Это было в Коканде
Шрифт:
– Ты, наверно, из джадидов?
– презрительно обратился к Юсупу один басмач.
– Я проданный. Конюхом работал у Мамедова, - сказал Юсуп, рассмеявшись.
– Да у джадида духу не хватило бы сюда прийти! Они ученые, городские, - засмеялись басмачи.
– А ты джигит!
– А кого мне бояться? Вас? А что я вам сделал плохого? Ничего. Наоборот, я вам лучше хочу сделать.
– А как же ты попал в Москву?
– Ну, как... Поехал. Конечно, из такой трущобы, куда вы засели, никуда не попадешь и ничего в жизни не увидишь.
– Это верно.
–
– Живем - и все, - ответили ему басмачи.
Незаметно молодые джигиты втянулись в беседу с Юсупом. Он им пришелся по душе своей простотой. Начали они говорить о боях, случившихся за эти годы, а потом перешли на другое. Многие из них жаловались, что им действительно надоело уже драться. Они же рассказали Юсупу о том, что Насыров уехал пировать в ставку.
Алимат забыл все утренние неприятности. Он важно сидел в чайхане, ел баранину и пил чай.
– Только я мог провести тебя в эту берлогу, - похвастался он. Смотри, я тебе говорил! Какие люди!
На подносе лежали ядрышки урюка. Алимат грыз их и чувствовал себя героем. Возле него толкались товарищи, шепотом рассказывая друг другу о приключениях тощего Алимата. Впрочем, сейчас Алимат даже не выглядел тощим. Ни страха, ни скорби, ни отчаяния не чувствовалось в нем. Он принадлежал к числу людей, легко и быстро все забывающих. Сейчас он храбрился, задирал голову, надувал щеки и весело кричал чайханщику:
– Исмаил, позови сюда муллу! Пусть он заберется на минарет и прокричит мне сверху: "А-а-иль-лаа... Ре-сюль-ла-а..."
Алимат очень верно передразнил муллу.
Услыхав голос Алимата, из мечети вышел широкоплечий и круглый мулла. Запахнув халат, он издали внимательно поглядел на Юсупа.
– Повесить надо тебя!
– крикнул он Юсупу.
– Ах, какой ты нерасчетливый!
– сказал Юсуп.
– Ведь живой-то я дороже, чем мертвый.
Джигиты захохотали.
Вслед за муллой вышли старики. Они объявили Юсупу, что так как начальства нет, они не знают, как им поступить.
– Вот приедет Насыров... тогда решим. Ты останешься или уедешь? спросили они его.
– Останусь, конечно, - весело сказал Юсуп.
– Ведь Насыров - мой приятель. Я вместе с ним воевал. Мы кокандцы!
Ответ удовлетворил стариков. Вопрос был задан ими неспроста: они хотели испытать Юсупа. Если бы Юсуп заявил им, что он уезжает, его бы схватили, связали и бросили в яму. Сейчас же они ходили возле Юсупа, как барышники около дорогой лошади.
Чайханщик вытащил все имевшиеся у него постельные принадлежности и принялся их выколачивать палкой. Он уже готовился встречать красноармейский отряд, зная, что понадобятся и кошмы и одеяла.
Юсуп почувствовал, что теперь ему необходимо больше, чем раньше, выказать полное спокойствие и полную уверенность в своей безопасности. Он держался как гость. Он достал деньги и кинул их Исмаилу.
– Угощай всех!
– сказал Юсуп.
– Будем пировать!
10
Выйдя из Старой Бухары в ночь на 31 августа 1920 года вместе с караваном
Исчезновение эмира было рассчитано им умно и толково. Джемс знал, что бежать в Афганистан при данных условиях можно только в трех пунктах, то есть там, где на Аму-Дарье имеются переправы: через Старый Чарджуй, Нарызым и Бурдалык. Он подозревал, что эти пункты будут захвачены красной конницей и бухарскими партизанскими отрядами.
Действительно, они поджидали там эмира и членов правительства, намереваясь затянуть их в мешок. В этих же целях красным войскам было поручено захватить город Каракуль и станцию Якка-Тут.
Джемс решил остаться в Бухаре. Покинув столицу, он двинулся в противоположную сторону - вывел отряд эмира на север, где его не искали. Утром 2 сентября, проскочив через Гыш-Дуван, Ваганзи и Багаудин, Джемс скрылся. Затем, когда преследование стихло, он спустился в Восточную Бухару, сначала в Байсун, потом в Дюшамбе. Здесь были организованы им гнезда мятежников.
Только в 1921 году угроза, созданная Гиссарской военной экспедицией, заставила эмира и его приверженцев бежать из пределов Бухарской республики. Джемс вместе с отрядом эмира перебрался через границу и, оставив эмира в Афганистане, отправился в Индию. Он был принят там некоторыми английскими чиновниками очень милостиво, щедро награжден теми из коммерсантов, в руки которых перешли бухарские караваны, и, таким образом увеличив свой "жизненный счет", отправился отдыхать. Три с половиной года он прожил на континенте, в Париже, почти не бывая в Лондоне, однажды съездил вместе с женой к тестю в Нью-Йорк, потом снова его направили в Среднюю Азию.
Снова был проделан тот же самый путь, и в марте Джемс достиг ставки Иргаша - это был один из пунктов горной Бухары.
Проводники-горцы, содействовавшие переходу Джемса, были опытными и бывалыми людьми. Они все знали в жизни и привыкли ко всему. Они не боялись ни снежных бурь, ни смерти в перестрелке.
Они сами отличались храбростью и этого же требовали от других. Они никогда не отчаивались и спокойствие считали необходимым качеством человека. Но все-таки им был знаком страх, и, как настоящие смельчаки, они не стыдились его.
Джемс удивлял их. "Кто он?
– думали они.
– Почему он в нашем отряде? Зачем он идет?" Имя его их не интересовало. Платил он щедро, большего они не требовали. Они видали многих людей, непонятных, странных, необычных. Но этот человек, называвший себя афганцем, чем-то превосходил остальных. Они приглядывались к нему на остановках, на ночлегах. Джемс засыпал сразу, как оглушенный. Он не кричал во сне, не бормотал, не смеялся, не шептал, не ворочался. "Значит, он не видит снов", - решили проводники. Сперва они подозревали его в обмане, думая, что он делает вид, что спит. Потом им удалось приметить, что он погружается в сон, точно в воду, его лицо размякает и распускается, как вата.