Эти нежные девичьи руки

Кукаркин Евгений

– Но Агния Кирилловна видела...

Агния Кирилловна наша уборщица, а мадам, - это старший мастер, суровая Лидия Петровна.

– И что она видела?

– Она избила ее здесь в углу, а потом... потом кричала, что ей лучше повеситься и веревка для нее готова в раздевалке. Это все она.

– Это неправда, - запротестовал я.
– Лидия Петровна действовала старым дедовским методом, когда Эльвира впала в истерику, она приводила ее в чувство затрещинами. Это конечно не допустимо. Ее уже допросил следователь и она в этом призналась. Но дальше...

Понимаешь, Галима, нельзя делать поспешных выводов, представь себе, тебе кто-то что-то сказал и предположим сказал неправду, а ты перед всеми облила грязью ни в чем неповинного человека. Что теперь? Сломала чужую жизнь, а когда раскроется правда, как будешь себя чувствовать ты? Неужели тебе потом не будет стыдно?

– Но я... она же сказала...

– Давай так, пусть то что ты сказала, будет только нашей маленькой тайной, мы плохо подумали, но приняли к сведению...

– А они...

Галима кивает на окружающих.

– У них тоже будет своя тайна. Правда, девочки?

– Да, Федор Иванович, - сказала ближайшая девочка.

Тут зазвенел звонок , извещающий, что перерыв кончился и девочки бросились в рассыпную. Ко мне подошла Саша.

– Мне бы тоже не хотелось в это верить.

– А где Агния Кирилловна?

– Ушла домой, у нее перерыв. Она убирает после каждой смены, а по утрам кабинеты. Вот говорят, в это утро убирала твой кабинет и сверху через стекло увидела, как старшая лупит Эльвиру.

– Как же она услышала, что кричала Лидия Петровна, ведь у меня стекло толстое и заделано в глухую, чтобы в кабинете было тихо и я мог работать...

– А ведь и правда...

Зазвенел второй звонок, загудели двигатели. Саша быстро натягивает марлю на лицо.

– Я побежала...

Кончилась первая смена. Громкий звонок возвестил об окончании работы. По цеху проносится вопль радости и недружная толпа с шумом мчится в раздевалку и душ. Через час придет новая смена и им надо освободить место. Я выхожу из кабинета и направляюсь в контору старшего мастера. Здесь уже собрались все мастера, тут же моя секретарша.

– Федор Иванович, мы вам налили кофе, - сообщает она.

– Спасибо.

– Федор Иванович, - Лидия Петровна поставила свою недопитую кружку на стол, - из лаборатории сообщили, что плата, которую залили слезами, в порядке. Так что, может быть план этого месяца не сорвем.

– Что значит может быть?

– У нас уже потери, около десяти блоков не собраны из-за испачканных деталей и узлов.

– В прошлом месяце было меньше. Придется вас вам постараться, друзья. Подогнать темп или сделать третью смену.

– Постараемся.

– А у меня на участке, - сообщила мне Варвара Николаевна, мастер подготовительного участка, вечно молодящаяся женщина неопределенного возраста, - врачиха сегодня сняла двоих...

– Как они пережили?

– Нормально. Судя по всему, помчались в кино.

– Кто как переносит, - комментирует Лидия Петровна, - одни кончают самоубийством, другие только встряхнуться и хоть бы что...

Никто не отреагировал

на эту реплику. В конторку без стука врывается черноглазая девушка, Светлана Малышева, одна из старожилов цеха. У нее уникальные руки и уже два с половиной года на пальцах не появляется никаких выделений.

– Федор Иванович здесь?
– она замечает меня.
– Федор Иванович, там в раздевалке драка. Верку Артемову бьют...

Вместе со мной вскакивает Лидия Петровна и Саша Казанкина.

– Сейчас идем.

В раздевалке крики и вопли, полуодетые девочки мечутся среди шкафчиков и скамеек. Три девочки зажали в угол голенькое тело и лупцуют его руками и ногами.

– А ну прекратить, - рявкаю я.

Две фигурки отскакивают, третья неиствует и не обращает на меня внимание, продолжая размахивать ногами. Я хватаю ее в охапку и оттаскиваю в сторону. Стиснул так, что она охнула.

– Ой...

– Тихо.

– Маранджева, Кацуева, Петрова и Артемова, - слышу сзади голос Лидии Петровны, сейчас же одеться и в кабинет к врачу, проверить руки, а потом ко мне в контору.

– Ну вот влипли из-за этой, суки, - внятно произнесла девочка в моих руках.

Я ее чуть прижал.

– Отпустите меня, мне больно.

– Не ругайся, ты не в свинарнике.

Я поставил взъерошенную девочку на пол. Потом подошел к той, которую били. Она зажалась в углу и стыдливо прикрыла голое тело руками.

– Ты в порядке, можешь подняться?

– Могу, только уйдите.

Большие испуганные глаза смотрят на меня, на щеке большая царапина, на которой бисером разместились горошки крови.

– Хорошо. Лидия Петровна, если у кого-нибудь буду серьезно повреждены руки, от работы завтра освободить. Доложите мне потом, что произошло.

Я пошел опять в конторку.

– Девочки, как же вы так, - услышал страдающий сзади голос Саши.

Лидия Петровна пришла ко мне перед началом смены.

– Федор Иванович, я освободила Артемову от работы на завтра и решила перевести ее во вторую смену.

– Что там произошло?

– Да все по поводу смерти Корякиной, Артемова высказала предположение, что глупо вешаться из-за того, что выгнали с работы, зарабатывать деньги сейчас можно любым путем, вплоть до того, чтобы продавать свое тело мужикам или торговать наркотой. Ну, девочки ей и врезали...

– Вы правильно поступили, Лидия Петровна, что перевели ее в другую смену.

– А вам не кажется ужасным, что девочки в пятнадцать лет так спокойно говорят о проституции?

– Это очень плохо, Лидия Петровна, но еще хуже, когда в этом возрасте занимаются этим. Лучше бы шли об этом только разговоры.

– В каком же возрасте для них надо заниматься сексом? Что то ни в одних правилах или законах я этого не находила.

– Есть рекомендации врачей с какого возраста можно начинать. Я думаю, это дело чести и совести каждой девушки.

– Вы слишком прямолинейны, Федор Иванович. Я хотела услышать от вас не это. Честь и совесть..., такое только есть в сказках...