Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - И что ответила эта грязная потаскуха?
– - Помпадур писала: если правда, что Энциклопедия начинена порохом для взрыва церкви, то эту книгу надобно сжечь, если же это неправда, то надо послать на костер Авраама Шаме.
– - Ответ хорош!– - Екатерина собрала губы в яркую точку.– А я напишу господину Дидро, чтобы ехал в Россию и заканчивал издание Энциклопедии на русские деньги. Обещаю ему чины, уважение, славу, богатство, свободы...
Екатерина сделала первый реверанс пред новейшей философией XVIII века. Европа заговорила, что "свет идет с Востока", а Вольтер стал главным
Екатерину беспокоило, как бы не разлакомился приехать на русские хлеба какой-либо ее родственничек! Она-то ведь знала, что у себя дома германские князья охотно доедают вчерашний прокисший суп, но зато, попав в Россию, делаются ненасытны, как шакалы.
– - Из Коллегии иностранной, -- распорядилась она, -- надобно послать человека ловкого, чтобы объехал моих сородичей и дал понять каждому: Россия для них навсегда закрыта...
Сознательно разрывая связи с отечеством, она выгадывала во мнении русского общества. Сейчас все оправдывало низложение Петра, но ничто не оправдывало восшествие Екатерины: ссылки в манифестах на "промысел Божий", на "избрание всенародное" были наивны, -- императрица понимала, что заняла чужой стул, но ничего умнее придумать не могла! Потому-то щедро задаривала всех улыбками и подачками, наклоняя рог изобилия над головами тех, кто помогал ей добыть престол...
Просматривая списки Конного полка, Екатерина увидела, что Потемкина предлагают произвести в корнеты.
– - Для него этого мало...– - Своей рукой начертала: "Быть в подпоручиках".– - Гришенька, -- ласково спросила она Орлова, -не подскажешь ли, чего желать может Потемкин?
– - Какой еще там Потемкин?– - сладко потянулся фаворит.
– - Конный! Волосы у него такие курчавые.
– - Не тот ли, что в Ропше сейчас с Алеханом? Так этот тезка мой бедноват... так и быть-отсыпь ему!
Екатерина хотела дать Потемкину 3000 рублей.
– - Не балуй, -- не позволил фаворит.
– - Ну, тыщу дам. И ссрвизик добавлю.
– - А этого мало. Станет рожу кривить...
Потемкин получил две тысячи рублей с сервизом: на кота широко, на собаку узко. Ладно, и на том спасибо. Но долга митрополиту Амвросию Зертис-Каменскому он, конечно же, не вернул...
Петра не торопились увозить из Ропши, и он даже просил доставить ему кровать из Ораниенбаума. Стража возмущалась:
– - Вот еще! Таскайся по лесам и болотам с мебелью...
Среди охраны зрело недовольство: в Петербурге сейчас балы и гулянки, там раздают награды, делят мужиков и деньги, там пляшут, а ты сиди в этой Ропше, где с болот тянет туманом, квакают лягухи и тучей вьются неистребимые комары... Когда Петра бросало в очередной обморок, караульные только радовались:
– - Даст Бог, и окочурится, тогда уедем...
Петр был заперт в комнатах, окна которых задрапировали плотными шторами.
– - Хочу поймать рыбку, -- говорил он.
– - Окажите рыбке милость, -- соглашался Алехан.
Но в дверях часовые скрещивали багинеты ружей.
– - Ах, до чего же строгие! Я бы и пустил вас до прудочка, но часовые не дозволяют. Не лучше ли нам еще выпить и поспать?..
3 июля в Ропшу силком доставили лекаря Лидерса.
– - Чего зубами стучишь?– - спросил Алехан.– - Поставь бывшему царю клистир с опилками -- и дело с концом.
– - Знаю я, какие концы бывают в России: вы его в крепость запрете, и меня туда же, -- верно рассудила медицина.
– - Делай свое дело. Больно много ты знаешь.
Лидере, осмотрев Петра, сказал Орлову:
– - Зачем меня тревожили? Он нетрезв, но здоров.
Алехан предупредил Екатерину: "Я опасен, чтоб урод наш севоднишную ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил." Догадливая женщина поняла, что не сегодня, так завтра она овдовеет!
6 июля (именно в день ее обращения к Дени Дидро) понаехали в Ропшу гости -- актер Федор Волков и капитан Шванвич; князь Барятинский сразу распечатал бутылки с вином, шлепнул на стол измызганные картишки; зажгли свечи для раскуривания трубок...
Алехан, проходя мимо, указал Потемкину [6]:
– - Гришенька, постой-ка в дверях... Никого к нам не пущай, а кто выбегать станет, того без лишних слов лупи прямо в соску!
Пока они там играли и бесновались, Потемкин отдал себя на съедение ропшинским комарам. В комнатах государя "вдруг послышалась возня, будто передвигали тяжелую мебель, потом на крыльцо выскочил Алехан -- с вилкой в руке, вилка была в крови.
– - Вот и все, -- сказал, -- фараона не стало...
Перегнувшись через перила, Орлов начал громко блевать, нечаянно забрызгав Потемкина. Вытерев рот, изуродованный чудовищным шрамом, он далеко в кусты забросил вилку:
– - Ты мне нужен -- в Петербург надо скакать...
Потемкин шагнул в комнаты. Император валялся на полу, шея его была в рваных ранах, возле головы лежала окровавленная подушка. Шванвич бинтовал свой громадный кулак, укушенный императором, Барятинский веником подметал с полу осколки бутылок.
– - Кто ж его так?– - Потемкин кивнул на мертвеца.
Князь Федор треснул его веником по лицу:
– - Кто, кто! Дурак такой, еще спрашивает... Вот укажем, что твоя работа. Эвон свидетелей сколько -- все подтвердят...
Потемкин затих. Шванвич поднес ему вина:
– - За помин души... хвати, вахмистр!
Со двора вошел Алехан, уже протрезвевший. Присел к столу. Писал легко, не думая, брызгая пером.
– - Вези, -- передал написанное Потемкину.– - Ты -- конный, доскачешь легко. Вручи лично матушке...
Потемкин снова предстал перед Екатериной; стройная и гибкая, она еще не сняла черных одежд, которые очень шли ей.
– - Из Ропши -- от Орлова! Вашему величеству.
Она извлекла из пакета лист серой бумаги: "...Сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка -- его нет на свете... Повинную тебе принес, и розыскивать нечего".