавориты. Это вскоре посеяло бы раздоры — особенно в рядах магов, — а именно этого я меньше всего и хочу. Пока ты являешься моим подданным, ты должен подчиняться законам нашего королевства. Или, может быть, мой авторитет для тебя ничего нe значит?По-моему, я не должна даже говорить с тобой об этом!
— Не Должна. Я и сам прекрасно это понимаю. Именно поэтому мы с Сапфирой и решили покинуть Алагейзию.
Насуада схватилась за перила так, словно боялась, что не устоит на ногах. Какое-то время оба молчали, было слышно лишь!, как плещется вода в фонтане.
— Я что-то не понимаю…
И Эрагон в очередной раз, как это было и с Арьей, изложил все доводы в пользу того, почему драконы, а значит, и он с Сапфирой, не могут оставаться в Алагейзии. А под конец сказал:
— Мне никогда не нравилось общество магов. Я все равно не смог бы руководить ими. У нас с Сапфирой другая обязанность: выращивать драконов и воспитывать Всадников. Это должно стать первоочередной нашей задачей. Даже если бы у меня было время, я все равно не смог бы, будучи предводителем Всадников, по-прежнему подчиняться тебе. Да, и остальные народы Алагейзии никогда бы с этим не смирились. Несмотря на решение Арьи стать королевой, члены ордена Всадников должны оставаться по возможности беспристрастными. А если и мыначнем игру в фаворитов, это попросту разрушит Алагейзию. Единственный вариант, при котором я, возможно, согласился бы принять предлагаемый тобою пост — если в объединение магов войдут представители всех рас, даже ургалов. Но это вряд ли произойдет. И потом, вопрос о сохранности драконьих яиц и Элдунари по-прежнему останется открытым.
Насуада нахмурилась.
— Тебе вряд ли удастся убедить меня в том, что ты при всей своей силе и могуществе не сможешь защитить молодых драконов, оставаясь здесь, в Алагейзии.
— Может быть, я и смог бы, но нельзя полагаться только на магию. Чтобы действительно обеспечить безопасность драконов, нужны чисто физические преграды — крепостные стены, рвы с водой и такие крутые и высокие утесы, на которые не взберется ни человек, ни эльф, ни гном, ни ургал. Однако еще важнее та безопасность, которую дает расстояние. Я должен сделать так, чтобы добраться до нас было настолько трудно, что тяготы подобного пути обескуражили бы любого, даже самого решительного врага, и ему расхотелось бы предпринимать подобные попытки. Допустим, я готов признать, что мог бы защитить драконов. Но как решить другую проблему? Как удержать драконов от охоты на стада? На наш скот? На фельдуностов, которых разводят гномы? Ты бы хотела без конца объясняться с Ориком по поводу регулярного истребления его фельдуностов? Или, может, тебе приятно было бы успокаивать разъяренных фермеров, потерявших свой скот? Нет, мы должны покинуть Алагейзию. Это единственно возможное решение.
Эрагон помолчал, глядя на струи фонтана, потом прибавил:
— Даже если бы в Алагейзии и нашлось место для драконьих яиц и Элдунари, все равно было бы неправильно, если бы я здесь остался.
— Это еще почему?
Он покачал головой:
— Ты же знаешь ответ не хуже меня! Я стал слишкоммогущественным. Пока я здесь, твой авторитет — как и авторитет Арьи, Орика и Оррина — всегда будет подвергаться сомнениям. Если бы я пожелал, если бы я напрямую к ним обратился, большая часть жителей Сурды, Тирма и твоего королевства последовали бы за мной. А если мне еще и Элдунари будут помогать, тогда мне и вовсе никто противостоять не сможет, даже Муртаг или Арья.
— Но ты же не пойдешь против нас! Ты же совсем не такой!
— Нет? За все те годы, что мне суждено прожить — а я ведь могу прожить очень-очень долго, — многое может перемениться. Ты можешь поручиться, что я никогда не захочу вмешаться в дела Алагейзии?
— Если ты и вмешаешься, то, не сомневаюсь, по какой-то серьезной причине, и мы еще будем благодарны тебе за это…
— Будете ли? Нет, я и тогда, несомненно, буду считать, что действую в высшей степени правильно и справедливо. Но ведь это ловушка, не правда ли? И ловушка заключается как раз в той уверенности, что я, а не кто иной, все знаю лучше всех, ибо в моих руках невероятная сила и власть, а потому именно я имею полное право действовать так, как сам захочу. — И Эрагон, вспоминая давние слова самой Насуады, сказал: — Помнишь: «ради благополучия большинства»? Если я ошибусь, кто сможет остановить меня? И тогда я, вполне вероятно, стану очередным Гальбаториксом, несмотря на свои самые лучшие устремления. Положение дел таково, что мое могущество заставляетлюдей соглашаться со мной. Я уже не раз видел это, занимаясь различными делами по всей Империи. Если бы ты оказалась в моем положении, смогла бы ты сопротивляться искушению постоянно во все вмешиваться, указывать, как лучше поступить? Мое присутствие здесь нарушает порядок вещей, Насуада. И если я хочу избежать той участи, которая мне ненавистна, я должен покинуть Алагейзию.