Евангелие отца

Сад Герман

– Сэр не может заплатить и, может быть, хочет, чтобы я позвал полицейского?

– Боже упаси! Вот, возьмите. – Тиз аккуратно положил на столик банкноту в десять евро.

Парень молча взял и отошел. «Здравствуй, Джонатан.
– Пронеслось в голове. – Ты в Израиле».

Десять евро плюс четыре евро на блюдечке. Получается четырнадцать евро за кофе? Израильтяне никогда не пропадут, даже если их три раза выгонят из Палестины. Первое, что они сделают – станут арабскими евреями и останутся тут жить, как и жили. Будут продолжать торговать и арабы при всем их хитроумии просто станут нищими при таких ценах. Он часто думал: какая между ними разница? Никакой. Привычки, менталитет, обряды, история – все общее. Камень в храме и тот один и тот же. Одна земля и века сражений во имя Господа с двумя именами. «Джонатан, это ересь!». Голове не запретишь возражать. Но все идет к тому. Иначе, зачем ты приехал, Джонатан?

Зачем? Возможно, на этот вопрос ответ будет дан сегодня.

Телефон завибрировал: «Пожалуйста, подождите. К Вам подойдут». Вежливо, как в приемном покое. И через минуту он услышал:

– Как долетели, мистер Тиз? – К нему с радушной улыбкой подходил молодой человек.

«Где я его видел? Яркая рубашка – они сидели напротив меня…. Ну, те – трое, которые громко спорили и смеялись. Все странно: странно и плохо. Я стал неаккуратен».

– Да.
– Автоматически ответил Джонатан.

– Мистер Тиз. – Подошедший заговорил тихо, но улыбка не сошла с его лица. – Мистер Тиз, Вам ничего не угрожает. По крайней мере, пока Вы будете внимательно нас слушать и выполнять наши указания. Вы прилетели по приглашению рыцаря Де Жофора. Я отвезу Вас в хороший отель. Вы отдохнете, и вечером я за Вами заеду. Это будет в шесть. Постарайтесь расслабиться – все уже произошло, но мне поручили передать, что ничего плохого еще не случилось – все может вернуться на круги своя.

– На круги своя? Что я здесь делаю? – Джонатан понимал, что любой вопрос останется без ответа, но может быть этот, вызовет хоть какую-то реакцию?

– Вы встретитесь с теми, кто хотел, чтобы Вы приехали. Вы сами всегда этого хотели – это все. – Молодой человек взял сумку Джонатана и пошел в сторону стоянки такси. «Рыцарь Де Жофор? Это бред. Такой фамилии нет в списках». – А в голове кто-то ожил опять. – «В каких списках, Джонатан? В твоих? А разве нет других списков? И какие из них настоящие? Вот увидишь, оживут герои Дюма, и встретит тебя какой-нибудь Буатреси или того лучше, сам Мазарини ».

Такси плавно тронулось, и за стеклами поплыл Иерусалим. Четырнадцать евро за кофе? Как стала тяжела голова, как тяжело бьется сердце. Не надо было пить кофе…. Столько переживаний…. А за окном земля, по которой ходил Он. Столько дней и ночей ты видел ее в своих снах…. Она за окном, но тебе сюда было нельзя. Теперь можно. Теперь можно все…. Как плавно едет автомобиль и хочется спать. Я устал. Я устал. Я боюсь? Нет. Все хорошо – уже нет за окном Его Земли. Это не та…. Спать. Не надо было пить…странный кофе у них….

…Земля, у которой нет имени, земля, которая не приняла никого и никого не отпустила. Земля, во имя которой покинули мир миллионы, и именем которой они были уничтожены. Земля праведников и грешников – ибо сказано: «Всяк праведен и грешен во время иное. И пришедшие канут, и ушедшие взойдут». Земля рождения и погибели, истины и словоблудия, греха, позора и славы. Все началось отсюда, и все вернется сюда. Пройдут наши времена и наступят другие, и ничего не изменится до тех пор, пока не вернется Он – пока не вернется Вера. Или пусть только вера в Него. А Он стал многолик. И хоть плачь, хоть смейся – пред глазами встает Шива, как образ сегодняшнего дня: многорукий Бог, сменивший много масок и имен. Танцуй во имя смерти и рождения! Танцуй, пока есть силы, а мы будем видеть только то лицо, которое ты показываешь, а другое видят те, кто стоит перед нами. «Лицом к лицу – лица не увидать» - кто это сказал? Не помню. Шива…. При чем тут он? Образ многоликости мира? Зла, добра, красоты и силы. Скорее, многорукости: пока одна рука набирает телефон друга – вторая звонит его врагу. Все в одном, как «Head and Shoulders» или корейский автомобиль, способный ездить, но неспособный стать «Мерседесом». Откуда взять силы, чтобы видеть разом все лики Мира: Будду, Христа, Магомета…. Всех пророков, словно издевающихся надо мной и то появляющихся, то исчезающих? Из книги в книгу, из языка в язык: те, кто были, и кого не было никогда. Кто из них знает больше? Тот, кто молчит. Вместо литературного труда обет молчания – омерта. Кто создал мафию, тот ее и танцует. Только они знали, что делали – другие так ничего и не поняли. Но именно им я верю больше всего – тем, кто ничего никогда не видел – они знают, они ведают, они чувствуют и истинно верят. Пусть даже они верят в сказку – она полезнее правды, которая кровава и грязна. И уж точно, она не имеет ничего общего с истиной. Пусть заблуждаются, сочинив свою историю. Эта история полезнее той, что началась жарким днем и кончилась душным вечером странного дня.

И преследуют одни и те же имена, и только одного имени нет. Так теряют веру, Джонатан. Так теряют веру. Веру? Но, какую? Я верил в незыблемость Ложи. Верил? Пусть не истинно верил, но знал, что века прошли, и ничего не изменилось. А теперь? Теперь не так, теперь

кто-то нарушил обет и открыл тайну. Какую тайну, Джонатан? Тайну Истины? Ой-ой! Какой истины? Ты действительно в это веришь? В то, что кто-то может ее знать и так долго хранить? Ну, или хотя бы в то, что она есть – Истина? Есть только одна тайна – тайна исповеди, но она создана лишь для того, чтобы твои грехи стали известны кому-то кроме тебя и Бога. А то, что знают трое, знает весь мир. Сказал Cпаситель и до тебя дошли эти слова и вместо ясности, породили сомнения:

"Bсе сyщества, все создания, все твоpения пpебывают дpyг в дpyге и дpyг с дpyгом; и они снова pазpешатся в их собственном коpне. Bедь пpиpода матеpии pазpешается в том, что составляет ее единственнyю пpиpодy. Тот, кто имеет yши слышать, да слышит!"…

Уши есть, но о чем Он? Не о том ли, что не может быть несколько истин? Так было для тебя всегда – что же случилось? Ты перестал верить, что только твоя правда и есть Истина? И она одна, и ее у тебя украли. Ее присвоили другие, назвав по-другому, дав ей другое имя. Что же получается? Нет разницы в наших словах, и мы говорим об одном, а потом лжем другим, лжем себе. Значит, есть только Ложь. И она тоже многолика, но она тоже одна, как Истина. Как ты их называл всегда, Джонатан? Рай и ад? Свет и тьма? День и ночь. Смешно и глупо. Глупо и банально. Слишком просто, чтобы в это поверить.

Но у палки тоже только два конца и правильный только тот, за который держишься ты – другой станет «божьим промыслом», «бичом божьим», «карающим мечом». И правильна лишь та дорога, которую указывает другой конец палки. Так? Так. И не надо сомнений – сомнения оставь другим, а ведь ты человек умный – то есть тот, у кого есть палка. Только так можно выжить. Только так.

Сколько прошло лет, а ты, Джонатан все еще не можешь успокоиться, все не можешь перестать думать. А ведь все уже сказано. И можно теперь сказать, что все уже почти сделано. Театр закрывается – актеры устали. Пора опускать занавес после еще одного спектакля. А может быть еще не все? Может быть, прилетит добрый тихий ангел и шепнет слова, и все вернется? Как долго надо было ждать этого дня, когда частицы одной лжи вторгнутся на территорию другой. Ведь мы были созданы для этого дня. Ведь каждый из нас ждет того дня, которого боится. И он приходит, и ложь побеждает. «Ложь во спасение»? Чего? Жизни, которая кончится быстрее, чем хочется? Или именно этого хочется, потому что страх, жуткий страх завтрашнего наступает уже сегодня. Не хочу! Не могу! Не желаю! Я не должен брать на себя эту ношу! Я просто человек – я не могу играть в эту игру. Мне нельзя. Мне нельзя. Мне нельзя…. Почему, Джонатан? Почему всегда было можно и только сегодня стало нельзя? Тебе сегодня позвонил Бог? Страх наступил, но ведь и завтрашний день недалек – почему бы и ему не наступить? Достаточно сказать слово, которого от тебя ждут. Ты ведь никогда не был священником, Джонатан – почему ты ведешь себя, как священник? Ты – тихий идеалист и впереди твой первый, и, может быть, последний бой. Тебе Бог не сказал, что доспехи воина прекрасны только на параде, а вообще-то они грязны, тяжелы и испачканы кровью. Хотя, любая ложь ведет к правде – иди. Но не смотри в зеркала, когда встанешь на этот путь – тебе не понравится твое лицо. И я боюсь, Джонатан, что ты его можешь не узнать….

Мысли путались, и сон достиг своей цели. Ему не найти ответ в реальности, а сон не принесет покоя и забытья: ему приснится Он – без имени и без лица. И Великий Мастер будет думать, что слышит этот голос. Но все будет не так. И это не будет голос Бога. Хотя, кто знает? Если верить Ему – мы сами и есть боги. Разве не сказал Он, что Царствие Небесное внутри нас самих? Считай, что этот далекий голос – голос только твоего Бога. Спи, Великий Мастер Ложи, которой никогда не было. Тебе сегодня повезло – какой-то человек в небольшой комнате в районе Западных сороковых улиц Нью-Йорка разрешил тебе завтра проснуться – это ли не чудо? Это ли не счастье: получить шанс еще раз увидеть чье-то лицо в зеркале против себя? Пусть даже не свое.

Гл. 19

«Война идет уже столько лет. И нет ей конца. И не будет». В старом доме на горе топилась печь. По ночам здесь холодно и неуютно, но стоит ее растопить, кажется, что за стенами дома, рядом с огнем безопасно. Горячий сладкий чай и лепешки согревают не только тело – они согревают душу и становится сытно и сладко. И верить уже не так сложно, когда есть сахар и мука. Боже, как сладко бывает в эти минуты. Лишь бы не приходило утро, и не погас огонь! Одному быть не так и плохо, даже очень хорошо. Потому что тот, второй, который рядом – кто он? Он улыбается, он говорит хорошие слова, но почему он рядом? Он другой веры, он должен быть врагом, но он рядом, потому что вдруг стал нужен тебе. Вот и все различие веры?