Эвви и три луны
Шрифт:
8.
Тихоходные, бензиновые автомобили – ими забита вся улица. Отвратительный воздух. Почему Коннор не взял для них защитные маски? Это привлекло бы к ним внимание, отвечает Коннор. Когда вернутся на Готер, просто прочистят бронхи. Толпа; мужчины одеты во фраки, женщины в платьях, похожих на то, что было на Элле в тот первый вечер. Так это они ввели на Первой Луне такую моду? Коннор неопределенно хмыкнул, из чего можно, кажется, сделать вывод, что да. На голове у многих были шляпы цилиндрической формы. Это и есть цилиндры, тоном экскурсовода поясняет Коннор. Почти у всех в руках какие-то тонкие палки. Это что, щупы, индикаторы? Но что они ищут здесь, под тротуаром? Нефть, руду? Или же измеряют магнитное поле планеты? Коннору пришлось объяснять ей, что такое трость.
– Эвви, а может, ты хочешь мороженого?
Как только он спросил, Эвви поняла, что действительно хочет.
Зашли в первое попавшееся кафе, сели за столик. Эвви уже научилась не падать в длинном, до пола платье и отметила про себя, что ей удалось сесть в кресло весьма изящно.
Тут же подошел, подлетел официант. Официант был живой. Эвви поражена. Не андроид и даже не робот.
Коннор сделал заказ. Он знал язык и не пользовался лингвотрансформером.
– Как же так! – Эвви начала громким, возмущенным шепотом.
– Нельзя на людях на английском, – Коннор наступил ей на ногу под столом. – Включи лингвотрансформер.
– Почему человек?! – Эвви возмущается через лингвотрансформер. – Почему человек занят работой, которая не соответствует его предназначению?
– Как знать, – задумался Коннор, – может в этом и есть его предназначение.
Неужели, думала Эвви, они пятьдесят лет ускоряли прогресс на Первой Луне и добились только цилиндров и фраков? А что, если ей показывают не все? Только то, что сочли нужным? Тут же одернула себя – она же еще ничего не видела и не вправе судить и решать. Это у нее всплеск, не более. Но почему Коннор так равнодушен к судьбе официанта? Значит, у них у всех на Готере действительно аберрации. И серьезные, профессиональные, да?
Коннор начал о том, что на этой Луне у них как раз невмешательство. Ну, или почти невмешательство. Эксперимент, это же не только «вмешательство». Правда, они сами это поняли не сразу. Далеко не сразу.
Официант поставил перед ними вазочки с мороженым. Эвви поблагодарила. Официант отошел смущенный.
– По местным представлениям ты благодарила его так, будто он, по меньшей мере, спас тебе жизнь, – улыбнулся Коннор. – Хотя, с учетом сегодняшней жары, может, так оно и есть.
Эвви поднесла к мороженому индикатор. (Замаскирован под губную помаду. Только Эвви толком не поняла, для чего нужна помада.)
– Расслабься, – сказал Коннор, – мороженое здесь лучше, чем на Земле. Причем без малейшего вмешательства с нашей стороны.
Эвви огляделась по сторонам. Элла научила, как это делать, не нарушая местных приличий. Толстый господин за соседним столиком, что-то оживленно рассказывает своей сухопарой спутнице, та с отрешенным видом тянет через трубочку какой-то напиток и старается не выказывать раздражения. Влюбленные за столиком у колонны. Мать выговаривает девочке, перепачкавшейся пирожным, вот повела ее умываться в уборную. Юноша у стены в одиночестве пьет какой-то, должно быть, очень крепкий алкоголь и смотрит в никуда.
Вдруг чувство – она уже видела это. Странное. Даже абсурдное. Но какое-то тревожное, щемящее.
Быть может, она торопится, наделяя это чужое, непонятное ей сущее своими смыслами. Наделяет потому лишь только, что очень похоже? Но похоже на что?! Она не может ответить. И вот это чужое, на самом деле непонятное ей, сокрытое от нее, каким-то немыслимым образом связало ее с тем давнишним, земным, которого, быть может, и не было, во всяком случае, для нее.
Коннор… как будто почувствовал, понял это ее состояние. Она благодарна ему.
Толстый господин поднялся и вышел в соседнее помещение, отделенное от залы кафе стеклянной перегородкой. Там он взял с какого-то механизма массивный рычаг и приложил его к уху, пальцем же стал вращать диск, что на передней панели механизма.
– Это у них основной вид связи, – пояснил Коннор.
– И что, он сейчас свяжется со Второй Луной? – в голосе Эвви сомнение.
Коннор расплатился, официант расплылся в улыбке и согнулся в поклоне:
– Будем рады видеть вас, господин, вместе с вашей очаровательной дочерью.
Уже на улице Коннор сказал:
– Я оставил ему хорошие чаевые.
Когда вернутся на Готер, надо будет посмотреть в словаре значение этого слова, решила Эвви. Нельзя же спрашивать каждую мелочь как маленькая. Но почему, они развивают эту цивилизацию уже пятьдесят лет (все равно же развивают, несмотря на все их оговорки насчет «невмешательства»), а она все еще на такой низкой ступени?
– Послушай, Коннор, – сама не знает почему, но ей понравилось, что ее приняли за его дочь. Одернула себя: «Вот еще!» Но, значит, не надо бояться показаться наивной и маленькой. Тут же улыбнулась над собой. Но эта «улыбка» всё же была от заданности.
– Послушай, Коннор, – ты обещал показать мне, как вы, – она запнулась, – творите, да? созидаете их историю и судьбу, а здесь пока просто жизнь.
– Я не знаю, что такое история, не очень-то представляю, что такое судьба, – добавил, – теперь не очень-то. Но вот жизнь… просто жизнь, и мы пытаемся, вот так, чтобы не нарушая, не упрощая, не… – перебивая самого себя, – иногда получается.
– Упрощая? – удивилась Эвви.
– Упростить, порой, можно и самим прогрессом. Или как там: «новыми высотами», «качественным скачком»? Не заметишь, как сотрешь краски, разрушишь очарование, заглушишь ароматы. – И, чтобы не впасть в пафос, – Ну и много чего еще в этом роде.
– Но разве ты против прогресса?
– Я как раз за.
Они пошли в театр. Эвви поняла, это такой экспромт Коннора. Его портативный копикреатор тут же распечатал две контрамарки.
Лингвотрансформер добросовестно переводил ей слова актеров, чип подсказывал, где надо сопереживать, где ужасаться, но не поняла ничего, конечно же.
– А ты понял?
– Да, – кивнул Коннор. – Но грань, что отделяет Шекспира Первой Луны от их же лунного графомана мне непонятна. Поэтому, может, мы и остановились на «невмешательстве» здесь.