Эйнштейн. Теория относительности. Пространство - это вопрос времени.
Шрифт:
ГЛАВА 3 Складки пространственно- временного континуума
Академический мир покорился гению Эйнштейна. Еще будучи преподавателем в Цюрихе, ученый поставил перед собой задачу ввести в релятивистскую картину мира гравитацию. В 1915 году, находясь очень близко к цели, он обнаружил, что математик Давид Гильберт может создать единую теорию поля, или «теорию всего», раньше него. И Эйнштейн вступил в соревнование с Гильбертом, проявив при этом необыкновенную интеллектуальную продуктивность.
Статьи Эйнштейна, опубликованные в 1905 году, не вызвали взрыва в научном сообществе, но приняты были достаточно тепло. Первым их понял Планк, а последней, как этого и стоило ожидать, отреагировала университетская администрация. Отношения Эйнштейна с ней основывались на взаимных уступках, которых ученый упорно добивался, несмотря на нежелание второй стороны идти навстречу. Самый низкий ранг в немецком академическом мире соответствовал месту
Каждый, кто по-настоящему понимает эту теорию, не может не быть ею очарован.
Альберт Эйнштейн об общей теории относительности
Через год, подавив гордость, Эйнштейн вновь попытал удачи в Бернском университете. В начале 1908 года он представил администрации статью «Влияние закона распределения энергии в излучении черного тела на состав излучения». Эта работа не произвела переворота в физике, но в глазах администрации она обладала несомненным достоинством: статья еще не была опубликована и, к тому же, не касалась щекотливой темы относительности. Университет принял заявку Эйнштейна в феврале, а в весеннем семестре 1908 года ученый поднялся на университетскую кафедру как преподаватель. Аудитория на его лекциях о молекулярной теории тепла, которые проходили в семь утра по вторникам и субботам, редко включала в себя больше, чем три человека. Среди слушателей непременно присутствовал Мишель Бессо. Иногда, чтобы поддержать Эйнштейна, приходила Майя, его сестра, которая в это время писала в Берне диссертацию по романским языкам. При такой посещаемости Эйнштейну не оставалось ничего другого, кроме как продолжать работу в патентном бюро.
В мае следующего года, после долгих переговоров, ученый был назначен доцентом Цюрихского университета. Вначале это место предложили его товарищу по Политехнической школе, Фридриху Адлеру, однако тот весьма изящно отказался от должности: «Если у нашего университета есть возможность добиться такого человека, как Эйнштейн, было бы абсурдом назначить на это место меня». Эйнштейн занял должность,
однако вскоре встал вопрос о его педагогических способностях. Основную критику вызывали монологи ученого на занятиях, однако тот, выслушав замечание, ответил: «Преподавателей хватает и без меня». Через некоторое время, в феврале 1909 года, Физическое общество Цюриха устроило Эйнштейну экзамен по дидактике, и ученый сдал его с трудом. Опасения у университетского комитета вызывала и национальность доцента. «В академической среде евреям не без оснований присваивают всевозможные неприятные свойства характера, такие как нескромность и дерзость. К тому же они относятся к академической работе с сознанием мелочных лавочников», – отмечалось в отчете комитета. Прения были непростыми, но в результате администрация сочла, что проявлять антисемитизм – ниже ее достоинства.
Однако вполне достойным университет посчитал предложить ученому оклад меньший, чем в бюро патентов. Эйнштейн отверг эти условия и потребовал увеличения годового жалованья до 4500 франков, которые он получал в Берне. Получив наконец долгожданный пост доцента, физик на поздравления коллег отвечал колкостями.
В июле 1909 года Эйнштейну была присвоена степень почетного доктора (honoris causa) Женевского университета, а в октябре он впервые представил свою кандидатуру на Нобелевскую премию. Карьера ученого, с трудом сдвинувшись с мертвой точки, начала стремительно развиваться. Он работал в Университете Карла-Фердинанда в Праге, своей альма-матер (апрель 1911 года), затем снова в Цюрихе (в августе 1912-го), и, наконец, в 1914 году ему предложили место без преподавательских обязанностей в Берлине и членство в Прусской академии наук.
Каждый переезд означал продвижение в обществе и большую финансовую стабильность для четы Эйнштейнов. Однако именно в этот период
Милева отличалась импульсивным и сложным характером и была склонна к депрессиям, с ней было нелегко. Студенческий период в их отношениях был наполнен светом, но золотые годы постепенно уходили. В свое время она и Альберт мечтали о совместных занятиях наукой, однако преждевременная беременность Милевы не позволила осуществиться этим планам и оборвала многие надежды. В самые тяжелые моменты в Берне супруги вместе противостояли враждебному миру. Милева тонко выразила это в игре слов: «Вместе мы были как камень» (по-немецки ein Stein – «камень»). И хотя амбиции самого Эйнштейна были реализованы, о его жене того же сказать нельзя. «Мне бы хотелось побывать там, послушать немного и посмотреть на всех этих замечательных людей», – писала Милева Альберту, когда тот отправился на научную конференцию в Карлсруэ, а она осталась дома, в Праге. Один из биографов Эйнштейна, который был женат на дочери его второй жены, рассказывал, что Милева всегда стремилась участвовать в научных занятиях своего мужа, однако «он оставлял ее дома с детьми». После десяти лет совместной жизни, в 1912 году, оба чувствовали недовольство своим браком. Милева с каждым днем ощущала себя все более одинокой и непонятой, в то время как Эйнштейн ее просто избегал. Она упрекала его за частые отлучки: «Мы так давно не виделись, что я не уверена, что ты меня узнаешь». В письмах к своей подруге Элен Савич Милева открыто делилась своей тоской: «Он неустанно работает над своими задачами; можно сказать, что он и живет ради этого. Мне стыдно, но я должна тебе признаться, что мы для него на втором месте и ничего не значим».
Действительно, Эйнштейн предпочитал избегать привязанностей. В эссе «Мир, каким я его вижу», написанном с высоты его 50 лет, ученый говорил:
Альберт Эйнштейн в 1911 году и его кузина Эльза, ставшая впоследствии второй женой ученого.
Письменный стол Эйнштейна в патентном бюро в Берне – работа, которую он совмещал с преподаванием в Бернском университете.
«Чувство справедливости и социальной ответственности развито во мне очень сильно, но странным образом уживается с тем, что я совершенно не испытываю потребности в прямых контактах с другими представителями рода человеческого или их объединениями. Я всегда был сам по себе, никогда всем сердцем не принадлежал своей стране, своему дому, своим друзьям, даже своей семье».
Хотя наука и отнимала у Эйнштейна много времени, он все же не забывает и о личной жизни, правда, сменив объект своего внимания. В пасхальные каникулы 1912 года ученый отправился в Берлин, чтобы навестить мать. Паулина в это время находилась в гостях у своей сестры Фанни, муж которой, Рудольф, принадлежал к другой ветви Эйнштейнов. Его отец приходился дядей Герману, и, кстати, он также потерял значительную сумму, вложив деньги в семейное электротехническое предприятие. Этажом выше Рудольфа и Фанни поселилась их дочь Эльза, которая только что развелась.
Эльза и Альберт познакомились в Мюнхене. Ей нравилось рассказывать, что в детстве она влюбилась в своего двоюродного брата, когда тот играл на скрипке Моцарта. Неизвестно, что послужило в этот раз причиной для возрождения детского чувства, но, так или иначе, это произошло.
Хотя мы и не знаем деталей их встречи, известно, что по возвращении в Прагу Эйнштейн начал тайком флиртовать с Эльзой в письмах. В конечном счете он признавал, что не был таким уж одиночкой: «Я нуждаюсь в том, чтобы любить кого- нибудь, иначе жизнь чересчур печальна. И этот кто-то – Вы». Точнее всего Эльзу можно описать как полную противоположность молчаливой, замкнутой и измученной Милевы: она была веселой и общительной кокеткой, не проявлявшей ни малейшего интереса к науке. Если Эйнштейн задыхался в своих семейных отношениях, то в Эльзе не было ничего, что напоминало бы о них. Однако ученый чувствовал достаточно ответственности перед семьей, поэтому сделал шаг назад: «Если мы уступим нашему взаимному притяжению, мы вызовем только смятение и беду». В конце мая, казалось, он решил резать по живому: «« […] Я пишу Вам в последний раз и покоряюсь неизбежному […]». Однако в этом «последнем» письме Эйнштейн сообщает Эльзе о смене адреса. Перерыв в переписке длился год.