Факап
Шрифт:
— Будут напоминать то, что делал дон Рэба в Арканаре, — закончил Сикорски.
— Кстати про Арканар, — сказал архивариус. — Я вот чего не могу понять. Роль этого, как его... Паша который...
— Бунге, — подсказал Григорянц.
— Ну да. Он же всё-таки был при чём-то... Фильм Малышева у него был... Зачем-то он летал к нему на Серебряную... Похож на сообщника?
— Они были хорошими друзьями, — ответил Горбовский. — Паша Антону доверял. Антон этим пользовался. Прятал у него материалы, например. С его согласия,
— А встречался зачем?
— Думаю, — сказал Горбовский, — что с Бунге поработали не так, как с Антоном. Обошлись культурнее. Или, может быть, сам Павел оказался твёрже. К Антону он летал, чтобы его увезти и вместе начать борьбу за правду, — он усмехнулся. — А нашёл трясущегося человечка, который ничего не помнил, но всего боялся. И чувствовал себя виноватым.
— Простите, я опять не по теме... А в чём был виноват Вандерхузе... первый раз? — всё ещё осторожно спросил архивариус.
Горбовский посмотрел на него внимательно.
— Мне Лена говорила... — продолжил Валентин Петрович. — Что был один странный эпизод... Будто бы вы уже посылали к Вандерхузе... я имею в виду того, который здесь у нас... убийц, — это он сказал с нескрываемым отвращением. — Кажется, тех же самых, что и к тому Вандерхузе со станции.
— А, вы про это, — сказал Горбовский без интереса. — Ну не надо только ссылаться на нашу милую Лену. Вас попросили ваши покровители. Разумеется, если мы договоримся. Но они были почти уверены, что мы договоримся. Так?
Архивариус молча кивнул.
— Но имейте в виду: я тоже задам вопросы. Впрочем, они ведь к этому вас тоже подготовили? Вижу-вижу, подготовили. Отлично. Так вот, у нас тут относительно недавно произошёл факап нулевого уровня. Кто-то сумел...
Снова раздалась мелодичная трель.
Леонид Андреевич выбросил вперёд руку, схватил панельку, прочитал написанное.
Через секунду панелька полетела в стену. Ударилась, отскочила.
— Абалкин на Земле, — объяснил ситуацию Горбовский.
— Насколько я понимаю, нуль-Т между Саракшем и Землёй нет? — поинтересовался Славин.
— Нет, конечно, — подтвердил Григорянц.
— Но тогда должен был быть корабль... — начал Славин.
— Похоже, — сказал Горбовский, — корабль ему уже не нужен. — Оперирующий тетан в рамках соглашений о видимости постулирует пространство и время. Но этот не будет соблюдать соглашения о видимости.
— На Земле не будет? — Комов покачал головой. — Владыка Ликов не дозволит ему.
— Вообще-то против нас сейчас играет именно Владыка Ликов, — покачал головой Сикорски.
— Вы... вы чего? Как вы смеете?! — почти закричал архивариус. Лицо его побелело. — Я... я не могу такое слушать! Или вы сейчас же прекратите, или я уйду! Я не могу присутствовать при...
— Не надо так переживать, — сказал Горбовской с едва ощутимым оттенком неодобрения. — Мы не кощунствуем. Мы обсуждаем сложившуюся ситуацию. Это не разговорчики всуе. Вы меня понимаете?
— Это вы не понимаете! — на этот раз у архивариуса, наконец, получилось закричать. — Вы... вы...
— Когда вы были посвящены? — другим, требовательным тоном спросил Горбовский. — Кто ваша мать?
— Меня учили быть осторожным, — ответил Валентин Петрович уже спокойнее.
— Товарищи, — сказал Горбовский. — Мы тут с Валентином Петровичем немножко пошепчемся, ладно? Вы поближе подойдите, Валентин Петрович.
Все деликатно отвернулись.
Комов демонстративно встал спиной к дивану и принялся изучать картину Серова-Водкина с ракетой, в который уж раз пытаясь по цвету пламени определить год старта. Как обычно, пришёл к выводу, что сине-фиолетовая гамма больше всего напоминает ЯРД302Л, однако запусков c поверхности на этом движке он не припоминал.
За спиной слышались знакомые слова: "...акация знает", "...вы в квадрате?", "...именем неназываемого", "...досточтимый мастер", "...вера моя некрепка и нуждаюсь в поучении". Наконец, дело дошло до финального "Йахин — Боаз".
— Ну что ж, товарищи, — сказал Горбовский почти торжественно, — у нас всё в порядке.
Архивариус встал к колен, отряхнул брючки от невидимых пылинок и снова устроился в кресле.
— Ну что ж, — Горбовский повернулся к Комову. — Досточтимый Мастер, достаньте, пожалуйста, Белый Тезис и примените его.
Комов молча встал посреди комнаты. В руке у него был жёлтый прозрачный камень.
По стенам пробежали блики. Окно погасло, потом снова загорелось — ровным, белым, бессмысленным светом.
На Валентина Петровича навалилось ощущение какой-то тяжести. Он сглотнул. Чувство не исчезло, но уменьшилось.
— Где мы? — спросил он.
— Что-то вроде Тёмной Стороны, — объяснил Горбовский. — Только здесь совсем никого нет. Собственно, тут и нас-то нет.
— Это как? — не понял Завадский.
— А вот так. С точки зрения внешнего наблюдателя, мы сидим в Мальтийском Дворце и разговариваем о разных вещах. И он даже прав, этот наблюдатель.
— Белый Тезис размыкает поток причинности, — добавил Комов. — Создавая ответвления. Или, наоборот, смыкает.
— И что же будет, когда оно сомкнётся? — обеспокоенно спросил Завадский.
— У нас у всех будет по два кусочка одного и того же прошлого, — сказал Комов. — Ну то есть вы будете помнить два разговора вместо одного. Может случиться кое-какая путанице в голове, но вы разберётесь. Не так уж страшно. Бывают и пожёстче ситуации.