Эти нежные девичьи руки
Шрифт:
– Опять курят. Весь туалет в окурках, а войти в раздевалку совсем невозможно. Дым столбом, друг дружку не видно.
– Хорошо, Агния Кирилловна, я сейчас.
– Федя, я к тебе еще с одним... Ты не прав, я все слышала, что говорила старший мастер с Корякиной...
– Но вы же были в моем кабинете...
– Это так, но все равно слышала.
Упрямая женщина пола дальше. Мне же пришлось сбиться с маршрута и пойти к кассе. Лидия Петровна все так же наводит там порядки.
– Лидия Петровна, у меня к вам просьба, сходите
– Я все поняла, Федор Иванович. Сейчас пойду. Она для порядка цыкнула на рвавшуюся без очереди девчонку и пошла к раздевалке.
Я все же дошел до сборки. Мастер участка, вместе с женщиной из ОТК цеха, аккуратно складывали сборочные узлы в коробки.
– Зинаида Андреевна, что с двумя платами, которые вам прислали для обработки? Их спасли?
Мастер выпрямилась.
– Нет, Федор Иванович, лаборатория выдала отрицательный результат. У одной платы чип сразу вышел из строя, другая фонит, там бесконечные помехи...
– А где они сейчас?
– Я распорядилась отдать их на учебный участок, пусть там новички потренируются.
– Правильно сделали, только надо все оформить, чтобы первый отдел потом не приставал.
– Я уже оформила.
По цеху проносится визг. Две полуголые девчонки, зажав в охапку одежду, пробегают мимо нас.
– Что это?
– изумленно спрашивает женщина из ОТК.
– Похоже Лидия Петровна наводит порядки в раздевалке, - отвечаю я. Очень мне не хотелось идти туда, но придется. Пойду посмотрю, в чем там дело.
В раздевалке полуголые девочки испуганно жмутся по углам. Лидия Петровна, как жандарм, ходит вокруг шкафчиков и вытряхивает с несчастных пачки сигарет и папирос. На центре стола уже высится большая горка табачных изделий. Она кивает мне головой.
– Федор Иванович, представляете, я здесь нашла... наркотики. Это уже безобразие.
– Слушайте мой приказ, - суровым голосом говорю я, - отныне, кого поймаем в раздевалке или в туалете курящими или с наркотиками, увольняем сразу с предприятия. Нам не нужны ваши пальцы, пропитанные никотином или трясущиеся после ломки. Выбирайте сейчас. Кто не может стерпеть, может подать заявление по собственному желанию. Лидия Петровна, в соответствии с моим распоряжением, принимайте меры.
– Хорошо, Федор Иванович.
Большинство девочек не глядит мне в глаза, некоторые прикрылись одеждами и полотенцами. Я ухожу в гробовом молчании.
Последним цех закрываю я, гашу везде свет, пломбирую двери и сдаю их охране. На улице меня оказывается ждут, это Саша Калинкина и невзрачная девочка. Саша ласково придерживает ее за плечи.
– Федор Иванович, это Маслюкова Надя с четвертого участка. Боится вас, вот я ее и придержала, чтобы не сбежала.
– С чего это вдруг?
– Ваше сегодняшнее грозное предупреждение о курении сначала не до всех дошло. Надя неправильно повела себя со старшим мастером, когда та вытащила сигареты из ее сумки и, естественно, Лидия Петровна ей сказала, что увольняет ее...
– Понятно. Надя, тебе эта работа нужна?
– Да, Федор Иванович.
– Как же мы договоримся, если я опять пущу тебя на конвейер?
– Я больше не буду курить...
– Надя, ты уже взрослая девушка, я не могу приказать тебе не делать этого или не делать того, но есть в обществе суровые правила, которых надо придерживаться. Ты только не давай мне честного слова, что никогда не будешь курить, если не сможешь сдержаться не надо давать никаких слов, только больше не делай этого здесь на предприятии. Согласна?
Она кивает головой. Саша ласково толкает ее в спину.
– Ну вот видишь, все и уладилось, теперь иди.
Надя послушно уходит.
– Вы наделали шорох новым приказом, Федор Иванович.
– Может я перегнул палку?
– Да нет, так и надо.
Саша уже бесцеремонно берет меня под руку и мы идем по улице.
– Федор Иванович, пойдемте ко мне. Моя мама хочет с вами познакомимся. Я ей вчера показала статуэтку..., она так разволновалась. Мама в молодости окончила Мухинское училище в Ленинграде, а потом с отцом переехала сюда. Теперь работает в местном музее искусствоведом.
– Что же ее так взволновало?
– Не знаю. Пойдемте, Федор Иванович. Мама очень просила меня привести вас.
– Хорошо. Пошли.
Пожилая женщина с интересом разглядывала меня в дверях.
– Роза Григорьевна, - сразу представилась она.
– Так вот вы какой, Федор Иванович. Я очень рада вашему приходу. Честно говоря, думала дочь не уговорит вас.
– Это почему же?
– Да так... я вам потом скажу. Сашенька, отведи гостя в гостиную, а я сейчас принесу чая и поесть что-нибудь.
Гостиная не имеет ни одного свободного сантиметра стены, все завешано картинами, иконами, фотографиями. В серванте и на нем десятки фарфоровых статуэток и ваз. Саша сажает меня в кресло перед столом.
– Мама сегодня какая-то необычная, - говорит она.
– А это ее картины?
– Нет. Здесь есть подарки ее знакомых, а кое-что куплено. Мама сама ничего не рисовала и не лепила, но эксперт она необыкновенный. Ее услугами пользуются многие музей и частные коллекционеры России и за рубежом.
Появилась Роза Григорьевна с большим подносом в руках, на котором виднелись чайные приборы и небольшой расписанный чайник.
– Саша, помоги расставить...
Они быстро накрыли стол. Появилась запыленная бутылочка коньяка и несколько бутербродов с икрой и шпротами. Мать и дочка сели напротив меня.
– Давайте выпьем, Федор Иванович, за нашу встречу, - говорит первая Роза Григорьевна.
Она по-мужски вскрывает бутылку коньяка и разливает по рюмочкам. Мы выпиваем. Роза Григорьевна, подхватив бутерброд с икрой, ловко отправляет его в рот.