Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
Было уже совсем светло, когда он закончил работу. Его счастье, что по колее не прошел еще ни один поезд и поблизости не оказалось немцев. Юджин слез и стал свертывать порванный парашют — надо было закопать его в землю и замести следы.
Вот тогда-то и произошло неожиданное.
Сзади что-то вдруг зашелестело, мягко и упруго прыгнуло сержанту на спину и прошипело на немецком языке, который звучал у Юджина дома и которого сержант боялся сейчас больше всего на свете:
— Хенде хох!
Для раздумий времени не было. Руки его уже поднимались — медленно, словно на них висели
Стрелять! Как в американской дуэли, стрелять первым! И Юджин выстрелил прямо в лицо тому, кто наводил на него автомат.
Странные вещи бывают на свете. Юджин был уверен, что вгонит пулю прямо в физиономию врага, а пуля ни с того ни с сего свистнула в белый свет, как в копеечку, — пистолет в решающий миг почему-то поехал назад, задрав тупое рыльце.
И лишь тогда, когда Юджин бухнулся о землю всем своим девяностокилограммовым телом, он понял: произошло непоправимое. Тот, что лежал на земле, очнулся, подкатился к нему под ноги и сбил, как при игре в бейсбол. Юджин выстрелил еще раз, не целясь, куда попало. Это был его последний выстрел. Сразу же на руку, на пистолет, навалился тот, что с автоматом, и стал гнуть к земле, чтобы вырвать оружие. Враг был легкий, вялый, но упорный. Юджин хотел расквитаться с ним левой рукой, но на левую налег второй, который с трудом полз до этого по земле. Юджин увидел лица немцев — худые, небритые, грязные. Он представлял себе фашистов тупыми, жестокими, но никогда не думал, что они могут быть такими жалкими в сравнении с ним — здоровым, откормленным, сильным и красивым. Он шевельнулся, и оба противника чуть было не свалились с него. Но рук не выпустили.
— Что стреляешь, дурень? — на плохом английском языке прохрипел тот, что держал левую руку.
«Они знают, что я американец», — встревожился Юджин и опять попробовал вырваться.
— Брось оружие, мы свои! — снова прохрипел тот же голос по-английски.
«Знаем мы эти штучки!» — почти весело подумал Юд-жин, понимая, что до тех пор, пока у него в руке пистолет, враги бессильны.
Тогда другой, в которого стрелял сержант, вдруг бросил руку Юджина и ткнул себя в грудь:
— Я советский. Понимаешь? Советский.
Американец от неожиданности даже сел. Слова незнакомца ошеломили его, наверно, больше, чем взрыв в Стенморе. Советский! Перед ним русский солдат!
— Ты правда советский? — спросил Юджин.
— Да, — кивнул Михаил. — Советский лейтенант Михаил Скиба. Не надо стрелять. Мы знаем, кто вы. Мы — ваши друзья.
Он говорил по-немецки, старательно подбирая и выговаривая слова. Его товарищ, полагая, что Юджину эта речь непонятна, быстро перевел
— Черт! — все еще не веря, проговорил американец. — Откуда это видно, что вы не немцы?
— Посмотрите на нас, — коротко ответил Михаил, а его товарищ, как эхо, повторил ответ по-английски.
— Не будьте попугаем, — сердито сказал ему сержант.— Я знаю немецкий язык немного лучше, чем вы английский. А кроме того, отпустите мою руку.
— Прошу прощения, — пробормотал майор. — Прошу прощения и репрезентуюсь: майор Войска Польского Генрих Дулькевич.
— Поляк? — снова не поверил американец.
— Да, — учтиво склонил голову пан Дулькевич.
— Вот так история! — постепенно приходя в себя, проговорил Юджин.— Однако ко всем чертям, мне еще не верится. Как вы меня нашли?
Михаил пояснил.
— Слышим ночью: какой-то американский самолет снизился и кружит над этим местом. Решили, что здесь должны высадить десант. Ну и бросились. Мы увидели тебя еще тогда, когда ты полез на дерево.
— Вот и надо было снимать меня оттуда, как спелую грушу, — засмеялся Юджин.
— Я предвидел возможное сопротивление, — сказал Михаил. — Предупреждал пана Дулькевича. Он не послушался и, конечно, потерпел...
— Я, пожалуй, основательно задел вас, майор? — сочувственно спросил Вернер.
— А, пустяки! — небрежно махнул рукой поляк. — В последнее время меня столько били, что этого удара я почти не заметил.
— Зато вы меня хорошо поддели снизу, — захохотал Юджин. — Это было проделано с блеском!
— Генрих Дулькевич способен и еще кое на что,— скромно потупился майор.
Теперь американец уже не чувствовал себя одиноким и несчастным. Наоборот, он казался себе чем-то вроде доброго дядюшки Сэма, который упал с неба в непролазные дебри для того, чтобы стать благодетелем беспомощных беглецов. Он сильный, здоровый. У него есть продукты. А они — слабые, измученные, и притом бедные, как церковные мыши. Через несколько часов он разыщет рацию, свяжется со своим командованием, а они... оторваны от мира, предоставлены самим себе, никому не нужны...
— Вы, наверно, есть хотите как волки? — спросил Юджин.
— Как сто волков, — усмехнулся Михаил.
— А если перед едой еще хлебнуть? — американец похлопал по большой плоской баклаге, что висела у него на поясе.
— Нет, этого нам нельзя. Мы слишком ослабли. Да и к чему сейчас пить?
— Чтобы отметить наше знакомство, — вкрадчиво проговорил пан Дулькевич. — Пся кошчь, это же так романтично! В далеком немецком лесу, на плато Эйфель, встречаются трое союзников и пьют настоящее сода-виски или американское бренди!
— Сода-виски придется отставить, — сурово сказал Михаил. — Единственное, что мы можем попросить у нашего американского друга, это дать нам немного поесть.
Михаил говорил приглушенно, стараясь, чтобы американец не слышал их пререканий. Зато Дулькевич кричал на весь лес.
— Мы должны выработать общую линию поведения, — сказал Михаил.
— Какая еще, до дьябла, линия! — воскликнул пан Дулькевич. — Если нам на голову упал с неба богатый американец с выпивкой, свиной тушенкой, шоколадом и галетами!