Это было у моря
Шрифт:
Жег обеты.
Но ты мелькнёшь как искушенье,
Хрен ли, детка?
Тебе неймется, не сидится в
В ребер клетке?
И я не помню где я начался,
Где выжил.
И все надеюсь на «иначе»
Вновь — и выше.
Сандор I
1.
Сандор вышел из калитки ненавистной усадьбы, остановился на минуту, пока не услышал, как хлопнула дверь. Свет на крыльце погас. Он прислонился к воротам и закурил. Это была уже двенадцатая за сегодняшний день сигарета, а он пытался сократить свое потребление до половины пачки в сутки. Да, как она сказала —
Сандор отшатнулся от забора и рванул вперед, изредка сплевывая и ругая самого себя. Только появилась — и вот тебе, опять! Надо давить все эти пережитки сантиментов на корню. Пока они не начали давать всходы и опутывать его по рукам и ногам. Хватит с него. Уже не единожды — а дважды. И с каждым разом все хуже.
Проклятущая девчонка! И на кой хрен она приперлась? Не иначе как повыпендриваться: смотрите, какая я удачливая, знаменитая художница, взрослая, красивая и самостоятельная. Что она там сказала — пистолет носит в кармане? А сама озирается, как олененок, от каждого шороха в кустах. Таким в руки только оружие и давать — тебя же и подстрелят, и спасибо не скажут…
Сандор миновал то место, на котором они когда-то вынырнули на дорогу из леса почти пять лет назад. Тогда она буквально висела на нем. Теперь вот от каждого его прикосновения шарахается, как от чумы. Можно подумать, он хотел ее трогать! Этот ее рюкзак даже для него был тяжеловат. Как она думала тащить этот баул сама? Дура и есть дура. Он было хотел предложить ей донести его до дома, но вовремя остановился. Еще подумает, что он ищет предлог, чтобы остаться. Ишь как дернулась, когда он задел рукой ее плечо. А ведь это вышло случайно! Сандор вовсе не хотел трогать эту незнакомую барышню, в которой не осталось ничего от той прежней трогательной девочки, которая когда-то любила его. Ага, так сильно любила, что чуть не убила.
После той майской ночи Сандор обещания своего не сдержал и в первую же ночь напился в говно. Устроил скандал возле Аэродрома, набил морду приезжему хлыщу с девицей, докопавшись до какой-то ерунды. Трахнул самую страшную из шлюх, что нашел на задворках ангара. Лишь бы забыть. Стереть из памяти предыдущую ночь и его собственную слабость, весь этот бред, что он, размякнув после долгой разлуки, нашептывал Пташке и что теперь хором орал в его пьяной голове. Он ей это говорил — а она уже знала, как это кончится и продумывала его экзекуцию — принимая поцелуи и отвечая на ласки. Бабы все омерзительны. Ну, может, кроме шлюх. Те хоть честны. Это он сообщил всей братии ночных бабочек Аэродрома, чем вызвал их неудержимый смех и обещание в следующий раз сделать ему скидку за теплые слова. Утром следующего дня он, еще пьяный и понурый, явился в винную лавку, полагая, что его отношения с хозяином сего заведения уже закончились.
Винодел встретил его спокойно, словно ожидал чего-то подобного. Похмелиться он ему не дал, спать тоже, но за порог, впрочем, не выставил. Лишь не стал поднимать жалюзи на входной двери, а уселся с проштрафившимся работником в задней комнате, сложив руки с видом старой черепахи, и бесцеремонными вопросами выудил у борющегося с тошнотой Клигана всю историю его возвращения в Гавань — слово за словом, подробность за подробностью — и предысторию тоже. Когда рассказ, наконец, был закончен, дед кивнул измаявшемуся Сандору на одну из дверей — за ней оказался тесный, но чистенький туалет. Через десять минут, когда бледный, но слегка протрезвевший Клиган вернулся в комнату, его ждал
— Компенсация.
— Чего?
— Компенсация, говорю. Способ нивелировать то количество яда, что ты в себя влил. Если ты ждал алкоголя — дверь наружу вон там.
— Но я ненавижу молоко! Ну, хоть пива дай, имей совесть!
— Уговор был? Был. Или ты такая тряпка, чтобы нарушить его в первый же день? Вчерашний я не считаю — это был твой последний день безработного — как ты его провел, меня не колышет.
— Если меня вывернет еще раз, дед, то это будет на твоей совести…
— А ты не пей залпом. Цеди, словно это виски.
— Тогда уж точно вывернет…
Молоко, впрочем, и вправду слегка успокоило желудок и даже притормозило наползающую мигрень. Морщась от ненавистного с детства вкуса, Сандор пил и думал, что, видимо, к старости у всех появляется толика садизма в характере. Старая ведьма Оленна Тирелл, винодел этот. Кстати, он до сих пор не спросил его имени. Что он решил тут же исправить.
Старик поморщился.
— Имя у меня не то чтобы. Попробуй засмеяться — и ты уволен. Звать меня Венделл — матери нравились романтические истории. Для тебя в любом случае — мистер Корвен. А тебя как величать?
— Пес.
— Ну, уж нет. Кликух мне тут не надо. Имя у тебя есть?
— Ни к чему это, дед.
— Это уж мне решать, к чему или ни к чему. И я тебе не дед. И ничей я не дед. У меня даже детей-то нет. А тебе стоит определиться — человек ты или собака.
— Собаки лучше, чем люди.
— Верно. Но до собаки ты еще пока не дослужился. Верности в тебе ни на грош, судя по твоей истории. Итак?
Клиган, скривившись — все еще помучивало — назвался.
— Сандор, значит. Прекрасно. Слушай сюда, Сандор. Ты, похоже, думаешь, что я буду тебя жалеть. Но я не буду. Ты и так с лихвой за всех это делаешь. А жалеть надо эту твою Пташку — а совсем не тебя. Сроду не слышал ничего более постыдного. Ты совсем зарылся в терзаниях и соплях, дружок. Закопался с головой. Хочешь жить — начинай раскапываться. Авось и вылезет что-нибудь человеческое. Никто не обязан тебя спасать от самого себя. Если человек сам себя не в состоянии вытянуть — не стоит ждать этого от других. Девочка бы не осилила — тяжеловат ты, не то что для нее — для себя даже. Так что давай. Отдохнул — и вперед.
— Что вперед?
— Работать. Не спать, не блевать, — только работать. Очухаешься на свежем воздухе. Сейчас отвезу тебя на посадки — там надо рыхлить почву. Все время. Вот и займешься пока.
Сандор с тоской подумал, что в Лебяжьем Заливе было в разы комфортнее.
— Помыться бы.
— После помоешься. На кой тебе это хрен, если ты еще сто раз испачкаешься? Едешь или нет?
— Ну, еду.
<