Если б заговорил сфинкс...
Шрифт:
— Нет. У нас есть новый знакомый — Джаи. Вот недавно сидит он в твоей мастерской, Мериптах, что в груди Та-Мери. Я шел туда. Но мой кот Миу обогнал меня. Слышу, как Джаи спрашивает: «Это ты, Миу?» А меня не видит... Я притаился за камнем. Отвечаю: «Да, это я...»
Сенетанх и Туанес весело засмеялись.
— Сперва Джаи испугался, но потом поверил, успокоился. Он же не знает, что я умею говорить животом, а я совсем рядом был. Хорошо получилось!
— Как это — «животом»? —
— Ты многое не знаешь, Сенетанх, — заговорила в ее руке глиняная кружка с пивом.
Сенетанх вздрогнула и уронила ее на пол.
— Не бросай меня, Сенетанх, подними, — просила кружка. — Я же могу разбиться.
Она взглянула на Кара: его лицо непроницаемо, губы неподвижны, а из кружки доносилось сердито:
— Возьми меня.
— Успокойся, — обняла ее Туанес. — Это Кар говорит. Он же фокусник.
— Теперь понятно? — усмехнулся Кар.
— Не-ет...
— Мои губы будто мертвы, а голос идет как бы из моего живота.
— Как же это?
— Трудно объяснить. Я с детства так умею...
— Молодец, Кар, — восхищенно воскликнула Сенетанх, сообразив наконец, в чем тут секрет.
— А дальше Джаи рассказал Миу, что его друг, точильщик инструментов Сенмут... знает о недавно открытой кладовой древних скульпторов. Где был алебастровый Апмс, проданный Сепрм Хеси...
— Тот самый, что ты после выкрал из храма Птаха и унес обратно? — придвинулся к нему Мериптах.
— Да.
— Так вот в чем я помогала тебе! — догадалась Сенетанх.
— Надо было, — оправдывался Кар. — Ты помогла мне раскрыть преступление, Сенетанх.
Туанес молчала, собирая воедино все разрозненное, что было ей известно из рассказов мужа. Сейчас она стала представлять себе, что же тогда происходило.
— Но Джаи сказал, — продолжал Кар, — что Сенмут... знает «говорящего» льва...
— Но ведь вместо Аписа, вместо Ара в ту ночь в древней кладовой говорил ты, Кар, — уточнил Мериптах.
— Да.
— А видел тогда именно Сепа? Там, в подземелье?
— Сепа! — убежденно ответил Кар.
— Значит, Сеп рассказал обо всем Сенмуту, одному из людей Хеси, — решила Сенетанх.
— Может, Хеси знал, какого Аписа он приобрел? — предложила Туанес.
— Может быть.
— А сам отказался, чтобы свалить вину на одного Сепа, — сказал Мериптах.
— Надо узнать, — предложил Кар. — Я еще поговорю с Джаи, а тебя, Сенетанх, прошу проникнуть в дом Хеси... Он уже делал тебе подарки...
— Это давно было, Кар, — пояснила Сенетанх. — Я была совсем девочкой, только вышла за Хену тогда.
— Смотри, Сенетанх, иной возможности нет, — уговаривал Кар. — Смотри. Ведь Хеси против Мериптаха, он завидует ему. Просил царя отказаться от строительства Та-Мери. Злой он.
— Хорошо, — согласилась Сенетанх.
— Будь осторожна: у Хеси много верных людей — он богатый человек. Родственник царя...
— Мой Хену тоже в родстве с Хем-ефом! — гордо ответила Сенетанх.
— Все равно будь хитрой.
— А что делать мне? — спросил Мериптах.
— Воздвигать Та-Мери, а Туанес пусть помогает тебе... Мы с Сенетанх управимся сами...
9
В полумраке святилища храма бога Птаха встретились двое: главный жрец Хену и Хеси.
Они расположились на циновке перед занавеской, за которой вновь стоял алебастровый Апис, после таинственных приключений отданный фараоном храму.
С тех пор как это произошло, Хеси каждый раз, бывая здесь, непременно отгибал край занавески и заглядывал в нишу. Увидев скульптуру, вельможа неприязненно отворачивался.
Уже давно свершился суд фараона. Сеп отбывает наказание, а Хеси до сих пор не знает, как его скульптура вернулась в свое подземелье тогда?
Было ли это известно везиру Иунмину или царю? Как ни пытался Хеси разузнать — ничего не получалось. Может, и в самом деле разгневанный Апис сам проделал обратный путь?..
От подобной мысли Хеси становилось дурно и появлялась противная тошнота. Днем, отвлекаемый различными делами, он терял эту удручающую мысль, но, когда приходила ночь, Хеси подолгу молился богам, всем по очереди, ибо трудно предугадать, кто из них знал то, что Хеси хотел уберечь от людей. И приносил обильные жертвы, понимая, что и богам не чуждо ничто человеческое.
А потом ворочался с боку на бок, вздыхал и пытался уснуть, что не всегда удавалось ему даже под утро. Такое состояние продолжалось несколько месяцев и, правда, стало угасать, но стоило ему зайти в святилище храма, откинуть занавеску... и волна тревоги вновь захлестывала его.
— Почему молчишь? — обратился Хеси к главному жрецу.
— Трудно говорить умнее тебя, — схитрил Хену.
— Ты обещал уговорить Хем-ефа запретить строить льва с его головой, а недавно Рэур снял маску с лица царя!..
— Неужто?! — притворно изумился Жрец.
— Так что сказал Хем-еф? Ты говорил с ним?
— Да, Хеси. Он дал мне вот это...
Хеси взял свисток, развернул и принялся за чтение. Его красивое лицо стало злым и отчужденным. Он в бешенстве швырнул в угол папирус и, брызжа слюной, с трудом удерживаясь от крика, выдохнул:
— Не ты ли мечтаешь о величии жрецов, Хену?
— Да, это верно.
— Не ты ли строишь планы увеличения доходов от храмовой службы?
— Правильно говоришь, Хеси.