Фальшивая история Великой войны
Шрифт:
Немецкие танковые соединения, причем неизменно и отменно «свежие», появлялись в самых неожиданных местах. Даже там, где их и вовсе не было. Так, войска Южного фронта отступили за Прут, Днестр, Южный Буг и Днепр, преследуемые немецкой (и что совсем уже странно — румынской!) пехотой. Огромные пространства юга Украины с уникальным промышленно-сырьевым районом (Кривой Рог, Запорожье, Днепропетровск, крупнейшие в Европе марганцевые рудники Никополя) были заняты немцами безо всяких танков. Затем, также без единого танкового батальона, немецкая пехота прорвала укрепления Перекопа и овладела Крымом. Так это было в реальности, но «лавина немецких танков» продолжала разливаться по страницам мемуарной, а иной раз — и претендующей на звание «исторической» литературы. Порой казалось, что советские историки решили перещеголять само Совинформбюро, которое 4 октября 1941 г. сообщило, что «за три с лишним месяца войны немцы потеряли более 21 000 танков... Таковы факты».
Мышеловка, в которую с таким усердием загоняла сама себя советская историческая «наука», с треском захлопнулась на рубеже 80—90-х годов. После затянувшихся на полвека восхвалений несокрушимой мощи танков и их решающей роли в сражениях 41 -го года были рассекречены и обнародованы данные о составе и вооружении бронетанковых войск Красной Армии накануне начала войны. 61 танковая и 31 моторизованная дивизии (моторизованная дивизия Красной Армии по своей структуре — один танковый и два мотострелковых полка — и штатному числу танков, по меньшей мере, не уступала танковой дивизии вермахта). Так что фактически в составе Красной Армии было 92 «танковые» дивизии. 23 268 танков (в том числе — 3607 плавающих пулеметных танкеток Т-37/Т-38/Т-40). Если считать предельно жестко (исключив все пулеметные танки и устаревшие БТ-2), то набирается 17 806 настоящих танков. Вполне сопоставимым с легким танком по вооружению и бронированию был бронеавтомобиль БА-10 (трехосный автомобиль повышенной проходимости, укрытый противопульной броней и вооруженный стандартной башней легкого танка с 45-мм пушкой). Этих, незаслуженно забытых бронеавтомобилей было 3361 единица.
Непосредственно в западных округах находилось — и вступило в боевые действия уже в первые две недели войны — 40 танковых и 20 моторизованных дивизий, на вооружении которых числилось 12 379 танков. Еще порядка двух тысяч танкеток (главным образом — плавающих пулеметных Т-37/Т-38/Т-40) находилось на вооружении разведывательных батальонов стрелковых и кавалерийских дивизий Красной Армии.
«Мы ленивы и нелюбопытны», — сказал про своих соотечественников величайший русский поэт. Но даже у самого ленивого человека при столкновении с такими цифрами и фактами неизбежно возникал вопрос: «Как это возможно?» Если 17 немецких танковых дивизий, вооруженных тремя тысячами танков, — это всесокрушающая непреодолимая сила, то почему же 60 бронетанковых соединений Красной Армии с двенадцатью тысячами танков вообще не оставили заметного следа на картах сражений лета 41 -го года? Почему единственным видимым «следом» остались только горы бронетехники, завалившей собой все дороги Литвы, Белоруссии и Западной Украины? Почему советские «танковые клинья» ничего не проломили, не окружили, не сомкнули и не уничтожили?
В начале сентября 1941 г. немцы с ходу, практически без серьезных боев форсировали полноводный Днепр в районе Кременчуга, навели 1,5-километровые понтонные мосты, по которым на восточный берег переехали три танковые дивизии 1-й танковой группы. Три танковые дивизии 2-й танковой группы форсировали реки Десна и Сейм по понтонным переправам и не взорван ному мосту у Макошино (и по сей день выходят книги, в которых это позорище объясняется тем, что «мост был захвачен крупным отрядом немецких парашютистов»). Вечером 14 сентября в районе Лохвицы (170 км к востоку от Киева) передовые части 1-й и 2-й танковых групп сомкнули кольцо окружения гигантского «киевского котла». Огромная группировка советских войск (21-я, 5-я, 37-я, 26-я, часть сил 38-й армии, всего более 40 дивизий) была разгромлена в течение одной недели. Верховное командование вермахта сообщило тогда о захвате 665 тыс. пленных, 3718 орудий и 884 танков. Советские источники признают, что в плен попало порядка 400 тыс. человек.
О катастрофе под Киевом было немало написано и в советские, и в постсоветские времена. Все пишущие дружно цитировали последнюю фразу из оперативной сводки, отправленной в Москву в ночь с 13 на 14 сентября начальником штаба Юго-Западного фронта: «Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней». Горячие дискуссии шли (и идут по сей день) по вопросу о том, кто ж виноват в том, что «понятную катастрофу» не удалось предотвратить? Сталин, который по политическим соображениям до последней минуты не разрешал сдать Киев? Начальник Генштаба Шапошников, который своевременно и адекватно не оценил неизбежные последствия прорыва немецких танковых дивизий в глубокий тыл Юго-Западного фронта? Командующий Ю-3. ф. Кирпонос, который не решился взять ответственность на себя и своей властью вывести войска фронта из намечающегося «котла»? Все, кто обсуждал этот вопрос, ломали голову над тем, когда (12 сентября? 14 сентября? а может быть, уже 10 сентября?) надо было все бросить и бежать на восток. К сожалению, мне лично не попадался на глаза ни один текст, в котором бы были просуммированы в столбик боеспособные танки, с которыми немецкие танковые дивизии «замкнули кольцо окружения».
Исправим эту досадную оплошность. В первой декаде сентября (т.е. примерно за неделю до того, как танковые клинья встретились у Лохвицы) в трех танковых дивизиях 1-й ТГр (9-, 13-й, 16-я тд) числилось 185 исправных танков. В трех танковых дивизиях 2.-й ТГр (3-, 4-, 17-я тд) числилось 140 исправных танков. Особенно впечатляет состав танкового парка «неизменно свежей» 3-й танковой дивизии, в которой после предшествующих многомесячных боев на маршруте от Бреста до Могилева и от Могилева до Десны осталось 5 Pz-IV, 6 Pz-III, 30 Pz-II. Всего 41 исправный танк (и это если считать танком Pz-II с его 20-мм «пушкой»).
Появление такой «стальной лавины» в тылу полумиллионной группировки Юго-Западного фронта считается у нас причиной «понятной всем» катастрофы — хотя уместно было бы задать вопрос: а кто кого окружил? Шесть изрядно потрепанных дивизий с 325 танками на фронте окружения общей протяженностью 250 км (по прямой от Кременчуга до Конотопа, фактическая линия фронта была еще длиннее) — это «стальной клин» или тонкая нить? И если шесть танковых дивизий, в которых осталось менее одной трети исходного числа танков (да и людей, надо полагать, было не густо), способны окружить четыре общевойсковые армии, то почему же 20 советских мехкорпусов (60 танковых и механизированных дивизий) за все лето и всю осень 1941 года не окружили и не разгромили хотя бы одну немецкую пехотную дивизию?
Просто игнорировать эти и подобные им вопросы было невозможно, поэтому советские историки и их современные последователи повели многолетнюю, изнурительную и беспощадную борьбу с советскими танками. Не на поле боя, разумеется, а на страницах своих макулатурных сочинений. Некоторые, наиболее выдающиеся образцы связанного с этой борьбой «мозгоимения» мы и рассмотрим в данной главе.
Первым делом количество танков в Красной Армии «сократили» более чем в десять раз! Как? Очень просто. Предельно просто. Все танки были разделены на «танки новых типов» (Т-34 и KB) и «безнадежно устаревшие» (в эту категорию вошли ВСЕ остальные, без малейшего исключения). Дальше работа фальсификаторов строилась в традиционные (см. глава 7) «два эшелона». На первом, в толстых солидных книгах, говорилось: «К началу войны на вооружении Красной Армии было 1,5 тыс. танков новых типов, а также значительное количество безнадежно устаревших легких танков». На «втором эшелоне», на уровне лекций в «красном уголке» и газетных статей, уточнение о «значительном количестве безнадежно устаревших» отбрасывалось за ненужностью (да и зачем этих безнадежных считать-то?), и в Красной Армии оставалось всего-навсего полторы тысячи танков. Профессиональные «наперсточники» при виде такого трюка нервно курят в уголке...
Конечно, нельзя не согласиться с тем, что боевой потенциал 48-тонного тяжелого танка KB и, например, 10-тонного легкого Т-26 очень сильно различается. И не случайно все нормальные историки в любой справочной таблице всегда выделяют новые танки (Т-34 и KB) отдельной строкой. В принципе имеет право на существование и такой взгляд на историю войны, при котором в описании событий 41 -го года все, что хуже советских «танков новых типов», выводится за рамки рассмотрения и считается как бы несуществующим. Почему бы и нет? Я первый готов согласиться с тем, что боевая машина, не имеющая противоснарядного бронирования и, по меньшей мере, «нормальной» трехдюймовой (76,2-мм) пушки, не может называться «танком». Возможны и уместны самые разнообразные системы классификации — но при одном, вполне очевидном, условии. Требования и подходы должны быть ОДИНАКОВЫМИ для оценки всех противоборствующих сторон.
Соответственно, советские историки должны были прямо и честно написать, что в Красной Армии было полторы тысячи танков, а в немецкой армии танков не было вовсе. Ни одного. Номера «танковых» полков, дивизий и групп есть, а танков — нет. И такой вывод был бы абсолютно адекватен придуманной советскими «историками» системе классификации, ибо ни одного танка, сопоставимого по тактико-техническим характеристикам с Т-34 и уж тем более — с чудовищным монстром KB, на вооружении вермахта летом 41-го года не было.