Это было в Коканде

Никитин Николай Николаевич

30

В крепость прибыла дружина армян-дашнаков**. Аввакумов сперва не хотел ее принимать, но, подсчитав свои силы, решил, что нельзя пренебрегать ничем, надо объединяться даже с теми, с кем впоследствии придется рассориться.

Нападения на крепость прекратились. Наступила ночь, и ночная необычная тишина всем показалась опасной. Позднее всех в крепость вернулся Муратов. О нем уже начали беспокоиться.

– Победа, полная победа!
– возбужденно и радостно сказал он.
– Вы скептики, товарищи! Вот Сашка - тоже!
– Муратов кивнул головой

в сторону Сашки.

Сашка стоял у окна и следил за тем, не появится ли на небе какое-нибудь зарево. Сашка ждал пожаров.

– Мне сообщили, что Чанышев ультиматум забирает, - торжественно отчеканивая каждое слово, сказал Муратов.
– Утром всё они согласуют. Отсюда значит, что Краевой совет хоть и "петрушка" Мустафы, но все-таки...

– Но все-таки ты дура!
– оборвал его Сашка.

– Почему?
– удивленно сказал Муратов, даже не обижаясь.

– Спроси у Макарыча! Своих слов у меня нет, а чужие повторять не хочется, - уныло сказал Сашка.

Он был настроен тревожно и не мог найти себе места. Он не боялся боя. Он был утомлен ожиданием его. Ему хотелось спать, он зевал и в то же время не мог заснуть.

– Денис Макарович!
– испуганным, нервным голосом крикнул Муратов.
– Я ничего не понимаю. Ведь теперь опять начнется конференция? Ведь это избавляет нас от боя?

– Нет, не избавляет. Это приближает, - тихо сказал Аввакумов.

Муратов замолчал, потом сел к столу. На столе стоял жестяной чайник с остывшим кипятком. Муратов жадно выпил кружку воды и отрезал себе ломоть хлеба.

– Соли нет?
– спросил он.

– Нет, - ответил ему Денис Макарович.

На столе рядом с чайником догорала свеча, вставленная в пустую бутылку. Вошел Блинов. Сбросив в угол кожух, он тоже подошел к столу и вытер ладонью мокрое лицо.

– Погода...
– неопределенно сказал он.

– Все осмотрел? Огневые точки расставлены? Патронный запас на месте?
– спросил его Аввакумов.

– Да, - ответил Блинов и потянулся за чайником.

– Как патрули, заставы? Все в порядке? Зайченко все сделал?

– Все, - ответил Блинов с обычной для него краткостью.

Ночь уже истекала. Здесь же, в пустой комнате, в углу, на чемодане, сидела Агния Ивановна. Она похудела, истревожилась, исхлопоталась за эти дни. Они пронеслись с грохотом, как поезда мимо станции. Агния Ивановна впервые увидела воочию дела своего сына. "Он - сильный!
– подумала она. Покойный Макар Иваныч был мягкий человек и любил выпивать и никогда не думал о таких делах. Да, сын в меня! В меня", - решила она с гордостью.

Возле чемодана дремал на полу Сашка. Иногда он вскидывал голову, щурился, как рыжий кот, и опять закрывал глаза.

В комнату вошли два пулеметчика с передовой заставы. У входа они вытерли ноги о порог и отряхнулись от воды.

– Товарищ Аввакумов, вой слышится из города, - сказал паренек в кожаной тужурке и, сняв с головы ушанку, выжал из нее воду ручьем, как из тряпки.
– Дождь садит... и вой... Что такое?

Аввакумов взглянул на Блинова:

– Послушаем, что там?

Блинов, ни слова не говоря, напялил на себя свой кожух и первым вышел из комнаты. За ним вышли пулеметчики.

Макарыч, проходя мимо матери, сказал:

– Мамаша, а что вы-то маетесь? Хотите, я вам сейчас тюфячок достану? Прилягте!

– Належусь еще, - сказала строго старуха.
– Иди, иди! Занимайся делом!

31

Начинался сырой и холодный рассвет. Аввакумов пошел вперед, за заставу. Вдруг кто-то схватил его. Он отдернул ногу, отскочил и услыхал стон. Он увидел Юсупа.

Юсуп приподнялся на локтях. Его лицо было перехлестнуто нагайкой: под левым глазом, очевидно от удара, вспух багрово-красный пузырь. Юсуп дрожал, прикрываясь рваным халатом. Аввакумов наклонился к нему:

– Что с тобой? Это ты кричал?

– Там...
– юноша махнул рукой в сторону города.
– Орда, орда!

– Тебя побили?

– Да.

– За что били?

– Голову били. Орда.

– Офицеры?

– Не... Пьяный кипчак.

Аввакумов позвал Блинова. С его помощью он привел Юсупа в лазарет, к Варе.

Юсуп рассказал, что в городе появились кипчаки. Они сильны и храбры и режут всех, кто попадается им под руку. Все накурились анаши. Юсуп стер с лица слезы и взвизгнул:

– Смерть!

– Не понимаю. Какая смерть? Говори яснее!
– сказал нетерпеливо Аввакумов.

– Они говорят, в городе будет хан.

– Какой хан?

– Хан, хан! Кокандский хан Иргаш!
– закричал Юсуп.

Аввакумов схватил Блинова за рукав:

– Ты слышишь, что происходит? Докатились, значит!
– Встревоженное лицо Аввакумова вдруг изменилось, как будто это известие даже обрадовало его.
– Ведь это докатились они, голубчики! Ведь это... Это уж крышка им, значит! Дальше-то уж некуда? Некуда, некуда!
– все повторял Аввакумов. Хан? О хане я и не подумал. Ну что же, хан так хан! Тем лучше... Ха-ан! вдруг фыркнул Аввакумов и потом заторопился: - Вы, сестрица, значит, как следует тут лечите! А нам теперь некогда! Некогда!
– сказал он.
– У нас теперь... Теперь у нас хлопот полон рот.
– Он обернулся к Блинову: "Пойдем, Василий Егорович! Немедленно, сейчас же посылай в город разведчика! Надо узнать все толком.

Он успокоился. Все стало ясно. "Завтра начнется бой", - подумал он.

32

Улема действительно совершила переворот. Иргаш внезапно арестовал военного министра Чанышева. Мустафа успел бежать. Мануфактуристы и хлопковики, друзья Мустафы, скрылись. Только крупные торговцы были за Иргаша. В этой каше они сводили свои прежние счеты. Иргаш провозгласил себя кокандским ханом и объявил приказ о расстреле всех большевиков.

За городом, в одном из кишлаков, дехкане задержали чей-то экипаж. Никто из дехкан не знал ни Мустафы, ни его спутников. Только случайность спасла их от гибели. Кишлачный староста-аксакал ловко обманул односельчан и выпустил Мустафу.