Евангелие отца

Сад Герман

– Мсье говорил, как священник. Мой муж был священником в Льеже.

– Вы очень внимательны. Мадам…?

– Мадам Носонофф.

– Мадам русская? – Удивился ее чистому французскому мсье Дюпон.

– Мой дед бежал от большевиков во Францию в восемнадцатом году. Мсье…?

– Назим.

– Мсье не француз? – Удивилась в свою очередь хозяйка

– Моя бабушка встретила моего дедушку в Марокко. – Улыбнулся мсье Дюпон.

– Вы решили оставить себе такую фамилию в память о деде? О, как это мило, мсье Назим. Мило, но непопулярно. – Хозяйка хотела еще что-то спросить, но тут, слава всем Святым, зазвонил телефон в кармане. Мадам удивленно посмотрела

на посетителя, но ничего не спросила: какая ей, в сущности разница, что посетитель не захотел звонить домой по сотовому телефону? Может, он из тех французских скряг, которые берегут каждый собственный цент, почем ей знать? Разве это важно? Важно то, что он совершенно неожиданно назвался настоящим именем – вот что важно.

Она внимательно посмотрела ему вслед и когда он, положив несколько долларов на стол, выходя из булочной, обернулся и приветливо помахал ей рукой, быстро вернула на свое лицо широкую улыбку. Мужчина переходил дорогу, а мадам Носонофф уже набирала номер

– Это Джемма.

– Как сегодня пирожные? – На том конце провода были намерены пошутить.

– Никос, будь другом, когда приедешь за мной – возьми по дороге два хот-дога без майонеза, с луком и горчицей. Я не могу больше это видеть и нюхать.

– Как клиент?

– Он назвал себя.

– Шутишь? – Она услышала, как человек на том конце что-то кому-то сказал, прикрыв трубку рукой.

– Сама удивилась. Может он нервничает сильно?

– Глупости. Они не допускают ошибок.

– Но, Никос, он же простой священник!

– Джемма, он не простой священник – он иоаннит.

– Ты хочешь сказать, что он – святой и ошибки ему не свойственны? – Джемма слегка перебрала с иронией. И на том конце провода явно напряглись.

– Я хочу сказать, что ты могла допустить ошибку и задать слишком прямой вопрос.

– Ой, я тебя умоляю! Или я не знаю, как надо спрашивать мужчин, чтобы они сказали правду?– Джемма попыталась сгладить неловкость. Ей это удалось, и там засмеялись.

– Кто, говоришь, был твой дед? Русский офицер? Надо менять легенду – пусть он будет русским, но евреем-ювелиром.

– Никос, так не бывает: или русский или еврей-ювелир. – Джемма засмеялась.

– Конечно, Джемма. Твоя легенда хороша тем, что любой русский в случае неожиданной эмиграции может стать евреем при большом желании…. А заодно татаром и казаком одновременно.

– Татарином, Никос, татарином – сколько раз тебе повторять?

– Ладно, пусть будет по-твоему. – Никос повесил трубку, взял из деревянной шкатулки на столе сигарету и задумался. Одна сигарета в день позволительно? Кстати, какого черта Дюпон назвался Назимом? Не мог он настолько ошибиться, чтобы назвать свое собственное имя первому встречному. Не мог…. Если, конечно, он не сделал это намеренно. Или Назим вовсе не настоящее имя. Какая разница вообще: куришь или не куришь, если голова все равно дымится?

День для Никоса, кажется, сложился крайне неудачно. Из Танжера сообщили, что с Бальтазаром разговаривать можно, но крайне сложно. Человек опустился настолько, что его, кажется, уже ничего не волнует. Странно, как-то…. Не мог он измениться настолько за такое короткое время. Что-то не сходится. Усталость? Обида? Ну, бывает. Какая справедливость в таких играх? Но еще тогда показалось удивительным, что он просто так ушел, не взяв ничего. И он на виду. Не прячется. Может – своя игра? Тогда, что ему надо? Нет, он не мог просто так превратиться в животное. Если только…. «Надо будет самому туда лететь. Этого не избежать. Тем более, что события начинаю развиваться настолько стремительно, что

промедление губительно для дела. А может и не только для дела, но и для собственной жизни».

Никос набрал несколько цифр на внутреннем телефоне.

– Сэр, я могу Вас увидеть сейчас? Необходима Ваша санкция. – Он явно попал на совещание. Босс не любит таких звонков, но на этом и расчет: все знают, как босс не любит такие звонки и именно поэтому когда надо чего-то достичь – надо идти вопреки правилам. Кстати, именно он Никоса научил этому правилу еще в Ираке. – Спасибо, босс, через пять минут на лестнице. «Если он даст мне санкцию на участие в деле, есть шанс что-то сделать».

Лестница была чудным местом для разговоров. Пять этажей вверх и пять этажей вниз в полной тишине и при полном отсутствие людей – это десять минут разговора. Кто будет ходить по лестнице, если в здании четырнадцать лифтов? Никто не будет. «Два хот-дога? – Пришла откуда-то мысль. – Куда ей два? Что за мысли-то? Интересно, что скажет мистер Ной? Хотя, что бы он ни сказал – вечером надо быть во Франции. Надо убедить. Париж, конечно, слабое убеждение – если бы я сказал, что мне срочно надо в Мозамбик – я бы улетел сразу. А Париж весной…. Скажу, что потом обязательно сразу в Мозамбик». Что тут скажешь! Если человек шутит, значит одно из двух: либо все хорошо, либо все пропало. Что скажет мистер Ной?

Гл. 18

«Просто этой Ложи никогда не существовало». Это легко сказать, но это нелегко принять. Можно подумать, что мир перевернулся. Нет, не перевернулся: утро, день, вечер – все как прежде. Только вечер был уже в кафе иерусалимского аэропорта «Бен-Гурион». Беда, которая постигла Великого Мастера Джонатана Тиза, возможно, еще не была бедой – беда могла ждать впереди. «Почему я? Почему это происходит со мной? Похоже на сон только это не сон». Конечно, это не сон – во сне редко приходят электронные письма. Две милые девчушки прошли мимо столика Тиза, три молодых человека в ярких рубашках громко о чем-то спорили, когда объявили прибытие рейса из Франции, израильские полицейские смотрели футбол по телевизору на стене зала и чашка кофе, и незажженная трубка. Можно бы и поесть, но что-то мешало. Что-то не нравилось Тизу. Все слишком быстро случилось и не случилось одновременно. Он не успел прилететь и включить сотовый, как получил два коротких сообщения: «Встреча отменена. Оставайтесь в Иерусалиме» и «С приездом, Великий Мастер Ничего».

Теперь тишина. Понятно только то, что произошло непредвиденное: остается ждать. О его приезде знали обе стороны: и те, кто его направил сюда, и те, кто об этом не должен был знать. Джонатан встал из-за столика, положил несколько евро на блюдце со счетом и пошел к выходу. Голос за спиной заставил вздрогнуть. (Кажется, я слишком возбужден. Нет. Скорее, я просто испуган. Так не годится. Это плохо). Голос вежливо, но настойчиво повторил:

– Я ведь к Вам обращаюсь, сэр.

Джонатан медленно повернулся к говорившему:

– Простите?

– Вы забыли заплатить.

– Я положил…. Простите, разве Вы не принимаете евро?

– Не по субботам, сэр. Обменные пункты закрыты, а мне сдавать кассу.

– Но у меня нет шекелей, - Джонатан почувствовал себя действительно неудобно. – Что же делать?

Официант подумал немного и сказал:

– Ничего страшного – давайте в евро. Только не четыре, а, скажем, семь. За беспокойство.

– У Вас праздничный субботний курс? – Джонатан попытался пошутить. Шутка не получилась – парень поднял бровь.