Это было в Коканде
Шрифт:
Лихолетов вскочил:
– Ну, ну... Нечего! Я тебе не курбаши.
Алимат встал и оправил на себе халат.
Сашка не сводил глаз с Алимата. Юсуп, наоборот, ни разу не поглядел на него. Он расхаживал по комнате. Тяжелые походные сапоги, приобретенные в Москве, совсем меняли его походку.
Алимат взглянул на Юсупа. В углу, в чугунном котле, пламенели уголья, согревавшие воздух. Пахло дымом, махоркой и сапожной кожей. Алимат протянул руки, грея их над котлом.
Остановившись около басмача, Юсуп спросил его:
– Ты убежал от Хамдама? Из полка?
– Нет, - ответил Алимат.
– Полка не было. В прошлом году распустили полк. Я в милицию поступил. Хамдам стал начальником милиции.
– Так ты, значит,
– Милиционер был...
– со вздохом подтвердил басмач и снова заморгал глазами.
– Ты расскажи все подробно! Все, что случилось с тобой. Ничего не скрывая, - сказал Юсуп.
– Что говорить?
– ответил Алимат.
– Хорошо служили. Бараны были, мука была. Очень хорошо. Сапоги имели, как у тебя. Форму. Хорошо... Однажды вышел нехороший случай на базаре. Это Насыров виноват. Насыров каждый базар по сто баранов продавал. Плохих, худых баранов, а продавал их торговцам за хорошую цену, будто эти бараны сытые, жирные. Торговцы боялись, брали. А кто отказывался, Насыров говорил одно слово: "Хамдам", и все слушались. В народе был разговор: "Хамдам торгует, его бараны".
– А ты тоже торговал?
– перебил его Юсуп.
– Нет.
– А баранов получал?
– Получал. По барану в месяц.
– За что?
– Чтобы молчал. Сам знаешь! Длинный язык - беда. Хамдам не любит. Жалобы были, народ жаловался. А Хамдам ругался. Хамдам говорил людям: "Вы, торговцы, позорите советскую власть. Вам конец будет. Хотите жить - живите тихо, без скандала! Все будет хорошо". А скандал вышел. Артыкматов начал. Исполком. Председатель.
– Председатель?
– крикнул Юсуп.
– Да что же это у вас происходит в Беш-Арыке? Абит - хороший человек, но ведь он неграмотный!
– Имя пишет.
– Алимат покачал головой.
– Плохой человек! Был нищий, теперь нищий. Кто такого будет уважать? Артыкматов говорит: "Не позволю. Надо уволить Насырова". Хамдам к нему пришел и говорит: "У меня ордена. А у тебя что? Кто здесь больше?" Артыкматов говорит: "У меня Совет". Хамдам говорит: "Мои люди, я начальник". Артыкматов говорит: "Начальники - мы". Хамдам говорит: "Нет, я. Я тебе дал исполком. Ты без меня - ничто!"
Алимат вздохнул.
– Артыкматов сказал: "Я - закон!" Тогда Хамдам стукнул кулаком: "Ты за частников". Артыкматов говорит: "Нет, за закон!" Тогда Хамдам: "Нет закона защищать частников". Тогда Артыкматов тоже стукнул кулаком: "Молчи! Я сам знаю, когда надо защищать, когда не надо! Дело в баранах".
– "Это не мои бараны".
– "Пусть им конец будет!" - "Им будет конец, - сказал Хамдам и опять стукнул кулаком.
– И тебе конец!" - "Хорошо, - сказал Артыкматов.
– Насырова ты уволь и Алимата уволь!" Мы были старшие на базаре. Хамдам вертелся-вертелся, уволил... Позвал нас: "Поезжайте, говорит, в Бухару! Там мои люди. Вас устроят". Я спросил про семью. "И семью бери", - сказал Хамдам. Взял я семью, и мы поехали в Бухару. Очень хорошо ехали. Приехали. Вечером Насыров приходит в караван-сарай и говорит мне: "Есть работа, Алимат".
– "Где?" - "В Карши. Я сейчас был на базаре, встретил человека, мы получим от него деньги и поедем в Карши". Я испугался немного, стал спрашивать: "Почему в Карши? Почему все ехать?" Насыров говорит: "Ты хочешь уморить свою семью? Или у тебя деньги есть? И бараны? И хлеб?" - "Нет".
– "А если нет, что спрашивать? Не хочешь ехать попробуй устройся здесь!" Я стал думать: "Куда поступить? Работы нет в Бухаре, да еще русских там стало много, работу знают... А я ничего не знаю, не умею. Что делать с семьей? Пять человек!" Пришлось поехать... Здесь я ошибся. Теперь я понимаю, не надо было слушать. Но я боялся. Из Карши мы поехали на границу. В одном кишлаке я оставил семью. Ей дали дом, корову, пять баранов, а меня взяли в басмачи к Иргашу. У Иргаша много отрядов. Один из них собрал Насыров. Насыров взял меня. Тогда я стал басмачом...
Алимат спокойно и неторопливо рассказал, как он срывал проволоку с телефонных и телеграфных столбов, как рубил столбы, отводил воду из арыков, питающих поля, как устраивал засады на больших дорогах, грабил караваны с продовольствием, как в налетах убивал и резал людей.
Вдруг он внезапно замолчал и опустил голову. Так, в молчании, прошло минут пять. Ни Лихолетов, ни Юсуп не понукали его вопросами. Помолчав, басмач тяжело вздохнул и вновь начал свой прерванный рассказ:
– Моя мать, моя жена не могли выйти из дому. Стоило появиться на улице, - даже дети проклинали их. Тогда я говорю Насырову: "Ты говоришь, мы за ислам? Против русских?" - "Да".
– "А почему наши сородичи плюют нам вслед?" Тогда по приказу Иргаша самого... Сам Иргаш повелел так, чтобы мне дали баранов и пять коров... И Насыров дал мне это. Я был рад, разбогател, тайком пригнал стадо домой. Как вор, взял у жены то, что мне принадлежало по праву мужа, и потом уехал, Без меня соседи отобрали у семьи весь скот. Тогда я взял семью с собой. Мы скитались. Я прятал семью в горах, в пещерах, в степи. Часто мы должны были убегать. Убегали ночью, потеряли ребенка.
– Алимат плюнул.
– Потом мать заболела. Я решил зажить честно. Вернулся в кишлак. А мне жители говорят: "Уйди, ты басмач! Нам плохо будет". Я ушел. Опять меня подобрал Насыров.
– Почему же ты не пришел к нам добровольно?
– спросил Юсуп.
– Я пришел.
– Ты сдался в бою.
– Сейчас я пришел добровольно, - сказал Алимат.
– Ты видел Иргаша?
– Нет. Что мы видим? В его ставку нас не пускают. Там только его охрана и офицер-начальник. Русский. Одна рука.
– Как его зовут?
– Не знаю.
– Он с Иргашом?
– Да.
– Уж не Зайченко ли это?
– сказал Сашка. Он обратился к Алимату: - А ты не помнишь, какой руки у него нет?
– Я не видел его, - сказал Алимат.
– А Насырова ты видел?
– Видал. Говорил ему: "Сашка тебя вызывает!" Он рассмеялся.
Наступило молчание. Юсуп постучал в стену. Явился дежурный. Юсуп приказал ему увести перебежчика.
7
Алимат сидел в соседней комнате на полу и думал о своей судьбе. Он слыхал, что простых басмачей, аскеров, отпускают. "Но я так наговорил о себе, что вряд ли это сделают со мной, - подумал он.
– Что же, я поступил правильно, - убеждал он самого себя.
– Если бы я не говорил правду, я бы запутался".
Алимат, опустив голову, привалился к подоконнику.
Три красноармейца сидели за столом и составляли списки на денежное довольствие. Работая, они курили и разговаривали.
Алимат слыхал за стеной громкий спор Юсупа и Сашки. Алимат старался разобрать, о чем они спорят, и не мог. Он устал, им овладело безразличие, почти тупость. Ему стало жарко, он не привык долго находиться под крышей и задремал. Совсем неожиданно, как будто из бочки, он услыхал за своей спиной грубый голос дежурного:
– Заснул! Тебя зовут.
Алимат поднялся. Войдя в комнату, он встал неподалеку от дверей. Взглянув на Юсупа, Алимат невольно вспомнил Беш-Арык, ночные беседы о счастье; тогда Юсуп казался мальчиком. Сегодня на его лице ссохлась кожа. Юсуп казался ему угрюмым, орден блестел на его груди. "Да, это уже не тот человек! Трудно мне ожидать милости", - подумал Алимат.
– Ты свободен, - сказал ему Юсуп.
– Мы не расстреливаем сдавшихся.
Алимат посмотрел на Юсупа с недоумением: "Может быть, я не расслышал или не понял?" Он наклонился вперед, как бы подставляя ухо, и спросил: