Ещё не вечер, господа!
Шрифт:
– Все мы догадливы задним умом. Мне бы поглядеть в деле по убийству вашего мужа протокол осмотра тела. Там был перечень изъятых у него вещей.
– Все вещи мне отдали, когда я забирала тело. Ключей от амбара там точно не было. Я хорошо помню, что один ключ старинный увесистый, такие часто в музеях показывают. А два ключа обычных и все на одной связке, блестящем кольце из толстой проволоки.
– С вами не заскучаешь. Прошу вас поехать со мной на встречу с художником, помогите нарисовать портрет Моравецкого.
– Для чего?
– Хотим перефотографировать, размножить, раздать
– Может вместо портрета подойдет фотография? У меня имеется групповой снимок, где Моравецкий, мой муж и еще два человека сфотографированы.
– Можно посмотреть? – спросил Очкасов, и Аганина пошла за альбомом.
Фотография представляла собой изображение всех четырех лиц, сделанная на профессиональном уровне. Формат карточки большой и лица получились выразительными.
– Тогда так, вы остаетесь дома, закрываетесь на все замки и сидите тихо ни на что не реагируете. Не открывайте даже дворнику.
– Почему дворнику нельзя? Он заходит иногда за какой-нибудь мелочью.
– Я вам потом объясню. Не прощаюсь, вернусь через пару часов. Фото беру с собой, естественно, с возвратом.
Дворник по-прежнему находился у ворот и при появлении Очкасова продолжил сверлить его взглядом бесцветных глаз.
Неустроев обрадовался неожиданной находке и послал художника переснимать лик Моравецкого. После его ухода Очкасов поведал про амбар, выкупленный еще живым Гизингером.
– Значит документы о покупке у Зинаиды, а ключи скорее всего у Моравецкого.
– Еще не все. Кронид Нифонтович.
– От твоих новостей я уже лишился сна. Ты не только способный, ты еще и везучий. Сказывай свою новость.
– Не новость у меня, сущая догадка. Даже не догадка, а обычное подозрение.
– Говори быстрее, не тяни кота…
– Дворник в доме Аганиной смотрит на меня так, будто хочет раздеть до гола. Может он тюремщик бывший?
– Спросим у Мануйлова, он и его люди почитай всех дворников в городе знают.
Андрей Каримович хотел позвать двух своих сотрудников, ответственных за жилой сектор, где расположен дом Аганиной, но в досягаемости оказался лишь один филер. Второй был занят и находился на выезде.
– Верно, Андрей Каримович, этот дворник мужик странный. Завсегда нам рад и зовет к себе в коморку. Чаем поит и рюмку готов налить. Но толку от него никогда не было. Все у него хорошо, да ладно. Говорит много, а в отчете писать нечего.
– Чем могу, – извиняющимся тоном заключил Мануйлов.
– Попрошу тебя, Андрей Каримович, изыщи возможность, поставь скрытый пост у дома Аганиной.
– Что-нибудь придумаю, может напротив какое окно сыщется.
– А как сумеете уйти от недремлющего ока дворника? – спросил Очкасов.
– Очень просто. Один к нему в гости пойдет, а двое найдут место для наблюдения.
– Предупреди своих, что к вечеру к ней заглянет Очкасов.
От Мануйлова заехали в фотолабораторию, забрали карточку для Аганиной и разъехались. Тираж копий еще не успели изготовить.
Глава восьмая
После дневного напряга у Неустроева еще хватило сил ехать вечерним поездом в столицу.
– Главное, – он напутствовал
– Езжайте спокойно, обещаю дождаться без лишних вмешательств со своей стороны. Только пусть Мануйлов фотки в лаборатории заберет.
Как бывает в подобных случаях, в отсутствие Неустроева прямо с утра посыпались новости. Скрытый пост по адресу Аганиной зафиксировал несколько попыток дворника достучаться до Зинаиды. Но та следовала рекомендациям Очкасова и дворнику не отворила. Сразу после полуночи двое неизвестных втащили в каморку дворника тяжелый мешок, тяжелый настолько, что несли его в четыре руки, сгибаясь под тяжестью. Осведомитель службы Мануйлова по кличке «Титов» по месту своего проживания: Петровский посад, дом 19; видел, как человек с фотографии входил вместе с неизвестной женщиной в дом номер 17.
Первая реакция Очкасова сводилась к немедленному обыску в каморке дворника и к проведению облавы в Петровском посаде, доме номер 17. Но ума хватило прежде посоветоваться с Ломакиным.
– Ты, Сергей, видимо забыл простую истину. Любая информация, добытая скрытым путем, должна прежде осмыслиться.
– Значит сидеть и ничего не делать? – взвился Очкасов.
– Как не делать? Ждать!
Очкасов весь день и ночь провел в конторе. Предупредил Мануйлова, мало ли чего.
Неустроев вернулся в Псков утренним поездом и сразу помчался в контору. Выслушал доклад Очкасова и остался невозмутимым.
– Сергей, бери свою тетрадь и делай в ней пометки. В нашей головной конторе меня озаботили новыми веяниями в противостоянии с немцами, а может и с британцами тоже.
Неустроев открыл свои записи, долго вчитывался в них, потом поглядел на Очкасова и начал говорить:
– Наше руководство считает, что Департамент полиции принятыми мерами сумел добиться разложения «Боевой организации социал-революционеров». Вместе с тем считается, что за десять лет, начиная с 1901 года, деятельность боевой организации (БО) сильно осложняла внутреннюю обстановку в Российской империи. На счету БО 263 террористических акта, из них 33 покушения на жизни генерал-губернаторов и их заместителей, покушения на 16 градоначальников, 7 адмиралов и генералов. Ими уничтожено 26 агентов Департамента полиции. Возвращаясь к событиям 1905 года, наше руководство напоминает о попытках боевиков предпринять усилия по вооружению той части народа, которая недовольна существующих государственным устройством. По чистой случайности не дошел до конечного пункта пароход «Джон Графтон», доверху забитый оружием, купленным на деньги американцев. Вмешался случай построить воздухоплавательное средство для бомбометания. Напоминают, что изобретения Сергея Ивановича Бухало все-таки нашло применение у немцев. Противник не намерен отказываться, от практики политических убийств. Готовы по образцу и подобию создавать аналогичные структуры на нелегальной основе. Противник уверен, что вооружение народа произойдет за счет военной мобилизации широких слоев.