Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Откуда-то снизу. Со стороны лестницы. Той самой, по которой недавно поднимались Стас с Аристархом Андреевичем.
Видимо, прямо сейчас за бакуганами не получится.
Я перехватываю Стаса, мы в очередной раз разворачиваемся вокруг своих осей и бежим к кабинету Отто Иосифовича. Но чертова дверь не открывается. Должно быть, когда ею хлопали за дедом, она закрылась на собачку.
Пока Вера стучит кулачками в белый пластик и зовет Кагановича, я ставлю Стаса на ноги и пробую три двери по соседству. Все они тоже заперты. Арии «калашниковых» раздаются все ближе. Больше в этом
Что за хрень? Милицейская погоня за бандитом, не придумавшим ничего лучше, кроме как спрятаться в детской онкологической клинике? Или, конченные некомпетентные уроды, вы не только умудрились дважды упустить обычного журналюгу, но и в очередной раз прозевали террористов?
Нет. Не говорите мне, что вы в очередной раз прозевали террористов. Не говорите мне…
Когда бледный, ничего не понимающий и основательно выпавший на измену ординатор наконец впускает нас в кабинет Кагановича, в противоположном конце коридора материализуется человек в камуфляже. Перед тем как дверь снова захлопывается, я успеваю разглядеть маску и направленные в потолок снопы из дула – и становится ясно, что это не милицейская погоня.
Я закрываю дверь. Она обдает меня терпким горячим воздухом, в котором, как сейчас кажется, отсутствуют молекулы.
– Всэ выходим в карыдор, быстро, билят! На счет «тры» стыриляю на поражение, нах! – каркает в подтверждение моих догадок человек из-за двери. И дает еще несколько коротких очередей.
Но нэт, нэ усё так просто, красаучик! Чик-чирик, мы в домике. Я запираю замок с собачкой на два настоящих, дополнительных, больших оборота. И достаю из-за пояса травмат Эрика. Насмерть он не бьет, как мы сегодня эмпирически выяснили. Но похож на реальный «макаров» и потому, возможно, способен напугать… Знаю, да: жидковато. Но на безрыбье и палка стреляет, и это лучше, чем ничего.
В домике нас оказывается семеро. Мы втроем, Аристарх Андреевич в валидольных пар'aх, Отто Иосифович, ординатор и та самая лаборантка, которая так и не ввела тогда Вере инъекцию успокоительного. Вера абсолютно бессмысленно зажимает ладонью рот Стаса, который единственный из всех не испугался. Остальные, конечно же, встали дрожащим сгустком у окна, строго напротив входной двери. Так, чтобы этот псих, кем бы он ни был, сэкономил патроны и пристрелил их теми же пулями, которыми будет сбивать замок. Какая трогательная забота о ближнем, господа! Я едва успеваю перетащить их в левый от двери угол. Теперь, чтобы все попали в сектор обстрела, ему придется как минимум войти в кабинет. А я уж тут как-нибудь попробую его встретить.
– Раз! – слышится из коридора с секундными интервалами. – Два! Тры, билят!
Очередь решетит и калечит замок, но не открывает дверь: замок, хоть и вырван с мясом из своей плоскости, все еще держится собачкой за паз в косяке.
Сейчас этот ублюдок будет открывать дверь с ноги и на мгновение опустит автомат... Или так, или никак. Или я просчитася и получу за это по высшей из всех ставок.
Но бинго! высшие ставки на этот раз мои. Когда он врывается в кабинет, поднять «калаш» в исходное положение он не успевает, потому что в лоб ему утыкается дуло пороковского «макарыча». Surprize, гоблин!
За маской – черные глаза, большие и пассионарные. Смотрят в мои, прожигают в них дырку, мешая лучи ненависти с вибрациями инстинкта самосохранения. Там, где должны быть крылья носа, маска вздымается и втягивается внутрь, как будто к ней подключили два насоса. Судя по безапелляционно зарождающимся морщинкам вокруг глаз, мы с маской примерно ровесники.
И вот теперь мы с ровесником стоим и молчим, раздувая ноздри и буравя друг друга глазами. Все остальные вжались в угол где-то далеко, на периферии сюжета. Немая сцена.
Он знает, что получит пулю в голову, стоит ему хотя бы шевельнуться.
А я знаю, что эта пуля будет резиновой. Но дело, конечно же, не в этом.
Дело в том, что все совершённое до сего момента я делал инстинктивно, как на войне – ни о чем не думая и следуя единожды усвоенным алгоритмам выживания. С тех пор, как мы услышали первые автоматные очереди, не прошло и минуты, и на раздумья у меня попросту не было времени. А теперь я стою, не двигаюсь, и наконец включились мысли; и я не могу отделаться от одной навязчивой: а ведь это вариант.
Надо только повернуться чуть влево, отпрянуть на шаг по стенке, а его запустить на шаг вглубь кабинета. Чтобы мы все оказались у него на одной линии огня.
А потом совсем чуть-чуть сбить прицел и выстрелить. Так, чтобы не попасть и напугать. Все остальное сделает маска-ровесник. Машинально. Из чувства самосохранения.
Он не уберет палец с курка, пока не опустошит весь рожок. Чистая психология. Я видел такие глаза на войне и хорошо знаю, чего от них можно ожидать. Он на взводе и если начнет стрелять, то по своей воле не прекратит.
«Они жили долго и счастливо и умерли в один день»… Ну, может и не очень долго и не совсем счастливо, конечно. Ничего, я готов сбить цену. Ладно, уговорили! мне не надо долго и счастливо. Мне б только, чтоб умереть в один день с моим ребенком.
Вера? Она, несмотря на все ее недостатки, будет так же рада. Аристарх? Старик немного поскучает без Вериной матери, у них совет да любовь, как в книгах про тех, у кого жизнь удалась. Но в любом случае ждать благоверную ему придется недолго: возраст.
Остальные? Да плевать я хотел на остальных. Вы не смогли мне помочь, а я не могу помочь вам. Это не месть. Это жизнь. Я всего лишь хомо сапиенс, ребята.
И не пугайте меня адом, в который я попаду, подставив под пули невинных людей. Хуже, чем сейчас, ни в каком аду мне уже не будет.
– Ытты, – сипит испорченным чайником человек с глазами-маслинами, – ыттты. – Сипит в голос, как бы алогично это ни звучало. Ну да, слова сейчас надо чем-нибудь заменить, а как же.
В одну из прорезей маски из-под набухшей от влаги ткани втекает капелька пота. Неспешно заползает в уголок черного правого глаза. Уродец начинает часто смаргивать, точно школьник, который описался у доски и вот-вот расплачется. Да уж, представь себе: погодную аномалию никто не отменял даже для отмороженных воинов Аллаха. Я словно бы вижу воочию, как под этой синтетикой у него сейчас плавится мозг.