Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы
Шрифт:
Мои восторги и моя признательность были безмерны. Мне хотелось броситься перед моей благодетельницей на колени, чтобы облобызать ее ноги. Остановило меня лишь то, что мы находились в публичном месте. Можете себе представить, как я жаждала поскорее быть допущенной в это избранное общество, как пылко заверяла свою покровительницу в том, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы оправдать ее доверие и надежды! Мне не терпелось поскорее попасть в мое новое жилище, в сей приют блаженства, и благодаря моей счастливой путеводной звезде моему терпению не пришлось долго подвергаться пытке томительного ожидания.
В полдень мы покинули Тюильри. Весьма почтенного вида кучер любезно подсадил нас в свой фиакр, и скромные и смирные лошадки неспешной рысью повлекли экипаж по бульварам и доставили к одиноко стоявшему дому, что располагался как раз в том месте, где начинается улица Монмартр.
Дом, куда привезла меня моя благодетельница, представлял собой благородных пропорций особняк, стоявший не на улице, в глубине двора за чугунной оградой, а позади него виднелся тенистый сад, и выглядел он столь приятно и столь располагающе, что я, представив себе, сколь приятные особы должны обитать в таком раю, в глубине души горячо возблагодарила судьбу за то, что была разбужена утром столь неприличным, столь возмутительным образом, ибо именно благодаря этому обстоятельству я сделала решительный шаг, приведший меня в Тюильри и обеспечивший мне счастье встречи
Меня ввели в залу на первом этаже, обставленную очень и очень приличной мебелью. Вскоре в комнату по приглашению хозяйки пансиона пришли и другие пансионерки. Их элегантные, изящные и кокетливые туалеты, правда, в некоторых местах застегнутые несколько небрежно, их изысканные прически, их прекрасные манеры, их непринужденный и уверенный вид настолько поразили меня, что я сперва не смела глаз на них поднять, а в ответ на их учтивые приветствия лепетала лишь что-то невразумительное, заикаясь от волнения. Моя благодетельница, заподозрив, и вполне справедливо заподозрив, что причина моего крайнего смущения кроется в непритязательности моего наряда, тотчас же посулила мне незамедлительно заказать несколько туалетов и поклялась, что я буду выглядеть ничуть не хуже этих разряженных в пух и прах барышень. И действительно, я чувствовала себя такой жалкой, такой ничтожной в моем простеньком и уже довольно поношенном сером платьице, столь привычном для девиц моего положения, то есть для гризеток, как называли нас, девушек из простонародья, швей, штопальщиц, продавщиц, прачек и гладильщиц, всегда одетых в скромные одеяния из дешевенькой серой материи. Да, я чувствовала себя бесконечно униженной среди юных особ, у которых даже домашние платья были сшиты из самых лучших французских и заморских тканей. Но не только это, признаться, тревожило меня, так как я испытывала живейшее любопытство относительно того, в чем же в сущности заключается та скромная коммерция, коей мне вскоре предстоит заняться. Роскошь, в которой буквально купались мои будущие компаньонки, изумляла меня. Я никак не могла понять, каким образом они позволяли себе такие расходы и за счет чего они обеспечивали себе столь безбедное существование. Я была еще так глупа, вернее, я была еще так неопытна и наивна, что мне ни на миг даже в голову не пришла мысль о том, что буквально само бросалось в глаза, прямо-таки кричало и вопило. Нет, я ничего, ровным счетом ничегошеньки не заподозрила!
В то время как я ломала себе голову над разгадкой сей великой тайны, служанки доложили моей благодетельнице, что кушать подано, и мы сели за стол. Сначала подали суп, потом — жаркое, еды было вдосталь и была она очень вкусна, к тому же все мы обладали завидным аппетитом, а хорошее настроение моих товарок служило весьма доброй приправой к угощению, так что все они, забыв на время про жеманство и изысканные манеры, воздали должное шедеврам кухарки. Что уж говорить обо мне! Короче говоря, мы предавались процессу поглощения пищи с такой серьезностью и с таким азартом, с таким, я бы сказала, священным трепетом, что не оставляли служанкам ни малейшей надежды на то, что после нашей трапезы им с нашего стола хоть что-нибудь достанется. Разумеется, пряная пища возбуждает жажду, и мы, желая промочить горлышко, не забывали время от времени отпивать по глоточку, а то и побольше из бокалов. Конечно, вы понимаете, что в бокалы была налита отнюдь не прозрачная водица. Все происходило тихо, чинно и мирно, как говорится, самым наилучшим образом, но две из благовоспитанных барышень несколько злоупотребляли горячительными напитками и перешли границы дозволенного: вино ударило им в головы, а когда разум затуманят пары Вакха, добра не жди. Внезапно одна из девиц взревела диким голосом и заехала кулаком прямо в морду своей соседке. Ах, простите, быть может, вы, читатели мои, не понимаете, что означает заехать в морду? Ну так вот, на языке улицы сие означает «ударить в лицо». В дальнейшем я постараюсь разъяснять кое-какие словечки и выражения, ведь, право же, они нужны для того, чтобы верно отобразить среду, в коей я вращалась. Но вернемся к нашему повествованию.
Сей воинственный жест, разумеется, не остался без ответа, и оскорбленная действием девица обрушила на голову своей обидчицы тарелку. В мгновение ока стол был опрокинут, а суп из разбитой супницы растекся по полу, смешавшись с кусками мяса из рагу и с остатками соуса. Война объявлена! Соперницы набросились друг на друга в порыве бешеной ярости. Уже через минуту их косынки, изящные чепцы и кружевные манжеты превратились в жалкие лохмотья. Разумеется, хозяйка заведения не могла долго терпеть подобное безобразие. Она приблизилась к дерущимся, чтобы своей властью заставить их усмирить свои страсти. Какая неосторожность! Девицы и не подумали угомониться. Мало того, кто-то из них, увлекшись, дала хозяйке прямо в глаз! Она, само собой, не была готова к такого рода ответу, да к тому же, как я потом поняла, не отличалась ни ангельским долготерпением, ни излишней снисходительностью. А потому моя благодетельница сочла, что вопрос о том, чтобы решить дело миром, более не стоит, и тотчас же представила неоспоримые доказательства своих великих познаний в искусстве ведения кулачного боя. Однако две другие девицы, до сей поры сохранявшие нейтралитет, посчитали, что не должны оставаться в стороне, и потасовка приобрела всеобщий характер. В самом начале этой сцены я, дрожа от страха, забилась в самый дальний угол столовой, откуда и носа не смела высунуть, покуда продолжалась эта склока. Да, можете мне поверить, зрелище было и устрашающим, и в то же время ужасно, уморительно смешным. Смотреть, как эти пять фурий сбивают друг друга с ног, валятся друг на друга, кусаются, царапаются, плюются, используя в драке и руки и ноги, осыпают друг друга не только ударами, но и самыми страшными проклятиями, было ужасно забавно. Какие невообразимые ругательства исторгали их глотки! Что за перлы красноречия! Наблюдать это зрелище было весьма забавно еще и потому, что в пылу борьбы все пятеро совершенно забыли о приличиях и то и дело демонстрировали самым бесстыдным и непристойным образом свой товарец, то есть срамные части тела. Сия баталия, казалось, могла бы продолжаться Бог знает сколь долго, если бы не заявился какой-то лакей, обряженный во все серое, видимо, из числа тех вояк, что состарились на военной службе и с возрастом перестали принимать участие в сражениях, а занялись исполнением тайных поручений. Так вот, он додумался войти в столовую в разгар схватки и объявить о том, что с визитом прибыл какой-то немецкий барон и желает засвидетельствовать дамам свое почтение. Всем известно, в каком почете господа этого сорта у так называемых дам полусвета. Так что стоило лакею только произнести слово «барон», как тотчас же потасовка сама собой прекратилась и вся вражда была мгновенно забыта. Соперницы разорвали смертельные объятия и разошлись по углам, торопясь поправить прически и привести в порядок остатки одеяний. Они вытирали окровавленные лбы и щеки, припудривали царапины, и вот уже их физиономии, еще минуту назад донельзя искаженные злобой, вновь принимают выражение приветливости, любезности и якобы природной безмятежности. Хозяйка заведения поспешно покидает столовую, чтобы занять господина барона и развлечь учтивым разговором, а барышни
Читатель, более искушенный и просвещенный, чем была я в ту пору, уже, конечно, давно догадался, что я оказалась не в самом добропорядочном доме Парижа. Надеюсь, мне не придется давать никаких дополнительных пояснений на сей счет, а достаточно будет лишь сказать, что моей благодетельницей была не кто иная, как сама мадам Флоранс, одна из самых ловких и удачливых представительниц древней профессии. Да, мадам Флоранс была самой настоящей сводней и содержала публичный дом для избранных лиц, для людей из высшего света, для богачей. Она была далеко не одинока, в те времена в Париже славились еще заведения мамаши Гурдан, по прозвищу Маленькая Графиня, мадам Пари, мадам Карлье, мамаши Филон и некоторых иных, но я-то тогда этого, разумеется, не знала.
Когда моя благодетельница узнала, что лакей додумался объявить о визите барона только для того, чтобы положить конец сваре, она вновь вернулась в столовую. Вид у нее был, несмотря на некоторую потрепанность, весьма довольный. Она заговорила, весело улыбаясь и целуя меня в лоб:
— Не подумайте про нас ничего дурного, моя милочка, из-за этой пустячной потасовки, коей вы стали свидетельницей. Да, подобные проявления горячности характеров, подобные приступы вспыльчивости случаются у нас порой по самому ничтожному поводу, но столь же ничтожный повод требуется и для их усмирения. Увы, дитя мое, вам, наверное, известно, что простые смертные не всегда властны над своими первыми порывами как в радости, так и в гневе. К тому же каждый из нас на свой лад чувствителен, каждый горд, и любое неосторожно сказанное слово может задеть болезненные струны, это вполне естественно. Ведь даже червь зашевелится, если вы на него наступите, что до змеи, то она ужалит. Впрочем, если вы познакомитесь с этими девушками поближе, вы по достоинству оцените их и будете просто поражены их мягкостью и кротостью, ведь это — добрейшие создания на всем белом свете. Их ярость и ненависть — всего лишь мгновенно вспыхивающая, но и столь же мгновенно гаснущая солома. Любые обиды они забывают уже через минуту. Что же касается меня, то я, благодарение Господу, ведать не ведаю, что такое злопамятность, и во мне желчи не больше, чем у голубки. Но благодаря заступничеству Отца Нашего Небесного, горе тому, кто пожелает мне зла, ибо я сама незлобива и не желаю зла никому. Но оставим это, поговорим лучше о вас.
Моя благодетельница прервала свою речь, чтобы перевести дух и промочить горло хорошим глотком золотистого вина, и продолжала:
— Нет ничего на свете, дитя мое, чего не следовало бы делать, чтобы выбраться из нищеты. Увы, тот, кто не обладает солидным состоянием, представляет собой в этом мире довольно жалкое зрелище. Недаром родившаяся в королевских покоях пословица гласит: «Нет денег, так нет и швейцарцев», то есть даром ничего не дают, ведь вы, наверное, знаете, что на протяжении столетий основу королевского войска составляли бравые наемники из Швейцарии. Можно сказать еще и так: нет денег, так нет и удовольствий, нет развлечений, нет удобств в жизни, нет вкусной пищи и нет красивых нарядов. Ну а так как любить все эти маленькие радости жизни, любить достаток и благополучие — весьма естественно, а заполучить их без денег невозможно, то вы, надеюсь, согласитесь, что было бы глупо отказывать себе в этих удовольствиях и отказываться от мысли заполучить их, когда человек вполне способен заработать их сам, в особенности в тех случаях, когда способы добывания денег не вредят обществу иначе это было бы очень дурно, и да убережет нас Господь от дурных поступков! Да, дитя мое, избави нас Бог от дурных поступков, способных причинить вред обществу! Но у меня на сей счет совесть абсолютно чиста и спокойна, ибо я никогда не нанесла ни малейшего ущерба никому из ближних, как говорится, ни на обол. Быть может, милочка, вы не знаете, что такое обол? Так вот, это мелкая монетка, вроде нашего су, в Древней Греции. Вы вообще-то учитесь, запоминайте: все когда-нибудь пригодится. Итак, вы должны понять: вы находитесь отнюдь не среди дикарей или жестоких арабов. Мы — истинные христиане и так же печемся о спасении наших душ, как и все остальные. Главное — идти к своей цели прямыми, а не обходными путями. Кстати, ведь никто не запретил зарабатывать себе на жизнь. Профессия здесь не имеет никакого значения, главное — чтобы ремесло было доходным и чтобы ваше занятие не наносило ущерба другим. Я вам только что сказала, что было бы глупо не воспользоваться возможностью хорошо заработать и возвыситься над себе подобными, если таковая имеется. Так вот, кто лучше вас сумеет подняться по общественной лестнице на несколько ступеней выше, чем вы, используй вы достойным образом те данные, коими вас столь щедро одарила природа? Я знаю немало дам полусвета, которые постигли тайну составления приличных состояний и приобретения солидных рент, располагая куда менее аппетитными прелестями и гораздо меньшим очарованием, чем вы. Могу сказать без ложного тщеславия, что я немало поспособствовала их успеху и они мне многим обязаны, хотя кое-кто потом и забыл о моих благодеяниях, но я не стала им мстить и ни в чем не повредила их процветанию. Да вразумит этих неблагодарных Господь! Нет, даже мысль о том, что существуют люди неблагодарные, не должна мешать нам творить добро.
— Ах, добрейшая моя покровительница, — поспешила вставить словечко и я, — надеюсь, у вас никогда не будет повода сетовать на мою неблагодарность.
— Не стоит так далеко загадывать и давать пустые клятвы, все обещали мне одно и то же, все вели одни и те же речи, и все благополучно позабыли про свои обещания. Что же вы хотите, почет голову кружит, тут уж ничего не поделаешь. Если бы вы знали, сколько хорошеньких хористок в Опере обязаны мне своим успехом, скольких я направила на путь истинный! Я руководила ими в начале их карьеры, обучала хорошим манерам, дала начатки знаний и умений в столь тонком деле, как ремесло актрисы, а они теперь делают вид, будто бы знать меня не знают! Да, милочка, если бы вы знали, сколько их, вы бы вынуждены были признать, что умение быть благодарным не относится к числу тех добродетелей, что в чести у людей в наше время. Но как бы там ни было, оказывать кому-либо услуги — дело доброе, богоугодное и приятное для того, кто его совершает. Да, кстати, мой маленький котеночек, а вы, такая прехорошенькая, никому еще случаем не оказывали услуг определенного рода?
— Кто? Я, сударыня? — изумилась я несколько наигранно. — А кому же я могла оказывать услуги в моем-то плачевном, жалком положении? Да и какого рода услуги?
— Ну хорошо, милочка, вы, как я вижу, меня не понимаете либо не хотите понять. С вами надо разговаривать более простым и ясным языком. Так вот, я хотела бы знать, сохранили ли вы еще свою невинность?
При столь неожиданном вопросе кровь бросилась мне в лицо, я покраснела как рак и совершенно растерялась.
— Ну что же, можете не отвечать, я и сама вижу, что не сохранили, — сказала моя благодетельница. — Не беспокойтесь, ничего страшного. Да это вообще-то и не важно, так как у нас есть такие чудодейственные средства, такие мази и притирания, изобретенные лучшими врачевателями, что мы ее при надобности тотчас же восстановим, и вы у нас вновь станете девственницей. Однако мне самой необходимо знать, как у вас с этим обстоят дела, и подобные вопросы у нас — процедура обычная, так что не смущайтесь. Все девицы, избирающие себе в качестве профессионального поприща полусвет, проходят через подобное испытание. Ведь вы понимаете, что всякий купец должен досконально изучить свой товар, чтобы не вышло промашки и конфуза.