Фабрика мертвецов
Шрифт:
– Почему это второй? – удивился отец, потом, видно, вспомнил разговор в курительной у Шабельских, на миг снова смутился… и тут же гневно выпалил. – Это в свете учат под дверьми подслушивать?
– Совершенно верно. А иначе откуда узнать, что говорят у тебя за спиной… близкие люди. – холодно отчеканил Митя.
– Простите, батюшка, но я очень хочу спать. Если вам угодно еще указать на какие-то мои ошибки и несовершенства, извольте отложить до завтра. – и не дожидаясь ответа, он шагнул за дверь.
– Митя, немедленно вернись! Да что ж мы никак договориться не можем!
«Наверное, потому что и не хотим договариваться?» - с грохотом захлопывая дверь
Глава 33. Раздумья юноши
Митя шагнул в свою комнату – и шарахнул дверью снова. От толчка распахнутая створка окна протяжно заскрипела и качнулась. Митя замер на пороге, судорожно втягивая пахнущий разогретой землей и травой воздух. Легкий ветерок качал занавеску на окне.
Опять! Да что ж это такое! Его опять подозревают в трусости, и кто – родной отец! А слышит это ничтожество Ингвар! И разнесет, небось, по всей губернии, чтоб скомпрометировать его перед Лидией… Да и Предки бы с ней, с провинциальной красавицей, но ведь и до Петербурга дойдет – это только кажется, что империя велика, на самом деле все друг друга знают. Это будет полнейший конец! Митя сразу представил, как великий князь Николай Михайлович цедит юному князю Сандро: «Помнишь того полицейского сынка в Яхт-клубе? Говорят, он еще и трус!» И схватился за голову. С подозрением в трусости жизнь заканчивается, как в сочинении «Маскарад» господина Лермонтова, где горячему и наивному Перунычу князю Звездичу приходиться ехать на войну, чтоб обелить себя от подозрения в трусости, что навлек на него коварный Велесович Арбенин.
Сейчас и войны-то нет, да и не хочется Мите на войну – хватит, что прямо тут приходится без ванной обходиться. И что же делать?
Митя скривился: придется все же окунуться в неблагодарное дело сыска! Не по желанию, а исключительно по необходимости. Ежели он, рискуя жизнью, раскроет преступление, кто поверит, что Митя Меркулов – трус? Да никто! А ежели еще и погибнет в попытке совладать с убийцами… Вот тут-то отец и пожалеет, что был к сыну так жесток! А сестрички Шабельские так просто обрыдаются.
Некоторое время Митя представлял, как лежит в гробу, весь такой бледный и интересный, а горючие слезы златокосой Лидии падают на его мраморно-холодный лоб… нет, чело, лучше – чело! Потом встряхнулся, сел к тяжеловесному письменному столу у окна, и повернул круглую пуговичку на цоколе лампы. Ничего особенного в доме Ингвара быть не может… но когда еще выпадет случай полюбоваться на этот мягкий желтый свет, да не на улице или в публичном здании, а вот так запросто. Потом даже в Петербурге не грех обронить: «Лучше всего работается ввечеру под электрической свечой…» И ловить на себе восторженно-недоверчивые взгляды: дескать, где это такая роскошь бывает?
У Ингвара! Вот почему одним – все, а другим, гораздо более достойным – ничего?
Ну, погоди ж, немчик! Ежели окажется, что Штольцы замешаны вместе с Лаппо-Данилевскими… глядишь, удастся избавиться от всех неприятных типусов разом! Надо только хорошенько подумать…
Митя потянул к себе листок бумаги из стопки на столе, и стал думать солидно, с пером в руках, тем паче, что и перо было
Остается девчонка. Митя потянулся обмакнуть перо в чернильницу, да так и застыл, задумавшись. Он и в самом деле потащится за ней в ночь, на деревенское кладбище, кишащее мертвецами? Тем паче что здешние мертвецы не лежат спокойно, где положены, а на людей кидаются… и девчонка с ними как-то связана… Девчонка, с которой он должен был встретиться в поместье Шабельских… а она вдруг возьми, да и окажись за десяток верст оттуда, у дома Штольцев. Еще и столь своевременно… Ему бы сразу об этом задуматься…
– Может, она и правда – ведьма? Как в сказках: проснулся поутру добрый молодец не в палатах царских, а на гнилом болоте… обвела, заморочила его ведьма…
Митя поморщился, вспомнив тощую блеклую девчонку – вот кто не похож не то, что на сказочную царевну, а даже и на лягушку. Скорее уж на мышь. Из самого бедного крестьянского подпола. В голодный год.
Только вот могла ли эта мышь деревенская как-то туманить разум? Ведь исчезли же следы паро-телег, и пальцев умруна на его шее… Ну или не ведьма, а байстрючка с Переплутовой кровью… Митя покачал головой - навряд. Тут и в тщательно просчитанных и подобранных главами фамилий кровных браках все чаще рождаются малокровные дети. А с недавних пор и вовсе… бессильные. Ротмистр Николаев рассказывал о рождении у князей Вадбольских, младшей ветви Белозерских, младенца без малейшего намека на родовую силу – и скабрезно подмигнул, намекая на недостойное поведения княгини. Очень хотелось простонародно дать ротмистру в морду, но… пришлось делать вид, что не понял намека. Устрой Митя драку, и вспомнили бы, что мама тоже была малокровной, а дальше и до гнусных намеков в адрес бабушки-княгини, так сказать, языком подать… Языком первого же светского сплетника. Вот и пришлось молчать, сцепив зубы. Зато с того раза он точно знал, какой грязью господа служилые дворяне поливают Кровных у тех за спиной. В глаза-то не осмелятся, разумно опасаясь, встретить горячий прием… у тех же Огневичей. Или очень холодный у Данычей.
Митя слегка погрустил: такой удачный каламбур вышел – а и поделится не с кем… И тут же снова нахмурился, вспомнив единственный случай, когда и у простолюдинов могла появиться Кровная Сила… всего один, весьма особенный… думать о котором Митя не собирался! Ни за что! Еще недоставало! Тем более, что будь Даринка даже Переплутовной… допустим… она бы могла запутать дорогу… Но не разметать в пыль умруна! Переплутычи против мертвяков ничего не могли, а загадочная девчонка – на что она способна? И стоит ли к такой на ночное свидание идти? Прямиком к мертвякам в зубы?
– Уж не трусите ли вы и в самом деле, господин Меркулов-младший? – пробормотал Митя. Тогда точно идти надо: вон, сам господин Грибоедов в своих дневниках писал, что заподозрив в себе страх перед воинской канонадой, нарочно лошадь погнал под самый обстрел, чтоб отучить себя бояться.
Только вот боязни Митя не чувствовал, наоборот, в душе полыхал бесшабашный азарт, как… как перед гребными гонками! Раз боязни нет, так может – и не ходить? В душевном раздрае Митя кинул перо в чернильницу… и замер.