Ещё один плод познания. Часть 2

Манфиш Алекс

– Натали... а кто же они были, эти погибшие?..

– Знаете, - сказала на это Симоне, - и я, и комиссар Менар... мы предвидели возможность того, что вы об этом спросите. Я расскажу Луиза; вы спросили - я расскажу.

И Луиза подумала: возможно, они хотели, чтобы встреча эта была только с ней одной - не только без детей, но и без Андре, - именно для того, чтобы вопрос этот мог быть задан. Для того, чтобы дать ей - если она решится, - возможность спросить это... В душе её что-то испуганно сжалось; но вопрос уже успел прозвучать...

И она узнала о том, что трое из пяти, включая вожака, чуть ли не с подростковой поры бывали судимы за агрессивные и противозаконные действия, и их последующая криминальная, включающая тяжкие преступления карьера закономерно вытекала из характеров и склонностей. Но пенсионер, изображавший рыбака, до зрелых лет ни в чём особенно тяжёлом замешан

не был. Но он влетел в долги, которые не был в состоянии отдать, и был поставлен перед выбором - или умереть, или сотрудничать со звеном террористической группировки, выполняя поручения, суть которых ему вряд ли была полностью ясна... Женщина же, звонившая якобы с телеканала... Луиза вздрогнула при упоминании о ней, о той, что игриво и симпатично сооружала ловушку, готовя смерть всей семье, всем четверым... и мечтательной, тревожно-отзывчивой Жюстин, и доверчивому, весёлому малышу Пьеру... Этой женщине было только двадцать восемь лет, и история её жизни стала известна полиции благодаря написанному ей самой - видимо, именно на случай преждевременной гибели, - повествованию в файле флеш-накопителя, найденного совершавшими обыск в её квартире. Она была дочерью гулявшей и пившей матери-одиночки, отца не знала; лет в девять она была отобрана социальной службой у матери, которую лишили родительских прав, и отправлена в государственный интернат, где преобладали запущенные дети, в том числе из полукриминальных семей. Когда ей исполнилось уже двенадцать, её - видно, не на счастье своё, а на беду, замечательно красивую, - однажды в начале лета, перед окончанием учебного года, неожиданно пригласил на "вечеринку" в свою комнату восемнадцатилетний ученик выпускного класса, который ей давно нравился "издали", при том, что она с ним фактически и знакома-то не была... Подпоив девочку чем-то усыпляющим, он и несколько его приятелей растлили её, полуспящую, - грубо, издевательски, с хохотом, друг у друга на глазах; когда же она очнулась и осознала, ЧТО с ней сделали, - пригрозили: "Только заикнись! Мы всё на плёночку схватили - если что, вся школа узнает!.." Эти насильники через несколько дней покинули интернат навсегда; и она даже не знала их фамилий, да и имён тоже - знала лишь как звали главного, того, кто пригласил. Да и откуда было бы ей знать имена и фамилии, если старшие жили в отдельном корпусе для выпускных классов... В памяти удержались лишь имя главаря, ещё одно брошенное мимоходом, и - два прозвища... И ещё - их лица, и то, что всего их было шестеро...

Она никому не сказала о произошедшем - и из страха, и из стыда. И не обратилась в медпункт, хотя некоторое время чувствовала боли, порой становившиеся довольно сильными... Она перетерпела; боли улеглись; но лет через шесть после этого она, обследуясь у врача, узнала, что никогда не сможет иметь детей в результате некоей давнишней травмы... Врачу, разумеется, было невдомёк, когда и почему была она травмирована и кто виновен в этом. Но сама она поняла: роковое повреждение ей нанесли те самые насильники в ходе садистской сексуальной вечеринки.

Девочка - Натали Симоне называла её вымышленным именем Клэр, - сумела пережить случившееся, сохранить всё в тайне. У неё оказалась незаурядная сила воли, она, решив когда-нибудь отомстить и понимая - для мести нужны деньги и положение, - заставила себя усердно учиться. Очень способная, она сумела перейти в старших классах в более престижный интернат, где учебная программа была посильнее и откуда можно было надеяться, окончив школу, поступить в высшее учебное заведение. Надежды её сбылись: она поступила в институт - правда, провинциальный и второстепенный по статусу, - и начала учиться на программистку, зарабатывая себе на учёбу то официанткой в ночных барах, то... возможно, о некоторых источниках заработка она умалчивала в своих записях... Будучи на втором курсе, она, ставшая ещё красивее, чем в двенадцать лет, приглянулась в баре одному зашедшему туда довольно крупному дельцу, занимавшемуся контрабандой оружия. Он сделал Клэр своей любовницей, стал оплачивать её учёбу и постепенно приобщать её к своей криминальной деятельности. Она, благодаря знаниям компьютерных технологий и интеллекту, превосходно овладела многими навыками, нужными для взлома программ, а к тому же, обладая хитростью и врождённым артистизмом, умела располагать к себе людей - не только с помощью внешности, но и ведя иной раз телефонные переговоры. И она стала, таким образом, очень полезной в той преступной среде, в которую - увы, необратимо и окончательно, - вступила...

Она успела получить диплом программистки, буквально же через два месяца после этого её покровитель и любовник попался и сел на пятнадцать лет по нескольким статьям, одна из которых - участие в организации убийства. Под судом оказались и сообщники, включая Клэр; она отделалась условным сроком, но судимость сделала практически невозможной для неё в ближайшее время легальную работу по специальности и ещё глубже затянула её в мир криминала. К тому же, лишившись того, кто, пусть не бескорыстно, поддерживал её и давал ей некий статус, она оказалась зависимой сразу от нескольких главарей, её стали использовать на самых разных "участках" и определять в подчинение то одному, то другому из вожаков... Вплоть до работы в этом звене, погибшем на островке в лесу...

Отомстить тем, кто растлил её, двенадцатилетнюю, Клэр не успела. Правда, ей всё-таки удалось ещё года три назад взломать файл, содержавший списки выпускников того года, с адресами родителей - если они, эти родители, были и с ними поддерживалась связь, - но, к её крайнему разочарованию, без фотографий. Главного из тех полурастлителей-полунасильников она опознала; но не было никаких семейных зацепок, которые могли бы навести на его след, - он числился круглым сиротой... А остальные пятеро... их было очень трудно определить хотя бы предположительно: прозвища не давали ничего, а второе прозвучавшее имя было - как будто ей назло, - Жан. А в той параллели было десять классов и около ста пятидесяти ребят, и из них Жанами в том или ином варианте - Жан-Батист, Жан-Мишель, Жан-Поль и ещё по-разному, - были более двадцати человек. Часть их причём проживала довольно далеко: интернат был огромный, туда поступали "социальные случаи" из разных департаментов... Чтобы найти хотя бы этого Жана, не говоря уже об ещё четверых обидчиках, нужно было длительное расследование; провести его своими силами, в одиночку, у Клэр не было возможности... Правда, некоторые ниточки она, судя по её записям, сумела нащупать, но - полтора месяца назад погибла в сарае на островке, и таким образом над теми, кто когда-то разрушил её жизнь, уже никто сознательно не свершит земную кару...

– Сознательно не свершит, - повторила Луиза слова собеседницы.
– Вы имеете в виду - их может настичь расплата, но только...
– "волей Промысла", хотела она сказать, но остановилась: мне нельзя это говорить, подумалось ей, я жена и сообщница того, кто убил... "Клэр"...
–

Натали Симоне глянула на неё сочувственно и в то же время испытующе...

– Только такая, которую они сами не смогут связать с тем, что сделали? Не очевидное возмездие, а тот или иной запущенный в мир - запущенный, может быть, кем-то не знакомым никому из них, - снаряд, несущий зло?.. Вы это имеете в виду?..

– Да... пожалуй...
– ответила Луиза. "Снаряды зла"? Или "стрелы"? Тот же образ, что и у этого эссеиста... Она взглянула на тёмно-синюю книжку в мягкой обложке рядом с телефоном... А эта "Клэр"... разбитый когда-то кувшин, окаменевший и всё-таки расколотый... Расколотый, ибо в каменный панцирь облёкся и тот, кого хотела она погубить... вместе с близкими, с нами... "А мы с тобой полностью окаменеть не сможем, - сказал Андре больше месяца назад, прочитав про камни и кувшины, - мы так и будем то и дело колотиться изнутри об этот панцирь..." И не выдержал, позвонил Мишелю Рамбо; и тот, кажется, был захвачен этой мыслью...

– Может быть, - промолвила она вслух, - эта девушка... эта "Клэр"... может быть, в ней пылала жажда мести не только за себя, но и за тех своих... вернее, за материнство, отнятое у неё... и поэтому не чувствовала жалости к тем детям, которые рождены не ею...
– Она достала сигарету.
– Ничего, если я?..

– Пожалуйста, Луиза.
– Симоне взяла с подоконника и придвинула к ней перламутровую ракушку-пепельницу.
– Судя по её записям, она ненавидела очень многое: не только тех, кому повезло больше, чем ей, но и весь общественный уклад. И пребывала в поисках некоей идеологии, которая оправдывала бы эту ненависть. Читала известных анархистов, мечтала об уничтожении традиционного уклада во имя тех возможностей, которые это даст "сильным личностям"... Подобные ей, к сожалению, не раз испепеляли себя на ниве терроризма, считая, что их дело - разрушать, а не созидать...

Луиза хотела было зажечь длинную тонкую сигарету с золотистым ободком, но остановилась, припоминая что-то.

– Разрушать, а не созидать... Пятеро, меж ними - молодая женщина... Знаете, что мне вспомнилось? Пятеро казнённых - знаете эту историю, - за убийство Александра 3-го... Там тоже была девушка или женщина примерно тех же лет... София... она ещё была, кажется, математик... По ассоциации всплыло, мы на том мосту гуляли, когда ездили с детьми в Париж... в тот самый день, Натали, когда вы приходили потом, вечером... Они ведь тоже были анархистами, кажется?..