Эти нежные девичьи руки
Шрифт:
– Опять связанный с детским трудом?
– Что поделаешь, оборона страны, это основная задача, которую поставила перед нами партия и правительство. Такой завод, как у вас уникален. Основа стерильность - выполняется, а ваши изделия еще не разу не подводили...
– Что вы хотите?
– Капитан покажите.
Один из военных ловко раскидывает перед нами чертежи.
– Вот это новейший узел наведения в головке ракеты, - полковник тычет пальцем в чертеж.
– Здесь три степени электронного слежения за полетом и лазерное
Я не торопясь изучаю чертежи.
– Здесь надо очень много делать технологической оснастки, переделывать часть помещения. Требуется полная реорганизация цеха.
– Это вас не должно беспокоить. Десятки институтов в стране уже начали заниматься этим делом. Они сделают так, что вы даже не заметите, как перейдете на новое изделие. Деньги, станки, металл мы дадим. А основные участки может потребуют незначительный прирост мест.
– Сколько?
– Наверно около пятидесяти детских рук.
– Не может ли министерство обороны подкинуть нам деньги на какой-нибудь завод или дополнительный цех, хотя бы по производству радиоприемников...
– Это еще зачем?
– Я своих девочек увольняю и хотелось, чтобы они не теряли трудового стажа. Переходили из цеха на новое производство.
– Навряд ли мы это сможем, министерство не мешок денег, чтобы расшвыривать их по сторонам.
– Это изделие, которое вы запускаете, стоит в десять раз дороже, чем небольшой цех...
– Федор Иванович, не делайте себе осложнений. Я понимаю ваши заботы о детях, но..., нам сейчас надо делать уникальные ракеты, это первоочередная задача, ну а девочки..., а девочки потом...
Кто-то из офицеров угодливо хихикнул, большинство заулыбалось.
– Дети делают ваши игрушки, им надо поэтому помочь.
– Хорошо, Федор Иванович, напишите нам записку, чтобы вы хотели иметь и что надо в первую очередь.
Мы расстались очень холодно.
Кончилась вторая смена. Затихли конвейеры, гомон перекатился в раздевалки и душевые. У меня на столе замигал селектор.
– Федор Иванович, - раздался голос Марии Андреевны, - к вам просится Аня Адамайте...
– Пусть войдет.
В кабинет входит красивая, высокая, белокурая девочка. Она скромно стоит у дверей, ожидая приглашения.
– Садитесь сюда, Аня.
Она робко садится на краешек стула.
– Федор Иванович, не выгоняйте меня...
– У тебя что-то с руками?
– Сегодня, в первую смену, меня не пустили на участок, нашли следы... на пальцах.
– Это не ты ли со своей подружкой, у которой тоже нашли жировые выделения, пошли от расстройства в кино...
– Это с Галкой-то? Я. Только вы не подумайте, я в кино не пошла, это Галка старшему мастеру заявила об этом, а так... мы пошли по домам.
– Понятно. У тебя дома семья?
– Нет у меня здесь семьи. Я одна живу у тетки, просто тетка мне комнату выделила, где только спать и можно... продукты, одежду я зарабатывала сама.
– А где же твоя семья?
– В Прибалтике. Как папа женился на новой маме, так я и уехала оттуда.
– Тебе мама не понравилась?
– Не знаю. Но она мне все равно не мама, просто так называется.
– А у Гали есть семья?
– Есть.
– Обеспеченная?
– Как вам сказать, Галя гордая девушка, хотя папа и мама зарабатывают, она от них денег не брала, даже часто в долг им давала. Теперь не знаю как...
– Я тоже не ведаю, что с тобой делать, Аня. Сама знаешь, у нас с такими руками к верстакам не пустят.
– Хоть уборщицей, мойщицей посуды, мне все равно кем, лишь бы работа...
– Не могу, Аня. Нет у меня таких мест.
– Что же делать?
– Я тебе могу выделить денежную компенсацию, но немного, за месяц вперед.
Предательская слезка бежит по ее щеке.
– И никак?
– Никак.
Она вяло приподнимается со стула и как слепая идет к двери. У меня от жалости разрывается сердце, но что поделать... Я наклоняюсь к селектору.
– Мария Андреевна, узнайте, кто есть из мастеров в цехе. Если Калинкина или Лидия Петровна здесь, позовите их ко мне.
– Сейчас.
Проходит минуты две, селектор зашелестел словами.
– Лидия Петровна ушла, здесь Калинкина. Впустить?
– Давайте сюда.
Она вошла, с удивлением глядя на меня.
– Что-нибудь произошло, Федор Иванович?
– Только что у меня была Аня Адамайте.
Саша кивает головой. Память у нее хорошая, не только на девочек своего участка, но и почти всего цеха. Она помнит их фамилии, имена, семейное положение и все провинности, которые они совершили на работе.
– Я ее знаю. Она кажется сегодня не прошла тест на руки.
– _ Аня просила найти ей любую работу. У нее здесь нет семьи, осталась одна надежда, одни мы. К сожалению, я ей ничем помочь не мог.
– Почему наша профсоюзная калоша не занимается такими делами. Это ей надо вникать в такие вопросы.
– Маргарита Макарьевна своеобразный человек и с нее лишнего ничего не возьмешь. Она говорит правильные вещи, занимается правильными делами, но в ней самого основного - души. Вот поэтому, я думаю, если мы сможем, то должны девочкам помочь, хоть что-то, хоть немного... Разве тебе хочется еще одного покойника?
– Упаси Бог.
– Тогда давай подумаем, что для нее можно сделать?
Корзинкина задумчиво смотрит на меня.
– Федор Иванович, я все поняла. У меня есть один вариант. Мама познакомила меня со своей подругой, Анной Ефимовной. Она работает начальником отдела кадров шоколадной фабрики. Я поговорю с ней.
– Поговорите.
– Все?
– Да. Спасибо тебе большое, Саша.
– Это надо говорить спасибо господу богу, за то, что у нас такой начальник цеха. Я пошла. До свидания, Федор Иванович.