Это было в Коканде
Шрифт:
– По-твоему, и я напрасно уезжал?
– Ну, ты! Ты - дело другое.
– Варя тоже учиться поехала. Разве это плохо? Я тоже хочу учиться. Что я знаю? Что за два года узнаешь? Ничего.
Александр подозрительно посмотрел на него:
– Опять удирать хочешь? Ну, ясно! Тут тебе не Москва.
– Конечно, - засмеялся Юсуп.
– Москва немножко лучше.
Они присели у ворот школы на каменную скамеечку.
Дехкане, проходя мимо них, кланялись Лихолетову и приезжему и отходили в сторону, собираясь в кучки и поглядывая на Юсупа. Юсуп понял, что разговор идет о нем. Молодые парни, комсомольцы кишлака, следили за Юсупом, за его папиросой, за тем, как он курит, и тоже о чем-то переговаривались.
Лихолетов кивнул на них:
– Хорошие ребята! Завидуют тебе.
– Я сам себе завидую.
– Да, ты счастливчик!
– сказал Александр.
– Что ж... Послужишь годика три, а потом в Академию махнешь. А дальше - открытая дорога.
Юсуп от души рассмеялся. Все сказанное Александром было выполнимо, просто. В эту минуту Юсуп действительно ощутил себя счастливчиком. Ему даже стало стыдно, что его судьба сложилась иначе, чем у этих парней, с такой жадностью рассматривавших его.
– А ты не думаешь в Академию, Сашка?
– спросил он.
– Нет. Я и в разверстку не попал. Да ну их! Не всем быть генералами. Надо кому-нибудь и лямку потянуть. Да уж и поздно мне учиться! Башка не та.
Юсуп взглянул на него. Большой Сашкин живот, и борода, и лень в глазах не понравились Юсупу.
– Что такое? Ожирел ты!
– сказал он.
– Рано! Рано! Надо живее быть. Теперь понятно, почему Варя уехала.
– Возможно, - пробормотал Лихолетов.
Увидев дрожащие Сашкины губы, Юсуп опомнился, схватил его за руку:
– Ты обиделся? Прости меня! Я пошутил.
– Понятно, понятно.
– Плюнь на меня, пожалуйста! Глупо сказал.
– Ничего страшного. Сказал - значит, думал.
– Александр вырвал свою руку из рук Юсупа.
Дехкане с интересом наблюдали за двумя командирами. В эту минуту во дворе послышался крик. Учитель сзывал всех на спектакль.
Александр и Юсуп молча вошли во двор, украшенный красными флагами. Спектакль был новостью в кишлаке. В школу пришел весь кишлак. Не удержались даже старики, несмотря на ветер и холод.
Пьесу исполняли комсомольцы кишлака и красноармейцы. Сюжет пьесы был прост. Она рассказывала о; басмачах, о нападении на кишлак, о доблести мальчика, который, не побоявшись опасностей, прорвался сквозь басмаческие заставы и добрался до города, чтобы сообщить о случившемся. Дехкане с помощью взвода красноармейцев изгнали басмачей из кишлака. Начальниц басмачей, курбаши, очутившись в плену, прикинулся бедняком, и красноармейцы его отпустили. Курбаши через несколько дней поймал в степи мальчика и, после издевательств, убил его. Мальчик умер героем.
Зрители угадывали в актерах своих сыновей и знакомых, смеялись, переговаривались между собой, иногда замолкали, если какое-нибудь место в пьесе захватывало, иногда подбадривали актеров. Когда злодей-курбаши сказал красноармейцам, что он простой хлопкороб, кто-то из зрителей не выдержал и крикнул:
– Врет! Не верьте!
По окончании спектакля люди высыпали на двор школы. Судьба героя пьесы еще продолжала всех интересовать.
– Неправильно сделал он, - сказал о мальчике высокий, с посохом, седобородый, как патриарх, старик.
– Он должен был бежать.
– Куда?
– В степь!
– Хорошо тебе говорить, а курбаши вскинул бы ружье да выпалил по мне!
– возразил старику бойкий черноглазый мальчуган, исполнявший главную роль.
– Все равно ты умер!
– Умер, да не как собака!
– Вот верно. По крайней мере он ответил хорошо курбаши, а так бы, как собака, на бегу упал. А тут он душу отвел перед смертью. Так-то лучше... поддерживали мальчика красноармейцы из толпы.
– Еще неизвестно, попала бы пуля или нет?
– серьезно пробормотал старец, приподымая свой посох.
– Попала бы. Курбаши-то ловкий!
– А вдруг не судьба?
– Да чего там не судьба?
– заговорили красноармейцы.
– В мальчика попасть - не в копейку.
– Ну, теперь закрутится машина часа на два! Хлебом их не корми, дай поговорить, - сказал Сашка и позвал Юсупа в столовую пить чай.
5
Неожиданно для всех, точно угадав приезд Юсупа, заехал в штаб Жарковский. Он, по поручению Самарканда, инспектировал отдельные части бригады, стоявшие в соседних кишлаках. Жарковский встретил Юсупа объятиями и расспросами. Но, удовлетворив свое первое любопытство, быстро отошел от него. Сашка посадил Жарковского рядом с собой и во время чаепития говорил с ним о делах бригады. Он ухаживал за Жарковским, подкладывал ему то пирогов, то лепешек.
Лихолетов думал, что утверждение в должности командира бригады зависит сейчас исключительно от рапорта Оськи. Поэтому он хотел быть с Оськой возможно любезнее. Жарковский видел это. Поведение Лихолетова забавляло его. Он понимал, что Лихолетов насилует себя. Это же самое замечали и остальные командиры, сидевшие в столовой, и каждый из них жалел парня. Все они, почти без исключения, любили его. Им неприятно было видеть, как строптивый, вспыльчивый командир суетится возле штабиста.
Александр сам ругал себя за это. Иногда, как будто стесняясь, он умоляющими глазами взглядывал на Юсупа. Юсуп понимал его состояние и весело подмигивал ему. Сашка уже забыл про свою размолвку с Юсупом. Он подсаживался к нему, но, посидев с ним некоторое время, опять перескакивал к Жарковскому.
Аккуратный, подтянутый, уверенный в себе, Жарковский принимал Сашкины ухаживания как должное.
Капля сидел с Юсупом на конце стола. Возле них собралось несколько человек: два полковых командира, их комиссары - петроградцы, бывшие рабочие с Леснера и Парвиайнена, прошедшие военно-политические курсы.
Здесь же сидел Федотка. Он вытянулся, похудел и почернел. Федотка ни одной минуты не мог спокойно усидеть на месте. Он то вскакивал, то опять садился, то подходил к одному из командиров и таинственно сообщал ему: