Это называется зарей
Шрифт:
— Пожалуй, нам пора уходить.
III
В Салину они прибыли около половины пятого, стоявшая жара предвещала грядущей ночью сильную грозу. У мыса горизонт заволокло стеной грязных облаков, разъедавших золотисто-зеленое небо. Тонкая голубоватая пыль размыла очертания маленьких домишек, громоздившихся на холме Красного мыса, походившего на огромную колонию полипов, испещренную дырами, переливающуюся какими-то бликами, омытую теплыми водами вечера. На улицах торговцы рыбой издавали протяжные пронзительные крики. Над берегом там и сям поднимался дымок. На виа Реджина-Элена
28
«Гордячка» — небывалый триумф! (итал.)
Перед тем как уйти с визитами к больным, Валерио предупредил Латансу, что спать он будет в маленькой гостиной, где Дельфина приготовит ему постель.
— Не стоит затевать столько хлопот, — сказал Латанса. — Я вполне могу переночевать наверху, в бывшей комнате служанки.
— Это невозможно, — возразил Валерио. — Она непригодна для жилья. Там теперь чулан.
— До встречи.
Когда около восьми часов Валерио возвращался домой, город уже окутала густая мгла. Пошел сильный, холодный дождь. Из Кальяри поднимался первый шахтерский грузовик, неистово громыхая пустым кузовом. Его огромные фары осветили мокрые мостовые, пустынные тротуары. Вдоль мертвых фасадов бродили собаки. Откуда-то издалека, далекого далека, доносились веселые звуки танцевальной музыки, приглушенные и казавшиеся такими необычными, словно вокруг расстилался разрушенный город. Едва переступив порог, Валерио инстинктивно почувствовал, что все переменилось. Дельфина ушла. Анджела принимала ванну. Латанса ходил взад и вперед по гостиной. Услыхав, как вошел Валерио, он появился спиной к свету, огромный, несущий угрозу. От падавшего сзади света лампы его голый череп блестел, создавая ему что-то вроде светлого ореола.
— Мне надо поговорить с вами, — сказал он, и в его строгом, дрожащем голосе слышались раскаты грома.
Закрыв за Валерио дверь, он повернулся к нему с пылающим лицом. Дождь стучал в ставни. Из ванной доносился шум воды. Доктор неторопливыми движениями помассировал себе грудь. Тысячи клювов впивались в его плоть, с неистовой яростью пронзали до самых ребер. Он чувствовал, что его несет по рельсам прямо на эту вздымавшуюся перед ним чудовищную гору. На стене висела картина, изображавшая ребенка. Он, казалось, улыбался, словно пытаясь подбодрить Валерио.
— Я поднимался в комнату наверху, — сказал Латанса.
Глаза его блестели совсем близко от лица Валерио. Глаза, исполненные могучей, нестерпимой ненависти.
— Многое насторожило меня сегодня в ваших словах. Дверь комнаты была заперта. Я постучал. Там кто-то есть, не так ли? Я явственно слышал скрип пружин. И совершенно определенно почувствовал чье-то присутствие. Я хочу знать…
— Что вы хотите знать? — в ярости произнес Валерио.
Латанса медленно поднес кулак к его щеке.
— Я хочу знать, кого вы прячете наверху.
— Сандро Галли! Вы угадали!
Кулак опустился, словно у Латансы не было больше сил держать его поднятым.
— Сандро Галли… — прошептал огромный человек.
— Убийцу Гордзоне, — безжалостно добавил Валерио.
Теперь он чувствовал свою силу. Решительный шаг был сделан. Все мускулы шеи, спины стали твердыми, словно панцирь. Он слегка наклонился вперед, собираясь дать отпор. Безудержный гнев полыхал в нем, подобно огню, тлеющему в стоге сена и готовому вспыхнуть при малейшем дуновении ветра, чтобы все уничтожить.
— Вы жалкий безумец, — проворчал Латанса, подойдя к нему вплотную и посылая ему в лицо едкое дыхание курильщика. — Вы посмели пойти на это, — добавил он с ненавистью.
— Это касается только меня, — возразил Валерио.
— Нет. Меня это тоже касается.
Большая вена выступила на его широком бычьем лбу.
— Вам известно, что его ищут, и, в конце концов, полиция найдет его. Вы не подумали о скандале, о возможных последствиях… Ведь он убийца! И вас потащат вместе с ним в суд…
— Я думал обо всем этом.
— Но вы не подумали об Анджеле, не так ли? Нет. О ней вы не подумали…
Теперь вид у него был страдальческий.
— Какой разразится скандал! — продолжал он. — Вы жалкий безумец. Вас обесчестят. Ваше имя да и мое тоже будут трепать в газетах! А эта бедная девочка там, наверху, такая доверчивая, как она радовалась встрече с вами. Но мне-то понятно, почему вы о ней не подумали. Разве вы когда-нибудь заботились о ней? Какое вам было дело до того, что она чахнет у вас на глазах в этом чудовищном климате, умирает от скуки в этой глуши! О, меня ничто не удивляет, нет, ничто уже не удивляет в вас…
Он отступил, сделал два или три шага по комнате. Лицо его нервно подергивалось, мелкие капельки пота струились по его дряблым щекам. А на улице по-прежнему громыхали грузовики. Послышался раскат грома, прокатившийся по холмам. Но маленькая гостиная казалась изолированной от мира, словно опустилась на дно морское.
Латанса остановился напротив доктора.
— Послушайте, — сказал он. — Я старше вас. И скажу вам, что надо делать… Я знаю, что вы мечтатель, человек… Человек благородный, но далекий от реальной жизни. Вы ведь знаете, вас осудят. На карту поставлены ваша свобода, ваша честь да и ваше счастье, наконец. И счастье Анджелы тоже. И все это ради чего? Ради какого-то жалкого типа, ничтожной твари.
На этот раз он говорил торопливо, с какой-то теплотой в голосе, словно пытаясь убедить Валерио, заставить его опомниться.
— Вы скажете, чтобы он ушел из этого дома. Пускай спрячется где-нибудь еще. Все так просто. Вы его не выдадите, но избавитесь от него и тем самым спасете себя.
Он с жадностью ждал ответа доктора.
— Нет, — сказал Валерио.
— Ну хватит! — рассердился Латанса. — Я сам выкину его вон.
— Если вы это сделаете!..
Они с вызовом смотрели друг на друга. В тишине снова раздался раскат грома, далекий и суровый.
— Но, черт побери, ради такого мерзавца! Что побуждает вас к этому? Я только теперь начинаю понемногу узнавать вас и подозреваю еще более страшные вещи… Ваше упорное стремление остаться здесь; этот убийца, которого вы спасаете… Ведь в любой момент сюда может нагрянуть полиция, надо как можно скорее предотвратить опасность! Прогоните вы этого несчастного, да или нет?
— Нет, — ответил Валерио.
— Предупреждаю вас, ни Анджела, ни я не останемся в этом доме, если вы будете продолжать упорствовать.