"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Там еще масла в огонь подлил один из солдат-гвардейцев. Умирая, он поведал о том, как однажды вечером его с тремя другими караульными вызвали в Петропавловский собор и приказали поднять могильную плиту, вынуть из склепа гроб с телом Александра и заменить его другим, привезенным в военном фургоне…
Слухи множились, но тут началась Сенатская, и стало не до покойного императора.
Но Сенатская давно позади, а впереди замаячила наша цель. По размерам тоже бриг. «Турок», заметив «Посейдона», пошел на сближение.
«– Вот он, гад, – прошептал Леонид. – Прячься, командир. Как дам знак, сразу можно бить их».
Суда сблизились почти вплотную. С «турка» раздался возглас, Портокалос ответил. Секунды молчания. Снова турецкая речь, какая-то перебранка… Протяжный свист, означавший сигнал к атаке. Слишком
Думать и размышлять было некогда. Значит, придется атаковать, раз взять хитростью не выходит.
«– Огонь!» – скомандовал я, и «Посейдон» проснулся, словно рассерженный владыка морей, обрушив на врага всю свою пушечную мощь. «Турок» тут же огрызнулся залпом с правого борта. «Посейдон» дал сдачи левым. Завязалась жестокая артиллерийская дуэль.
Мои пулеметчики тоже не молчали. Немедленно затакали «максимы», чья обслуга в дыму и ночи каким-то совершенно немыслимо-чудесным способом умудрялась срезать пулями турецкий экипаж.
И отступать теперь поздно. Тем более когда наш отважный грек умудрился сцепить бортами свой и вражеский бриги и броситься на абордаж. Тут же пошла ночная резня, как у Лермонтова на Кавказе. Тем более что все патроны к маузеру я тогда извел и, доверившись яри, с двумя шашками наголо прыгнул на палубу, где уже закипело сражение.
Дрались турки отчаянно, пощады не просили, в отличие от своего британского «хозяина». Его я заприметил сразу. Бритт стоял у штурвала и редко палил из револьвера во все, что движется, периодически то ли пригибаясь, то ли прячась. Удивительно, как его наши пули не достали? Видимо, дуракам действительно везет.
«– Пощадите! Я сдаюсь!» – прокричал он по-английски, когда я одним клинком отбил нацеленный мне в грудь револьвер, а вторым чиркнул по руке. На этом суперкомбобой и закончился. Мы подсчитывали потери. Семеро убитых, пятнадцать раненых. У турок выживших никого. Кроме, разумеется, англичашки. В свете факелов я впервые увидел британского офицера времен правления королевы Виктории. Вот ведь стервец! Даже маскироваться не стал. На башке кивер, красный мундир с золотистыми эполетами, синие штаны с красными лампасами и напуганная, перекошенная рожа. Зовут Уильям Сайкс из 20-го Восточно-Девонширского пехотного полка. Сопровождал груз, вышедший из Константинополя. И труслив до невозможности. С попугайским постоянством напоминал о гуманном обращении с военнопленными, к коим себя и причислял, несмотря на то, что мы с Англией пока не воюем. Ох, вспомнить бы, что такие вот, как он, «славные воины Британской империи» с пленными бурами полвека спустя делать будут. Известно что. Привяжут к дереву, дадут в руки солдатский ранец и заставят с его помощью защищаться от пик летящих на полном скаку уланов – лансеров. А можно и не давать ранец. Пусть бурская нелюдь защищается голыми руками. Эта «игра» у «цивилизованных британских джентльменов» называлась «подколоть свинью».
Или задумают кавалеристы-изуверы другую «игру» и начинают «нарезать лимоны». Нужно на полном скаку ударять саблей по голове все того же привязанного к дереву пленного, при этом стараясь рубануть горизонтально, чтобы сперва сбить скальп, а затем и кости верхней части черепа.
О британских концлагерях тоже можно вспомнить. Там властвовал негласный приказ негодяя Китченера: держать впроголодь, медицинскую помощь не оказывать.
Вот и этот офицер тоже наверняка надумывал особо не церемониться с «русскими варварами», стоящими несоизмеримо ниже просвещенной британской нации и венца всей человеческой цивилизации. Однако теперь уже не получится у него не церемониться. Стоило мне отвернуться, как бритый с обезьяньей ловкостью, несмотря на рану, сбил с ног стоящего рядом Леонида и метнулся к борту, чтобы словить башкой короткую пулеметную очередь – мои ребята второго шанса дуракам не дают.
Затем настал черед поклажи. Флотские кольты, пули, порох, ящики с нарезными штуцерами, штыки, тесаки – все это добро пополнило арсенал Отряда. Таким образом, операция «е» благополучно завершилась. Оставалась самая малость – обезвредить севастопольское и одесское ревподполье. В Одессе эту необходимую работу провели люди Петрова. В Севастополе пришлось уже мне побыть жандармом. Последующую
Глава 7
«– Михаил Юрьевич! Турки напали на форт святого Николая, пароход «Колхида» имел блистательное дело у Редут-Кале! Из Дунайской армии сообщают: крепость Исакчи стреляла по отряду канонерских лодок капитана второго ранга Верпаховского!
– И что же тут такого?
– Как это что?! Как это что?! Война!..»
А ведь прав Гончаров. Началась-таки война с Турцией. Особенно ей рад Миша. Что возьмешь с него – мальчишка, кулаки чешутся, в драку лезть просят. Кроме того, сказывается дурное влияние на подрастающее поколение со стороны севастопольских мичманов. Они тут самый бедовый и мечтательный народ. Жадно ждали сражений, кутили в клубах, решали «судьбу Европы», строили воздушные замки и видели себя к концу пусть короткой, но блистательной кампании как минимум лейтенантами и как минимум в орденах. Шумят, галдят, завидуют Нахимову. Тот еще до объявления Высочайшего Манифеста отправлен Меншиковым в море с четырьмя судами для блокады Анатолийского берега. Адмиралу приказано крейсерствовать между мысом Амасто и Керенпе ввиду того, что «по сведениям из Константинополя, сделалось известным, что турецкое правительство дало своим крейсерам приказ по миновании 9/21 октября в случае встречи с русскими и буде они в меньших силах – атаковать их».
Корнилов тоже должен выйти из Севастополя со своей эскадрой, но пока ремонтируется. И вот в ту пору дал я слабину авантюрной части своей души. Сначала отпустил с эскадрой Мишу. Парень весь извелся, говорил, что если прозевает этот случай, то ждать следующего придется лет двадцать пять, «пока турки опять заведут флот». Как такого удержишь?
Затем Кошка с Фадеевым «боевую командировку» у меня выклянчили. А после… дернул меня черт самого с ними отправиться. Сидел бы себе в Севастополе, готовился к битве с главными врагами, так нет же, потянуло бродягу в море, прежнего опыта ему оказалось мало.
И вот 29 октября Севастопольский рейд покинули «Великий князь Константин», «Три Святителя», «Париж», «Двенадцать апостолов» и «Ростислав». Пароходо-фрегаты «Одесса» и «Владимир» должны присоединиться к эскадре уже в море. Старшим флагманом – вице-адмирал Корнилов, младшим – контр-адмирал Новосильский. Мне довелось идти на «Трех святителях». Ветеран Черноморского флота, огромный (120 орудий) линейный корабль, но старый. Такому давно уже пора отправляться в док на починку, а то и вовсе на покой. К тому же скверная погодка на прочность «старика» испытывает. Чего мы только не натерпелись за эти восемь дней пути до Херсонесского маяка, когда, спустя брамреи, взяли рифы и начали одолевать мили морского простора. Наконец показался маяк, и Корнилов подал сигнал остальным: «Государь Император ожидает победы, а Россия всегдашней славы своего оружия!» То, что мы дружное «ура!» на это гаркнули, конечно, замечательно, вот только кого побеждать, когда турка ни в Варне, ни в Бальчике не наблюдается. Мичманы тут же давай вопить: «Обокрали нас!», а затем завозмущались еще больше, когда мы встретили греческий купеческий бриг и выяснилось, что турки стоят якорем в Золотом Роге, всего два их фрегата и два корвета курсируют при входе в Константинополь. И как с такими воевать? Несурьезно.
«– Ну вот, – с грустью сказал мне тогда Миша, – кампания нынешняя кончена. До весны ничего больше не будет.
– Значит, и нам на море больше делать нечего?
– Получается так.
– Тогда возвращаемся в город, мой юный друг…»
И мы последовали за Корниловым, когда тот сдал командование над эскадрой Новосильскому, а сам, пересев на «Владимир», отправился в Севастополь уголь принимать. Новосильскому своя задача – идти к эскадре Нахимова и в случае, если у того есть поврежденные корабли, оставить тому два или три 84-пушечных судна, а с остальными домой на зимовку. И зимовка эта вгоняла Мишу в неописуемое уныние, которое, впрочем, продлилось недолго. Повоевать юнге удалось вдоволь в самое ближайшее время. И начало этих боев выдалось для многих неожиданным.