«Если», 2009 № 02
Шрифт:
— Ну конечно, он… то есть я вчера умер. Потому-то я и здесь. Хочу попросить о… о споспешествовании. — Последнее слово настолько меня смутило, что я его едва выговорил. Разве не я недавно воскликнул: «Рэндалл Хайтауэр не станет клянчить милостыню!» Впрочем, сейчас и вправду казалось, что это было не со мной.
— О споспешествовании? — переспросила женщина. — Еще бы!.. И здесь вы это получите, на то мы и Департамент общественных служб. Однако необходимо пройти соответствующую процедуру. Нам требуется знать ваши фамилию и идентификационный номер. А еще понадобится удостоверение личности, годится свидетельство о рождении или, если вы вираз, сертификат подлинности и трудовой договор с истекшим сроком действия. Располагаете этими документами?
— Нет.
— Значит, вам нужно обратиться в Иммиграционный департамент за временным разрешением на проживание. Возвращайтесь с разрешением сюда, и мы рассмотрим ходатайство.
— И сколько времени это займет?
— Три-четыре недели. Бывает и дольше.
— Да вы что, не понимаете? — возмутился я. — К тому времени я буду мертв. То есть я уже мертв, а теперь вообще исчезну. Неужели нет другого способа?
Женщина поколебалась и ответила:
— Вообще-то есть альтернатива.
— Ну, слава богу!
— Сейчас в нашем департаменте нехватка квалифицированного персонала. Если подпишете трудовой договор, мы обойдем основную рутину и дадим ход вашей просьбе.
— На какой срок?
— Обычно не менее двенадцати лет.
— А что за специфика? Юридическая защита?
Женщина устало вздохнула:
— Юридический отдел укомплектован полностью, а вот уборщика поди найди.
— Конечно же, отказался, — сообщил я Мэтью. — И адвокатская работа не сахар, но промыкаться лет двадцать уборщиком! Чистить обои от жучков, стирать вирусы, а в конце дня выметать временные файлы! Лучше смерть, чем такая судьба.
— Вы уверены, сэр? — Голос вираза был сдержанным, но тон заставил усомниться в сказанном мною. Я вдруг понял, что как раз такую службу и исполнял Мэтью много лет. И хоть бы раз пожаловался, уклонился от обязанностей. Самой черной работой не брезговал, напротив, как будто за честь почитал.
Мы сидели в мини-парке. Позади шумел индиговый водопад, струи разлетались на брызги в чаше над нашими головами. Я помахал культей:
— Извини, брякнул сгоряча. Ах, Мэтью… Наверное, я всегда был таким эгоцентричным, эгоистичным, высокомерным болваном?
— Сэр, вы всегда были само совершенство.
— Но теперь уже не таков. Ладно, не знаю, каким я был, зато знаю, что оставаться таким не хочу. Надо ли удивляться, что среди двух тысяч пятисот сорока двух знакомых не оказалось ни одного друга. Даже Сиси нельзя особо винить, да и Дэйла Роджерса. Скажи, ведь я с ними вел себя по-свински?
— Не мне судить, сэр.
— Кому как не тебе? Кто еще знает меня как облупленного? Кто был рядом столько лет?
Тут пришла грустная мысль. Не хотелось высказывать ее вслух, но сколько можно прятаться от себя самого?
— Мэтью, ответь как на духу, без уверток. Почему ты до сих пор не ушел? Чтобы увидеть своими глазами, как я… получу по заслугам? Ответь честно. Я бы на твоем месте так же поступил.
С этими словами я отвернулся, но почувствовал, как напрягся Мэтью.
— Мистер Хайтауэр, это предположение оскорбительно. Постараюсь стереть его из памяти. Я служу вам, и тот факт, что закон более не обязывает этого делать, никак не уменьшает мою ответственность. У разумного существа должны быть определенные жизненные принципы, и я всегда старался быть честным перед собой.
Тут у меня затуманился взор. Неужто слепну из-за разрушения программы? Нет, это всего лишь слезы.
— Мэтью, похоже, я ошибся. Один друг у меня все же есть, но его имя отсутствует в записной книжке. И я такого друга не достоин.
— Сэр, вижу, наш поиск дал результаты. Продемонстрирую, если не возражаете.
Две куклы вскарабкались по рукам Мэтью и скрылись в туловище. Рассеянно глядя вдаль, он проанализировал данные и сообщил:
— Фонд «Бэйсик» — действительно то, за что себя выдает. Но что касается «Фикшн-треста» — есть любопытные нюансы. Во-первых, средний годовой доход в последние семь лет заявлен в размере ста шестидесяти двух тысяч долларов. Шестьдесят четыре процента от этой суммы — наследство, а не пожертвования. Наводит на мысли. Сэр, а вы помните, почему решили завещать деньги тресту?
Я напряг память.
— Получил брошюру о его деятельности, она показалась полезной. К тому же, Мэтью, тебе известно, я всегда любил раннюю популярную литературу. Не бог весть какое хобби, но уж больно хорошие попадаются авторы. Браннер, Дэвидсон, Хилл, Вэнс, Пауэрс, Кэйди, Суэнвик, Ши. Жаль, некоторых книг нынче днем с огнем не найдешь. Позор, если такие писатели окажутся забыты.
— Ваши сантименты оправданы, сэр. Также я изучил организационную схему треста. Есть номинальное правление, оно собирается ежегодно. Его члены не получают зарплаты, этого требует некоммерческий статус организации, но труд остального персонала оплачивается. Каковой состоит из одного сотрудника.
Мэтью щелкнул пальцами, и возник портрет человека с широким лбом, тонкими губами и носом-картошкой меж синих глаз. Неприметное лицо — увидь хоть тысячу раз на улице, не запомнишь.
— Говард Феликс Дитмар, исполнительный директор, — сказал Мэтью.
— Говард Феликс Дитмар, — повторил я, чтобы отложилось в памяти. — И ты считаешь, этот человек — мой убийца?
— Уверенность шесть баллов, сэр. Во-первых, обратите внимание на его жалованье.
— Что, чрезмерное?
— Совсем напротив. Двадцать три тысячи пятьсот долларов — это гораздо ниже средней ставки для аналогичных должностей.
— Что еще, Мэтью?
— В последние семь лет трест выплачивал от девяноста семи до ста двенадцати тысяч предприятию под названием «Литературные раритеты», которые якобы разыскивало по всему миру старые переплетенные распечатки.
Вроде ситуация начала проясняться.
— И «Литературные раритеты» принадлежат Дитмару?
— Нет, сэр. «Литературные раритеты» принадлежат общественной корпорации «Инвестиции Пятьсот Пять». Похоже, это холдинговая компания. Владеет, помимо «Литературных раритетов», еще несколькими фирмами, в их числе «Инфоремонт», поддерживающий в порядке базы данных предприятий.