Это было в Коканде
Шрифт:
Сашка сидел тут же, возле письменного стола, посмеиваясь, покручивая усы. Он уже обо всем заранее переговорил с Блиновым.
– Слушаю, товарищ комиссар, - равнодушно сказал Юсуп, соглашаясь на предложение Блинова.
– Можно в Бухару.
– Вот едет туда Лихолетов, в особую бригаду. Хочешь к нему?
– Конечно, - коротко сказал Юсуп и смутился. Ему захотелось поговорить о самом главном, что теребило его душу. Он в конце концов не выдержал и спросил Блинова: - Я поеду, а Хамдам останется? Скажи пожалуйста! Хамдам! Зачем такой человек нам?
Блинов
– Зачем?
– загорячился Юсуп, и пятна выступили у него на щеках.
– Не понимаю я. Я вижу: грязь. Говорю: грязь! Я вижу: солнце. Говорю: солнце! Хамдам? Не знаю, что у него здесь!
– Юсуп прижал руку к сердцу.
Блинов встал с кресла, прошелся по комнате. При всем своем недоверии к Хамдаму он считал, в особенности после скандала, нетактичным порочить его. Поэтому он ответил неопределенно:
– Чужая душа - потемки.
– Плохой человек!
– воскликнул Юсуп.
– Не знаю, - сказал Блинов.
– Что такое - знаю, не знаю? Что такое?
– быстро заговорил Юсуп, вспыхивая как спичка. Он видел, что Блинов умалчивает о чем-то и скрытничает, и это вы вело его из себя. Он хотел ему наговорить сейчас много обидных слов. У него затряслись руки.
– Да успокойся ты!
– заговорил Сашка, подходя к нему.
– Разбушевался!
В комнате находились три человека, и каждый об одном и том же думал по-своему.
Сашка считал, что все возбуждение Юсупа вызвано личным оскорблением и что это может закончиться очень плачевно, то есть резней.
Юсуп находил, что, отсылая его в Бухару, Блинов больше не доверяет ему.
А Блинов думал о том, что Юсуп настаивает на снятии Хамдама с должности полкового командира.
Кроме своих соображений, Блинов знал также соображения Сашки, но не верил им. Он руководствовался только тем, что при сложившихся обстоятельствах совместная служба Хамдама и Юсупа невозможна. Он решил разделить их, решил перевести Юсупа и не касаться пока Хамдама.
Чтобы объяснить это, он сказал Юсупу:
– Нельзя задевать сейчас Хамдама. Сейчас враги используют это как предлог для смуты. Так? Советская власть еще слаба. Со многим приходится считаться, мил человек! Тронь Хамдама, сколько темного люда в кишлаках заволнуется! Да и не в одних кишлаках! Везде разговоры пойдут. Понимаешь? Надо считаться.
Юсуп стоял возле письменного стола точно стальной прут. Казалось, что его можно только сломать, а не согнуть. Он был глух к этим увещеваниям.
– Есть... Слушаюсь!
– сказал Юсуп, чтобы отговориться. В глазах у него остался тот же упрямый блеск.
После вчерашнего скандала он не спал всю ночь и уверился в измене Хамдама. Все, что возникало у него раньше в связи с якка-тутским пленом как неясное подозрение, за минувшую ночь выросло в убежденность, основанную только на чувстве. "Как всегда, так и сейчас, у меня нет никаких доказательств, - подумал Юсуп.
– А положение действительно такое, что Блинов и говорить об этом не будет. Ведь они уже выяснили! И во всем оправдали Хамдама. О чем же говорить? Бессмысленное дело. Я всем
Наклонившись к Блинову, точно желая влезть к нему в душу, Юсуп горячо зашептал:
– Скажи одно слово! Только одно! Веришь Хамдаму или нет? Одно слово. Одно: да или нет?
Блинов, взглянув на Юсупа, сказал:
– Нет.
– И сейчас же поспешно прибавил и даже погрозил пальцем: - Но это между нами. Оснований для этого нет. Мало ли что я могу думать? А может, я ошибаюсь? Понятно?
– Понятно! Спасибо!
– ответил Юсуп и рассмеялся. Будто камень упал у него с души. Но решение его не изменилось, а, наоборот, еще более окрепло. Теперь он уж не сомневался в том, что Хамдама надо убить. "Как это сделается, не знаю, но сделается, - подумал Юсуп.
– Возьму все на себя. В такое дело никто мешаться не может. Все они боятся. Чувствуют так, а поступают не так..."
Для виду он поговорил о подробностях своей командировки в Бухару и, условившись обо всем, подошел к Василию Егоровичу и крепко обнял его, сказав еще раз:
– Спасибо, спасибо!
Прощаясь, он сказал, что сегодня же вечерним поездом направится в Беш-Арык, чтобы забрать оттуда свои вещи.
– Нет, этого не надо, - твердо заявил Блинов.
– Зачем? Вещи тебе привезут в Коканд.
– Я должен поехать...
– Юсуп запнулся, - проститься с друзьями.
– Дальние проводы - лишние слезы, - улыбаясь, сказал Сашка.
– Не поедешь!
– сказал Блинов, заволновавшись. Его большие уши порозовели.
– Приказ есть приказ. И я не отменю его.
В кабинете наступила тишина.
Юсуп умолк, лицо у него будто съежилось.
– Резаться, что ли, хочешь?
– вдруг неожиданно спросил его Блинов.
Юсуп молчал.
Он опустил глаза, ресницы у него задрожали. Ему казалось, что все в нем кипит, как в котле. Теперь ему стало ясно, что его просто принуждают покинуть эти места. Он не раздумывал, из каких это делается соображений, хорошо это или плохо. Он был вне себя.
– Прощай!
– сказал Блинов и, чуть улыбаясь, протянул ему руку.
– Не горячись, потом всю жизнь раскаиваться будешь!
Юсуп ответил ему пожатием. Юсуп и Сашка пошли из кабинета. При выходе Блинов на секунду остановил Сашку, сказав:
– Смотри!
– Да уж...
– пробормотал Сашка, показывая и глазами и губами, что за него пусть Блинов не беспокоится, что он не выпустит Юсупа из-под своей опеки.
– Увидимся еще!
– крикнул Блинов с порога. Он проводил их до дверей своего кабинета.
Но увидеться им так и не пришлось. В этот же день Блинова вызвали по срочному делу в Ташкент. А когда он вернулся, их уже не было. Сашка сдержал слово, данное Блинову: он не отходил от Юсупа ни на шаг до тех пор, пока они не попали в Бухару.
Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я
1
Лихолетов вместе с Юсупом попал в особую сводную бригаду. Через два месяца после отъезда Лихолетова из Коканда Варя тоже перевелась в особые отряды и очень скоро устроилась на санитарную службу в лихолетовский полк.