Ещё слышны их крики
Шрифт:
– Ну… ты подсказала более подходящую формулировку. Переоцененная другими, обесцененная мной.
– В таком случае, ты настроен на никчемную любовь. На любовь, в которой есть место предательству, изменам, может быть и насилию, не так ли? Если ты считаешь это чем-то примитивным и мелочным?
– Знаешь, Кристина, – ответил Свен уверенно, – ты должна понимать, что мужчины и женщины по-разному смотрят на такие вещи. И, разумеется, ждут от них совершенно разных плодов. То, что я считаю любовь примитивной штукой, вовсе не означает, что я способен на насилие или на измену.
Кристина резко повернулась и посмотрела в его глаза с тоской, как показалось Свену, даже с большой долей наигранной тоски.
– Означает, – тихо сказала
Одетая в короткие шорты красного цвета, по-домашнему гармонировавшие с теплым серым свитером, она обогнула край стола, при этом круто вильнув загорелыми бедрами перед самым лицом Свена. Он обернулся и проводил ее взглядом до дальнего стеллажа, за которым была дверь в туалет. И вновь во всей полноте он ощутил это чувство, которое заставляло его стыдиться. Назойливое чувство нежности. Он вновь попытался представить, как срывает с нее этот свитер, как зубами разрывает эти шорты, как покрывает ее тело звериными поцелуями, а потом со зверской яростью трахает ее до изнеможения на этом самом столе. Он прекрасно знал, что женщинам это нравится. Знал, что в этом нет ничего позорного или унизительного. Но ничего не получалось. Вернее, получалось, но в душе оставался какой-то грязный осадок, словно он еще далек до этого уровня доверия именно в случае с этой девушкой. Вместо этого он понимал, что сейчас ему куда сильнее хочется просто обнять ее и сказать что-то доброе, ласковое. Понимал и гнал эти мысли прочь, поскольку в его нетвердом разуме нежность представлялась исключительно проявлением слабости и никак иначе. Нет, сильный мужчина ни в коем случае не должен доходить до такой степени сентиментальности! При этом Свен отказывался понимать, что его манера поведения никак не вяжется с понятием силы. Он не хотел понимать, что его бесконечное нытье компрометирует его куда больше, чем невозможность проявить нежность. Он не хотел понимать (и действительно не понимал), что ведет себя совершенно абсурдно, представляя на обозрение девушки внутренний мир подростка, но никак не мужчины, и при этом продолжая оставаться в полном неведении о мире ее.
Когда Кристина вернулась и села на прежнее место, Свену показалось, что она огорчена и словно не настроена на продолжение беседы.
– Все в порядке? – спросил парень.
– Разумеется, – ответила Кристина, улыбнулась и взяла свой бокал. – Я выпью за высокую любовь, а ты как хочешь, – сказала она без усмешки. – Можешь выпить за свою никчемную и мелочную любовь. Можешь пить за что угодно.
– Я не хотел тебя оскорбить своими суждениями, – ответил парень. – Я даже не знаю…
Кристина сделала два больших глотка и поморщилась.
– О каком оскорблении ты говоришь? Все в порядке. Мы же просто болтаем, делимся размышлениями, вот и все.
– Ты сама хотела откровенного разговора.
– Да, откровения могут действовать по-разному.
Свен находил в перемене девушки и усладу, и горечь. Он понимал, что его рассказы задели ее тем, что он просто не оправдывал ее надежд. Он полагал, нынешнее огорчение Кристины кроется именно в понимании, что Свен не сможет дать ей то, что она ищет. И вместе с радостью от подтверждения своих догадок насчет ее влюбленности, он испытывал тревогу от возможности ее мгновенного отчуждения. Он вдруг представил, как прямо сейчас она просит его встать и навсегда уйти, и впервые тот самый приступ паники начал подступать к нему в ее непосредственном обществе. Нет, он не мог потерять ее, просто не мог. Она должна быть в его жизни, любой ценой. Творческий участок мозга получил сигнал тревоги и подсказал Свену идею, которая показалась ему весьма подходящей.
– Кристина, пойми, я своими глазами видел во что превратилась эта горячая и возвышенная любовь. Я видел на примере своих родителей, чем обернулась любовь, которой многие завидовали.
Он произнес эту речь с таким трагизмом, что вполне справедливо рассчитывал увидеть слезы на глазах девушки. Однако Кристина не проявила заметного участия. Напротив, она повела головой с оттенком недоверия, поджала губы, а затем устремила на Свена бескомпромиссный взгляд, не суливший сострадания.
– Мне правда очень жаль, что так вышло с твоими родителями, – сказала она. – Но ты ведь уже большой мальчик, Свен. Одно дело, если бы такая неприятность открылась, когда ты был в малых, незрелых годах, но она открылась, когда тебе было уже двадцать лет. Неужели к двадцати годам твоя система ценностей была настолько ветхой, что ее разрушили перипетии чужих судеб? Матери и отца – да! Но все же – это чужие судьбы. Они касаются тебя вплотную – да. Но все же! Это чужие судьбы. И если в двадцать лет ты еще не умеешь отделять свою судьбу от чужих судеб, если не умеешь верить в свои идеалы, если готов отдать свою жизнь во власть других людей, это… – она покачала головой. – Это не очень хорошо, Свен. Ты выглядишь возмущенным, и это твое право, но все же я считаю именно так: пример твоих родителей не может дать ответы на те вопросы, которые как человек умный… ты ведь умен, не так ли? – спросила она, прищурившись, и тут же продолжила: – Вопросы, которые, как человек умный, ты просто обязан задавать этой жизни.
Свен действительно был возмущен. Ему хотелось высказаться по полной программе, хотелось назвать Кристину глупой, хотелось обвинить ее в том, что она позволяет себе размышлять о сути вещей, с которыми никогда не сталкивалась.
– Ты ведь считаешь, что я не имею права так рассуждать, потому что не сталкивалась с подобными реалиями? – спросила она.
– Да, я действительно так считаю, – ответил побледневший парень, не найдя в себе смелости для более пылкого ответа. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
Кристина нагнулась ближе и с загадочным видом поманила Свена указательным пальцем.
– Знаешь, что я сделаю со своим будущим мужем, если он изменит мне? – прошептала она и расплылась в очаровательной улыбке. Выдержав небольшую паузу, она объяснила: – Я просто убью его.
Свен прищурился, словно старался рассмотреть что-то в ее глазах, и, похоже, рассмотрев это «что-то» нервно сглотнул. Кристина тут же рассмеялась звонким смехом и откинулась на спинку кресла.
– Шучу! – воскликнула она сквозь смех. – Ты бы видел свое лицо!
– Ты так не шути, – Свен неловко улыбнулся. – У тебя был жуткий взгляд.
– Хаха! Я просто попыталась прочувствовать эту сцену. Смотрела на тебя и представляла, что ты мой муж, который посмел так поступить со мной.
– И что? Убила бы? – спросил Свен, ощущая приятный холодок, пробежавший по спине.
Кристина склонила голову, поддерживая ее открытой ладонью.
– А изменил бы?
– Никогда.
– Ох, как мило, – протянула она и медленно погасила улыбку.
– Так убила бы?
– Да ладно тебе, – успокаивающе сказала Кристина и выпрямила спину. – Я просто хотела разрядить обстановку, потому что разговор о твоих родителях пошел нам не на пользу.
– Да уж, – усмехнулся парень и тоже выпрямился. – Хотя… мне кажется, что ты говорила всерьез. Думаю, ты действительно могла бы убить. Даже не так… довести до смерти.
– Чего это ты? – Кристина нахмурилась.
– Есть в тебе что-то… колдовское. Прямо демоническое. Тебя бы точно на костре сожгли в средние века.
– Вот спасибо, – с некоторым возмущением сказала девушка и жестом попросила налить ей еще.
Свен поспешил опустошить свой бокал и разлил остатки вина. В окно забарабанил вновь возобновившийся дождь.
– А вот представить тебя на скамье подсудимых после убийства не могу.
– Я бы там не оказалась, – уверенно сказала девушка. – Я знаю стопроцентный способ избавиться от тела и от всех следов преступления.
– Какой же? – спросил Свен, вновь уловив в оранжевом взгляде что-то совершенно непонятное.