Евангелие отца
Шрифт:
– Курить можно?
– Курите, если хотите.
– Открылась дверь, и вошел один из тех молодых и молчаливых из аэропорта. У него на подносе была пепельница, пачка каких-то сигарет. Израильские, что ли? (Тарабарщина какая-то на пачке написана) и спички.
– Нас подслушивают?
– Я прикурил.
– Нервничаете?
– В его голосе как будто даже жалость какая-то проскочила. – Нет. Нас не подслушивают. Это, вообще то, грех, если Вы помните. Библию давно читали?
Вот этого еще не хватало!
– О рыцарях и подслушивании в Библии ничего нет.
– Я терял энтузиазм. И, кажется, мне становилось немного не по себе.
– Интересно все же...
– Что? Кто Вы? Подслушивают ли нас? Или Вы про Библию?
– Кажется, этот Рыцарь соскучился по болтовне за последние четыреста
– Ничего. Говорите уже скорее, что Вы там придумали про меня, и я куда-нибудь пойду, погуляю. В конце концов, я первый раз в Израиле. Будем считать, что я выиграл бесплатную поездку на историческую родину. Я в какой-то книжке читал, что французы — это испорченные Европой евреи. Так?
– Я и вправду начинал тупеть, а он, кажется, наоборот — только входил во вкус игры. Но, терять мне было уже совершенно нечего, и оставалось только психовать вслух, изображая обнаглевшего от испуга юношу, коим я почти и был.
– В связи с тем, что Вы явно ошиблись со мной — я готов оказать Вам услугу и потерпеть Вас, пока Вы сами не поймете, что Ваши сотрудники привезли не того. Вот ваш бухгалтер покрутится, когда Вы еще раз захотите устроить своим коллегам такую командировку. Кстати, они тоже... рыцари?
– Но ему было наплевать на меня. Он смотрел в окно и покачивал ногой в симпатичном ботинке за двести евро.
– Что Вы от меня хотите? Я родственник отрицательного героя? Специалист по осиновым кольям? Вы же не станете утверждать, что родственники отвечают за некрасивые поступки их дальних...
Вот тут он меня прервал. Кажется, и ему надоело.
– Что я хочу?
– Он слегка задумался.
– Скоро узнаете. Вот я Вас про Библию спрашивал. Но, судя по всему, Вы ее плохо знаете. А мне говорили, что Вы часами просиживали в библиотеке своего дядюшки? Наврали, конечно. Я Вас понимаю: прижизненное издание Дюма много любопытнее, чем Библия. Впрочем, там есть одно увлекательное место, когда Ученики Его спросили: «Хочешь ли Ты, чтобы мы постились, и как нам молиться, давать милостыню и воздерживаться в пище?» Иисус сказал: «Не лгите, и то, что вы ненавидите, не делайте этого. Ибо все открыто перед небом». Не помните?
– Нет. Я не помню. Или... кажется, там ничего такого нет. По крайней мере, может у нас тексты разные? Может Вы не на французском читали?
– Я читал на арамейском, Люсьен. Хотя... Вы правы. Если этим вопросом серьезно не заниматься, то Вы могли и не заинтересоваться Дидимом Иудой Фомой.
– Как? Еще один Иуда? Или я родственник этого? Или...
– Нет. Успокойтесь. Не этого. Этот был простым человеком, не очень далеким, но по-своему милым и предприимчивым. Это ведь его труд «Евангелие от Фомы» я процитировал. Слышали?
– Я не теософ, но слышал. Вы — сектанты. Я понял. И потом, произведения этого господина нет в Библии, не так ли?
– В Библии много чего нет. Скажем так: Библия — это сборник шлягеров. Ну, самых популярных, наиболее понятных массам песен. Знаете, Pink Floyd? Ну вот, это такой…. The Best of... Полное творчество изучать долго, нудно, трудно и скучно. Там слишком сложные и длинные композиции, под которые не потанцуешь, так? А сборник послушал — и в общих чертах понятно: можно перед девчонками покрасоваться при случае. Но об этом потом. Все сложнее. Есть много Евангелий и скоро появится еще одно. Вот это и есть предмет нашей с Вами встречи, Люсьен. Можно я Вас буду называть по-прежнему, Люсьен?
– Да ради Бога, дорогой рыцарь! Хотя, если вам удобнее называть меня Иудой и повесить на осине, то - пожалуйста. Вы будете говорить, а я буду в такт тихо покачиваться, чтоб Вам не было очень скучно. У Вас есть осина в этом люксе? Нет? Понимаю — только красное дерево. Так вот — если Вам удобнее называть меня Иудой — сделайте одолжение! Не стесняйтесь!
– А Вы держитесь хорошо. Я не ошибся.
– Он сделал паузу и достал из кармана серебряный портсигар. (А сигаретки-то у него были! Жмот). И словно отвечая на мои мысли, он сказал.
– Были. Только я курю самокрутки, и предлагать их как-то неприлично.
– Стойте.
– Я даже подскочил на кресле.
– Так я читал, что откопали Евангелие от Иуды! Даже
– Думаю, что настоящее. Хотя, кто знает? В наше время все возможно. Но продолжения не будет. То, что нашли - то нашли. Если только Вы вдруг не напишите. – Он слегка усмехнулся. – Проблема не в этом. С Вашим родственником уже как-то почти все смирились: мало ли что не рассказывал сумасшедший и презренный предатель! (Он не пропускает ударов). – Проблема не в этом, повторяю. Уже начало появляться новое Евангелие. Частями. Не полностью. Именно этому Вы и должны помешать.
– Но, как? Я не...
– Все в свое время. А теперь я Вас кое с кем познакомлю.
– Он встал и подошел к двери, ведущей в другую комнату.
Дверь была слегка приоткрыта, и я услышал приглушенные голоса и шепот. Почти различимы были слова: «Это действительно он? Вы уверены?». Ответ я не услышал, но, судя по тому, что дверь резко распахнулась, и в проеме появился человек средних лет в слегка помятом черном костюме, ответ был положительным: то есть, это был точно я.
Седые волосы, очки без оправы, руки со сцепленными пальцами перед собой, внимательный, слегка настороженный, изучающий взгляд, чуть склоненная вперед голова и просто уйма благородства в молчаливой паузе на несколько минут – все выдавало в нем или священника, или вышедшего на пенсию когда-то успешного оперного артиста.
– Ну что, мой дорогой, Вы готовы?
– Более глупого вопроса после нескольких минут молчания трудно придумать. Он подошел к креслу и сел напротив меня.
– К чему? – Я совершенно ни к чему не был готов. Я был готов только к тому, чтобы убраться отсюда поскорее.
– Вам предстоит небольшое путешествие. – Его голос был тих и нежен, как голос девушки, которая уже готова сказать тебе окончательное "да", но ее все еще терзают некоторые сомнения по поводу твоего банковского счета. Она смотрит на твою реакцию и хочет проникнуть в самые глубины твоей любви – ей хочется этого, как хочется матросу, чтобы на дне этой бутылки осталась еще капля гаванского темного рома. Она хочет понять, насколько глубока твоя преданность и как далеко ты можешь зайти в своем желании до того, как она разденется.
…Многие думают, что совершенно неважны мелкие, но очень важные вещи. Это глупость, которая часто приводит людей к катастрофе. Действительно, совершенно неважно какая у человека шляпа, какие ботинки и какая ручка, но говорить, что не имеет значение, какой у человека кошелек? Это верх безрассудства. Это дорога в пропасть, милые дамы! Кошелек – вот основа основ. Если новенький, дорогой, кожаный и маленький – это повод призадуматься. Он его бережет, и у него нет наличных денег с собой. Значит ли это, что он бедный? Нет. Хотя, конечно, чем меньше доходов — тем дороже вещи и тем бережнее человечек к ним относится. Но еще это означает, что все его финансы под контролем и он скорее согласен платить проценты по карте, чем потерять на улице даже один цент. Он – трус и жадина, дамы! Прочь от него! Нам с вами нужен человек с большим дерматиновым кошельком. Нам нужны шуршащие наличные! Мы не побирушки какие-нибудь — большим купюрам большой кошелек! Да! Мы готовы в ущерб имиджу брать внутренним содержанием. А что взять с чужой кредитной карты кроме судебного иска? Но вернемся к делу! Он не боится его потерять и у него, конечно, водятся денежки, плотные пачки денежек, которые он засовывает своими потными пальчиками, утрамбовывая, в свой противный кошелек, похожий на потертые поддельные носки "Адидас". Ну, даже, если придется и потерпеть от этих потных толстых пальчиков, когда они полезут не туда…. Что с того? К чему это я?... Священник…. Какой священник? Ну, да — возвращаюсь. К моменту моего возвращения священник уже удобно устроился напротив меня и настолько расслабился, поверив в то, что я это я, что достал из нагрудного кармана пиджака расческу и несколько раз аккуратно провел ей по седым волосам. (Можно на секунду еще отскочу в сторону? Кстати, он не очень и похож на священника – скорее, хочет быть на него похожим).