Эти нежные девичьи руки
Шрифт:
– Хорошо. Пойдемте товарищи, - киваю своим.
Мы залезаем в автобус, туда же на свободные места забирается группа девчонок со второго участка. Со мной рядом плюхнулась Лидия Петровна.
– Чего то Корзинкина сегодня какая то невменяемая.
– Расстроилась, наверно, по поводу Корякиной.
– Наверно. А вы заметил, Федор Иванович, что половина девочек пьяны...
– Нет.
– А вы принюхайтесь, даже здесь в автобусе плывут ароматы алкоголя.
Теперь и я почувствовал этот
– У них сейчас такой период...
– Хорош период, похороны подруги, а они уже вдрызг.
– Может быть этим они хотят заглушить страх.
– Деньги их испортили. Детям такие бешенные платят, что некоторые не знают куда их девать.
– Не все же такие.
– Конечно, но пьяна почти половина присутствующих.
– Вы чего-нибудь хотите мне предложить, чтобы ликвидировать все это безобразие?
– Нет. Я ничего вам не предложу.
Мы замолчали и минуты три, не сказали друг другу не слова. Автобус тем временем полз в колонне машин. Лидия Петровна вдруг встрепенулась.
– Пользуясь случаем, хочу отблагодарить вас за то, что заступились за меня тогда в цехе.
– Когда? Я чего-то не понял.
– Ну когда сказали всем девочкам, что я не виновата в смерти Корякиной.
– А кто вам сказал?
– Нашлись такие.
Я немного растерялся.
– Так. Значит у вас среди девочек есть свои... агенты, так их назвать, что ли.
– Называйте как хотите, но если хотите знать, такие люди всегда нужны. Какой коллектив без них?
– Но ведь это же дети, Лидия Петровна, мы же тоже воспитываем их. Какие же они тогда вырастут?
– Все это высокие слова, но в жизни должны быть плохие, должны быть хорошие люди. Вон в автобусе, половина пьяных, половина трезвых девочек. И все это в общем имеет название - наши дети. Они естественно не должны быть одинаковые, они должны быть разные. Поэтому я ничего не имею против агентов, как вы их называете и против паинек...
– Я не считаю хорошим тоном иметь своих доносчиков в любом коллективе и против таких методов, Лидия Петровна.
– А я нет.
Опять мы замолчали. Теперь автобус свернул с шоссе и ползет по корявым дорогам, нас стало мотать из стороны в сторону, шум внутри машины стих.
Гроб с Корякиной ушел в яму наполненную водой и... всплыл... Пьяные копатели стали его шестами заталкивать вниз и забрасывать вязкой глиной. Около моего плеча раздалось прерывистое всхлипывание. Я оглянулся. Плакала Саша.
Я не поехал на поминки к родителям Эльвиры. После того, как автобус подвез к городу, вышел на ближайшей улице и побрел домой.
– Федор Иванович, - это меня догоняет Саша, - я тоже не поехала к Корякиным, выскочила вслед за вами. Тяжело смотреть на горе родителей...
– Очень хорошо. Давайте зайдем в магазин,
– Давайте.
У меня дома Саша сразу стала возиться у плиты, а я пошел приводить в божеский вид большую комнату. Когда накрыли на стол и присели, я первый поднял свою стопку.
– За упокой души, бедной девочки.
– Пусть ей земля будет пухом, - вторит Саша, - если действительно бог есть, пусть поможет ей отдохнуть и не наказывает за то, что сама ушла из этой жизни.
Так мы помянули Корякину. После второй рюмки я сказал.
– Завтра собираюсь пойти в исполком, поговорю там о наших девочках.
– Сходите, Федор Иванович, может где-нибудь и прорвется.
– Саша, но нельзя же так сидеть и только плакаться, что нам плохо, надо что то делать.
– Вы все говорите правильно, Федор Иванович. Только завтра воскресенье и навряд ли в исполкоме кто то есть. Лучше сходите в понедельник.
– Я уже все перепутал.
– О чем в автобусе вы так яростно спорили с Лидкой?
– Ты заметила, а мне казалось, что тебе не до нас.
– Мне очень хотелось, чтобы ты в тот момент сидел рядом со мной.
– Мы с Лидией Петровной говорили о них... о детях.
– Петровна неплохая женщина и как всем целеустремленным людям, ей в жизни не везет.
Я наливаю ей еще водки.
– Это почему же?
– Два раза выходила замуж и два раза ее мужей убивали.
– Как это?
– Так. Первого подстрелили, второго утопили...
– За что же их так?
– Слух ходил, что занимались они чем-то уж очень неприятным. Один вроде был бандит, второй мошенник.
Я вижу, что ей неприятно вести разговор о старшем мастере и пытаюсь сменить тему.
– Тебе можно еще выпить?
– Можно, Федор Иванович. Мне теперь все можно.
– Что все-таки произошло?
– Мы с мамой разругались вдрызг и похоже я ушла из дома.
– Похоже или точно?
– Все зависит от вас, Федор Иванович, примите ли вы меня к себе в дом или нет.
– Приму.
Она схватила свою рюмку, тут же выпила, отчаянно тряхнула головой, встала и подошла ко мне.
– Федя, поцелуй меня.
Весь день мы приводим квартиру в порядок. Наконец-то мастерская превратилась в светлую и ухоженную комнату. Саша осторожно держит в руках мою последнюю неоконченную работу. Большая бабочка без головки, сделанная из огненно-красной, с бесчисленными прожилками яшмы, прижалась к малахитовой подставке.
– Когда ты ее сделал? В тот раз я ее не видела...
– Сегодня ночью. Как пришел от тебя, так сразу и занялся.
– Какая тонкая работа.
– Я ее еще не доделал. Головку с усиками надо изготовить и подклеить.