Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Куда ноги несут,— буркнул Дулькевич.
— А откуда?
— Какое это имеет значение?
— Видите ли, когда человек не знает, куда идет, то должен знать хотя бы, откуда он пришел.
— Я был на «линии Зигфрида», на Западном валу. Вас это удовлетворяет?
— Полностью! И что же там?
— Там я оставил своего лучшего друга подхорунжего Войска Польского Казика Марчиньского.
— В этом судьба всех подхорунжих: оставаться, чтобы майоры имели возможность идти, куда их понесут ноги.
— Я иду в Польшу! —
— Давайте обойдем ее,— предложил Михаил.— Где-то около Аахена она кончается. Пойдемте на Аахен. Все же ближе, чем до Польши. А там Франция, партизаны... Надеюсь, у пана майора есть какие-нибудь личные счеты с фашистами?
— Я прежде всего гражданин, а потом уже приватная личность.— Дулькевич сверкнул глазами и подобрал губы.
— А нет ли у пана майора чего-нибудь поесть? Я голоден, как сто борзых.
— Я тоже,— сразу увял Дулькевич.— В этих проклятых лесах нет ни одного селения, где можно было бы что-нибудь добыть. Просто падаю от усталости и голода.
— А я пропустил несколько деревень, побоялся зайти,— признался Михаил.— И вот кормлюсь, как олень, листьями и кореньями.
— Может быть, пан думает, что я обязан его накормить? — с подозрением взглянул на лейтенанта Дулькевич.
— Сохрани боже! Может, все-таки вместе пойдем на Аахен?
— Я иду в Польшу,— сказал Дулькевич.
— Счастливой дороги! Только туда дальше, чем до Франции, и, кроме того, вдвоем веселее, чем одному.
— Я иду в Польшу,— упрямо повторил Дулькевич.
— Тогда до встречи после войны у меня дома. Приезжайте в Киев. Будете гостем.
Михаил поправил автоматы и двинулся. Потом что-то вспомнил и остановился. Дулькевич стоял на месте и смот-рел ему вслед.
— Чуть не забыл,— сказал Михаил.— Зачем мне сразу два автомата? Давайте поменяемся: вам автомат, мне пистолет. Автомат и пистолет — это уже лучше.
— Нет,— покачал головой Дулькевич.— Паново оружие мне не подходит.
— Ну, как знаете,— пожал плечами Михаил и двинулся дальше.
Углубившись в лес, он снова оглянулся и увидел, что Дулькевич все еще стоит на месте. Михаил приветливо махнул ему рукой и больше не оглядывался. Одного товарища послала ему судьба, да и тот, видишь, оказался из тех, кому фунт панского гонора дороже, чем тонна искреннейшей человеческой приязни. Чертов пан!
Тихий, еле слышный треск заставил Михаила остановиться. Он снял предохранитель и направил автомат туда, откуда донесся подозрительный звук. За Скибой кто-то гнался. Частый топот за кустами слышался яснее, ближе, человек тяжело отдувался. Едва успел Михаил стать за дерево, как в девяти шагах от него вырвался из-за кустов пан Дулькевич и понесся дальше.
— Пан Дулькевич! — позвал Михаил.
Он совсем забыл о том, что малейшая неожиданность вызывает в организме Дулькевича шоковое состояние. Забыл и чуть не поплатился за это.
Дулькевич вмиг обернулся, выбросил вперед правую руку и пальнул из парабеллума.
— Да ты что, спятил? — в сердцах крикнул Михаил, прячась за дерево.— Как шарахну из автомата, мокрого места не останется!
Шок у пана Дулькевича прошел так же быстро, как и возник. Майор опустил пистолет и виновато потупился, не отваживаясь подойти ближе.
— Откуда у вас эти привычки старого дуэлянта? — все еще в гневе сказал Скиба.— Палите, как в собственном тире в графском имении. Какого черта вы здесь носитесь?
— Я иду в том направлении, которое мне подходит,— заявил майор.
— Насколько я успел заметить, вы не идете, а бежите, как молодой лошак.
— Я поспешаю.
— Кроме того, именно в этом направлении иду все-таки я.
— Нет, я!
— Тогда, чтобы не разводить дискуссий относительно приоритета и прочих деликатных вещей, я даю вам возможность продолжать поход в избранном вами направлении.
— А вы? — быстро спросил Дулькевич.
— О, для меня в этой миленькой стране тысячи дорог,— успокоил его Скиба.
Он свернул немного в сторону и быстро пошел вперед, не останавливаясь и не оглядываясь. Некоторое время было тихо, потом послышался треск сушняка и тяжелое посапывание Дулькевича.
— Так это снова вы, товарищ? — притворно удивился Михаил.
— Пан! —крикнул майор.— Не товарищ, а пан!
— Так это, значит, вы, пан Дулькевич?
— Ну я, а что? Может, вы мне запретите идти туда, куда я хочу?
— Зачем же запрещать? Однако, если вы не забыли, перед этим я уговаривал, убеждал вас идти вместе, а вы упирались.
— Я не был уверен, что мы пройдем «линию Зигфрида». Кроме того...
— Кроме того?
— Кроме того, я не хотел жертвовать своей свободой.
Пан Дулькевич отвернулся и замолчал. Даже по его спине было видно, как он страдает. Здравый смысл подсказывал: «Придерживайся этого веселого и смелого украинца», а гонор нашептывал: «Ты, майор Войска Польского, и пойдешь в услужение?! Кто-то тебе будет приказывать, будет тебя притеснять?!»
«А, к дьяблу тот гонор!»
— Я хочу идти вместе с паном. — Дулькевич смело взглянул на Михаила. — Надеюсь, мы сможем понять друг друга?
— Вот моя рука, — сказал Михаил. — Рука и слово советского гражданина, что буду помогать вам всегда и никогда не брошу в опасности.
— Слово чести!— торжественно проговорил Генрих Дулькевич, сжимая руку Михаилу.
Руки у обоих были худые-худые, даже словно бы светились. Кожа, кости и жилы. Однако оба они знали: пока в этих руках есть хоть капля силы, они будут нажимать на спусковые крючки и бить, бить фашистов.