"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Будущему писателю Федору Михайловичу Достоевскому, коего я лицезрел здесь, в Севастополе, повоевать с хивинцами тоже не довелось. Зато пришлось ему побывать на царской каторге и воспользоваться уникальной возможностью досрочного освобождения путем добровольного вступления в мой Отряд и участия в Крымской войне. Странны выверты судьбы. Насколько я помню, в моей реальности даже близко подобного не происходило. Или я ошибаюсь? [259]
Как бы то ни было, но вырвавшийся из «мертвого дома» Достоевский, словно найдя возможность выговориться, быстро начал рассказывать о тамошней «тьме кромешной». Вспоминал о «царе и боге» Омского острога, вечно пьяном плац-майоре Кривцове, способном чуть ли не ведро сивухи выпить за вечер у какого-то Слуцкого. Про еженедельное бритье головы и каторжное одеяние – черную пополам с серым куртку с желтым тузом на спине. Про казарму – ветхое помещение с угарной печуркой, общим ночным ушатом, многоголосой руганью, заиндевелыми окнами, копотью
259
Крынников не ошибается. Действительно после инсценировки казни петрашевцев на Семеновском плацу 3 января 1840 года по Высочайшему Повелению Достоевский, будучи приговоренным к каторжным работам «в крепость на четыре года, а потом рядовым», с января 1950 года по февраль 1854 года отбывал каторгу в Омском остроге, а после выхода оттуда был зачислен (со 2 марта) рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон, расположенный в Семипалатинске. Однако в нашей истории Достоевскому в том или ином качестве не довелось стать участником Крымской войны и тем более освободиться из острога раньше времени.
Поведал Достоевский и о самих каторжанах. Со всей России собрались разные нации. Тут тебе и татарин Фейдулла Газин, резавший маленьких детей ради удовольствия, и ловкий вор-осетин Нурла Оглы, и хитрый еврейский ювелир Исай Бумштейн.
И еще ненависть. Много ненависти к дворянам:
«– …Они бы меня съели, если бы им дали. Говорили мне: «Вы, дворяне, железные носы, нас заклевали. Прежде господином был, народ мучил, а теперь хуже последнего нашего брата стал…»
В общем, страдал Федор Михайлович на каторге так, что и врагу не пожелаешь. Взял я его в Отряд. Не отправлять же назад в Сибирь, даже если, расписавшись в ведомости, он выдал напоследок размышление:
«– Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».
Пофилософствовать захотели? Можно и пофилософствовать:
«– История души человеческой, хотя бы самой мелкой, души едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она писана без тщеславного желания.
Готовьтесь к службе, рядовой Достоевский…»
Да и мне тоже нужно было готовиться к дальнейшему сбору моей «дружины». Уже в феврале, когда для южного берега Крыма настала весна и деревья начали покрываться зеленью, пополнился Отряд очень ценными кадрами. И даже спорить об их качестве нечего. Язык не поворачивается что-либо возразить.
Глава 4
У любого военного формирования есть своя элита. Элита моего Отряда появилась внезапно и неожиданно. Просто пришла к нашей штаб-квартире примечательная сотня немолодых уже (лет по сорок – пятьдесят) людей. Все одеты в рваные, покрытые разноцветными заплатками черкески, потертые порыжелые папахи. У всех мрачные загорелые усатые лица, на плечи накинуты лохматые бурки, видны сухарные сумки, в руках нарезные литтихские штуцера с привинченными штуцерными тесаками. Ни у одного на ногах сапог нет; вместо этого постолы из мягкой кабаньей кожи щетиной наружу, прикрепленные к ногам сыромятными ремнями. Около пояса сбоку «причиндалья»: пороховница, кулечница, отвертка, жирник, шило из рогов дикого козла. У иных котелок, балалайка или даже скрипка. Вот такая походная наружность.
Надо бы знакомиться с новоприбывшими, а тут как раз объявился Крикунов да как гаркнет пришельцам с ходу:
«– Полы завернуть!
– Авте ни як нэможно, ваше парвасходытэлство! – ответил есаул Даниленко – бодрый такой седой старик лет шестидесяти.
– Это еще почему? – не унимался Крикунов.
– Бо богацько е таких, що завсим без штанив… Дюже не пригоже бодэ!» [260]
На этом несокрушимом аргументе претензии генерала закончились и началось мое знакомство с теми, кого я еще с Первой мировой заприметил. Передо мной ни много ни мало представители казачьего «спецназа», именуемые пластунами. Народ легендарный. Для людей обычных – это воины, не имеющие понятия о страхе и со злобой кусающие свое ружье, если оно дало осечку. Воины-змеи (их еще ползунами называют), способные незаметно просочиться буквально везде и всюду. Не улыбаются. Суровы. Говорят мало. Вместо молитв перед боем читают заклинания, чтобы пуля и клинок не брали. Если ранят пластуна, то не издаст он ни звука. Короче, эдакие ниндзя из казаков-черноморцев.
260
За основу взят реальный случай.
А на самом деле?
Если проще, то пластун – это обычный дюжий, валкий на ходу казак малороссийского складу и закалу. Он тяжел на подъем, но неутомимый и не знающий удержу после подъема. При хотении бежит на гору, при нехотении – еле плетется под гору. Ничего не обещает вне дела и удивляет неистощимым
Есть у пластунов и своя история. Возникли они в начале нынешнего девятнадцатого века, но только одиннадцать лет назад были признаны отдельным родом Черноморского казачьего войска. Лермонтов с ними еще по Кавказу во как знаком. Знал, что такое пластуны и как нелегко в их ряды попасть. Там три пути: по пригодности (старики отбирают), семейная преемственность (сын пластунский с десяти лет при отце помощником – «мехоношей» ходит и всему учится) либо сам попробуешь выучиться «характерству» [261] . Если, конечно, подойдешь по параметрам и осилишь «волчью пасть и лисий хвост», чтобы разбойных горцев и прочих «охотников за ясырем» в залоге выжидать и после гонять по горам-долам. В помощь тебе удаль, отвага, верный глаз, твердая рука, терпение и умение «размышлять».
261
Под этим термином понимаются боевые навыки, народные знания, в т. ч. мистического свойства (борьба с нечистой силой, которой нельзя противостоять обычным способом).
Ну, мне в пластуны записываться не нужно (опыту и так хватает), а вот командовать прибывшей сотней из 2-го пешего батальона Черноморского казачьего войска очень даже предстояло. В этой реальности помогать мне будут Севастополь защищать от союзников, да и в моей тоже при обороне города отличились [262] .
Через недельку следом за пластунами прибыл в Севастополь груз из Питера с «пояснительной запиской» от Петрова. Мне бы сначала записку прочитать, а не к ящикам с оружием спешить. Так нет же, решил посмотреть, чего это такого мне прислали. Картечницы? Их в Севастополе вроде как немного, и все они под присмотром. Может, новые гранаты? Или штуцер модернизированный, до ума доведенный?
262
В защите Севастополя участвовали два пластунских батальона Черноморского казачьего войска – 2-й и 8-й. Впоследствии 2-му батальону было положено Георгиевское знамя с надписью «За примерное отличие при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов», а 8-му батальону Георгиевское знамя с надписью «За отличие при взятии крепости Анапы 12 июня 1828 года и примерное мужество при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов».
Ответ не заставил себя долго ждать. Открыл я тогда первый ящик и воссиял. Давно бы так, господин Петров, а то «не нужно торопиться, не нужно торопиться». Бить нужно на опережение, вот что.
«– …Что это?
– Разве не видите? Нарезной штуцер.
– Вижу, но какой-то он странный… Весом поменьше и… где порох с пулями?»
Ноша моя тяжкая. Объясняю Герасимову и остальным любопытным, что перед ними самая обычная, одна из двухсот… «7,62-мм винтовка системы Мосина обр. 1891 г.». Правда, миллиметры мне пришлось заменить линиями, год выпуска утаить, про бездымный порох и остроконечные патроны «сказку» наспех придумать, да и само понятие «винтовка» до нынешних военных пока не дошло [263] .
263
Официальное название нарезного ружья («винтовка») в царской армии было введено лишь в 1856 году.
А дальше уже из других ящиков начали выниматься пулеметы Льюиса (8 шт.), «максимы» (5 шт.) и РГ-14 (100 шт.). Снова мне сказочником побыть пришлось, сочинять про секретность. Как в одиночку учить Отряд всем этим пользоваться, я тогда еще не думал. А зря. Время поджимало.
На мой вполне закономерный вопрос «ОТКУДА все это?» Петров ответил в сопроводительном письме – «ОТТУДА». Спасибо, конечно, вам, Александр Степанович, за такую замечательную посылку. Отдельная благодарность за новенький маузер с порядочным запасом патронов. Но все же хотя бы «Морти» сюда снарядите, чтобы он вражескую флотилию на подступах к Крыму потрепал. А еще лучше «Щуку». Пусть оставшимися торпедами поработает и разнесет хотя бы пару-тройку британских плавучих сараев с трубами. Вот это дело, а так…
Бурчу? Но как иначе? Оружие из будущего у меня теперь есть, но вот когда его смогут пустить в ход «местные аборигены»? И когда, а главное, где предстоит воевать моему заградотряду с союзниками? Вопросики.
Привести в порядок мысли я пытался за счет хождения по складу и неспешных рассуждений. Итак, если неприятельский десант не попрет на Питер, а изберет своей целью Севастополь, то тогда понятен уровень готовящейся обороны. Особенно морские подступы укрепляют. Мин Якоби в городе заготовлено и много. Минеры тоже все время начеку. Для чего? Здесь как раз все понятно. Что происходило в «известной мне истории» после первой же нашей сухопутной неудачи у реки Альма? Меншиков отвел свои войска к Каче, оставив Севастополь без прикрытия с изгиба. Отличный момент для союзного флота, который мог ворваться на севастопольский рейд, но не ворвался. Тем не менее именно тогда и было принято решение затопить корабли Черноморского флота и перекрыть фарватер, а экипажам с артиллерией укрепить сухопутную оборону. Правильное ли решение? Как посмотреть.