Фелисия, или Мои проказы. Марго-штопальщица. Фемидор, или История моя и моей любовницы
Шрифт:
Вы не должны удивляться тому, сколь хорошо мне известны специфические термины искусства врачевания. У меня было даже слишком много свободного времени, чтобы выучить их в течение того срока, что я находилась в руках моих мучителей, якобы очищавших мне кровь. А вообще-то найдется ли такая тема, на которую мы, дамы полусвета, будем неспособны поддержать беседу? Разве существует такая профессия, такое ремесло, о которых нам не предоставляется возможность услышать от наших клиентов? Бравый вояка и судейский крючок, ростовщик и философ, священник и актер, откупщик и богатый торговец — все эти столь несхожие между собой люди в равной мере нуждаются в наших услугах и приходят к нам в поисках услады. И каждый из них говорит с нами на свойственном его профессии особом жаргоне. Ну и как же нам было не стать при столь обширных возможностях учеными дамами? Вот мы ими и стали.
Когда я наконец избавилась от необходимости ежедневно в течение долгих часов мокнуть вместе с другими несчастными в так называемом бассейне Святого Козьмы, покровителя хирургов, меня охватило непреодолимое желание поскорее вырваться из этого ужасного плена. Я написала в самых учтивых, но в то же время и в самых настойчивых выражениях ко всем тем, кто когда-либо объявлял себя моим другом и покровителем, умоляя каждого поспособствовать моему освобождению. Увы, мои послания до них не дошли, а скорее всего эти негодяи просто сделали вид, что их не получали. Я пришла в отчаяние от того, что меня все покинули и позабыли в горести, но потом, к счастью, вдруг вспомнила про господина президента, лишившего меня невинности запретным способом. Я воззвала к его милосердию,
Вернувшись домой, я более чем прежде могла гордиться моими чарами и полагаться на их силу. Казалось, та субстанция из смеси серы и ртути, коей меня лечили, проникла-таки в мою кровь и не только возродила меня к жизни, но и придала мне новый облик. Да, господа, я стала не просто хороша собой, а восхитительна! Правда, быть может, я несколько переоценила свои прелести. Однако мне не хватало главного — житейской сметки, которую составляют обходительность, умение вести себя, хорошие манеры и знание секретов подчеркивания достоинств, данных природой, при помощи средств, коими снабжает нас искусство делать женщину красивой. Я была глупа и полагала, что достаточно иметь хороший цвет лица, гладкую кожу, тонкие черты и изящную фигурку, чтобы нравиться. Да, я тогда была еще совсем невежественной и не имела никакого опыта в науке обольщения, я и представить себе не могла, на какие хитрости идут женщины ради приятной наружности, к каким шарлатанским средствам и снадобьям они прибегают, а потому я предпочитала возлежать на лаврах, полагаясь на свою хорошенькую мордашку в надежде на то, что она привлечет ко мне толпы пылких воздыхателей. Увы, дело обстояло совершенно иначе, и на меня никто даже внимания не обращал, никто не одаривал восхищенным взглядом мое свеженькое личико, и я чувствовала себя бесконечно униженной и несчастной, когда видела, что меня затмевают особы с ужасно потасканными, потрепанными жизнью, с толстенным слоем белил и румян, физиономиями распутниц. Итак, успеха я не имела, а жить и зарабатывать было нужно. Опасаясь вновь оказаться в том жалком состоянии, из которого мне с таким трудом только-только удалось выбраться, я была принуждена стать натурщицей и служить моделью для художников.
В течение полугода занимаясь сим прекрасным ремеслом, я имела честь быть объектом пристального изучения и изображения для всех без исключения истинных живописцев Парижа, а так же и для всех мазил, воображающих себя художниками. Пожалуй, не осталось ни одного сюжета ни из Священного Писания, ни из светской истории, в коем я не была бы запечатлена. То я изображала кающуюся Марию Магдалину, то представала в облике влюбленной в быка Пасифаи, которой предстояло родить от сей противоестественной связи чудовище, нареченное Минотавром. Сегодня я была святой великомученицей, а завтра — шлюхой, в соответствии с прихотями господ-художников. Но и на этом поприще меня постигла неудача! Хотя природа меня и одарила прекрасным и пропорционально сложенным телом, в один далеко не прекрасный день некая юная прачка, тогда известная под именем Маргариты, а теперь — под именем мадемуазель Жоли, затмила мою пригожесть блеском своей красоты. Причина столь печального происшествия крылась в том, что меня художники, как говорится, изучили наизусть, а Маргарита, ни в чем не уступая мне в достоинствах телосложения, обладала несомненным преимуществом новизны и даже некоего налета таинственности. Так что я, увы, разом потеряла почти всех своих клиентов. Однако вскоре кое-кто все же опять стал обращаться ко мне с просьбами попозировать, так как из прелестей Маргариты они не могли извлечь для себя ту пользу, на которую смели надеяться, по той простой причине, что сия девица отличалась столь великой живостью и непоседливостью, что ее практически невозможно было принудить подолгу сохранять одну и ту же позу. Приходилось схватывать выражение ее лица и прихотливые изгибы тела, как говорится, на лету, а многим сие было не по вкусу. Расскажу вам одну историю, приключившуюся с Маргаритой, которая, как мне кажется, наилучшим образом характеризует ее легкомыслие и ветреность. Господин Т., придворный живописец, остановил свой выбор на Маргарите, чтобы она послужила ему моделью для целомудренной Сусанны, той самой, которую старцы, подглядывавшие за ней тайком, когда она купалась обнаженной, сначала пытались совратить, а потом обвинили в супружеской измене. Короче говоря, Маргарита позировала ему в том виде, в каком она появилась на свет, то есть в костюме нашей прародительницы Евы. Господин Т. был вынужден оставить Маргариту на мгновение одну, а в это время под окнами его дома проходила процессия монахов-кармелитов, и что же вы думаете, эта сумасшедшая, позабыв про все на свете, в том числе и про свой внешний вид, выскочила, как была, на балкон, чтобы удовлетворить свое любопытство, и таким образом выставила на всеобщее обозрение свои прелести. Толпа праздных зевак, состоявшая в основном из черни, то есть из людей самого низкого звания, пришла от столь бесстыдного поведения даже в большее негодование, чем сами святые отцы, и встретила красотку сначала улюлюканьем, а затем обрушила на нее град камней. Многие подумали, что господин Т. подучил неразумную девицу на подобный поступок, и его едва не привлекли к ответу. Вообразите, какие последствия могло иметь столь скандальное дело! Бедняге грозило отлучение от церкви, но, к счастью, благодаря заступничеству Его Величества и покаянному признанию самой виновницы сего переполоха придворный живописец отделался легким испугом.
Однако то обстоятельство, что с каждым днем Маргарита пользовалась все большим успехом среди художников, что с каждым днем ее вес и влияние в нашем общем ремесле возрастали, заставило меня задуматься о своей собственной участи и отнестись с должным вниманием к предложению одного из мушкетеров гвардии Его Величества, к коему я и поступила на содержание, ибо он предложил вполне приличную цену, а именно сто франков в месяц. Мы свили наше гнездышко на улице Шартр. Господин де Мец (так звали моего благодетеля) любил меня страстно, нет, не просто любил, а обожал, я… я тоже его любила, и подобную пылкость чувств редко можно было встретить у девицы, находящейся на содержании, ибо обычно, насколько мне известно, содержанки платят своему покровителю черной неблагодарностью и живейшим отвращением. Но, как бы там ни было, я не давала моему мушкетеру торжественных клятв в верности. Нет, конечно, быть может, на словах такое я и обещала, но в душе… Короче говоря, я не считала себя обязанной хранить ему верность до такой степени, чтобы держаться только за него одного. Так вот, подмастерье парикмахера, совсем еще мальчишка, и парень постарше, помощник пекаря, частенько навещали меня и поочередно служили при мне заместителями моего благодетеля, когда он отсутствовал по делам службы. Юный парикмахер под предлогом необходимости завить мне локоны с самого начала получил привилегию запросто входить в мою комнату, когда ему хотелось. Второй тоже добился тех же прав под предлогом того, что он — мой поставщик свежих булочек, и господин де Мец не заподозрил в том ничего дурного. Все, казалось, способствовало моему успеху и счастью. Если я и не была богата и имела лишь самое необходимое, жила скромно, но в достатке, то любовь с лихвой вознаграждала меня за кое-какие уколы зависти и тщеславия, которые я порой ощущала, видя моих более удачливых товарок. Мне следовало быть вполне довольной своим положением, и я была вполне довольна, как вдруг проклятое недоразумение разрушило мой маленький мирок и перевернуло всю жизнь. Так как по повелению короля двор отбывал в Фонтенбло, а полку господина де Меца было приказано сопровождать кортеж, он был вынужден все время оставаться в распоряжении своего командира, чтобы по первому сигналу выступить в поход. Наша хозяйка, понадеявшись на то, что его не будет в течение нескольких дней, попросила меня о небольшой услуге: предоставить мою комнату одной супружеской паре. То были
Однако господином де Мецем внезапно овладело страстное желание совершить акт совокупления, и он устремился на улицу Шартр в тот поздний час, когда все добрые люди уже почивали. У него был ключ от входной двери, а также ключ от моей комнаты. Не желая будить хозяйку, он сам отворил дверь и потихоньку, крадучись, поднялся по лестнице, а затем, стараясь не шуметь, отпер дверь моей комнатки и вошел на цыпочках. Вообразите же себе, каково было его изумление, когда его ушей достиг громкий храп, доносившийся с постели! Бравый мушкетер затрясся от бешенства и все так же на цыпочках подкрался к постели. Он принялся шарить по подушке руками и нащупал две головы, мужскую и женскую! О, ужас, ужас, ужас! Демон ревности и мщения помутил его рассудок, он схватил вошедшую тогда в моду трость-шпагу (хорошо еще, что не выхватил грозный клинок из ножен!) и обрушил ее на головы несчастных супругов. Со второго удара он сломал руку ничего не соображавшему бедняге, пытавшемуся защитить свою дражайшую половину от столь грубого обхождения. Легко себе представить, какими жуткими воплями и грозным рыком разъяренного обманутого самца сопровождалась эта сцена! В мгновение ока все обитатели нашего дома, а также жители соседних домов проснулись словно по команде. Отовсюду понеслись крики: «Убивают! Грабят! Караул!» На место происшествия прибыл ночной дозор, и господина де Меца, слишком поздно обнаружившего свою ошибку, схватили и препроводили в ратушу за нарушение общественного спокойствия. Так как весь этот безумный переполох произошел из-за меня, я сочла, что было бы верхом неосторожности смиренно дожидаться, чем же все в конце концов закончится. Я поспешно натянула юбчонку и короткое, доходящее до колен платьице и, воспользовавшись всеобщим замешательством и неразберихой, под шумок юркнула в комнату, которую занимал каноник церкви Святого Николая, что у Старого Лувра.
Ох, и попала же я из огня да в полымя! Святой отец уже давно поглядывал на меня маслеными глазками, уже давно желал меня и домогался, но я все жеманилась. Можете себе представить, как возрадовался он возможности утолить свою похоть, буквально сжигавшую его изнутри! Но, надо признать, принял он меня по-христиански: сначала заставил выпить хорошую порцию укрепляющего, как он называл очень сладкий алкогольный напиток, именуемый обычно ратафией. Кстати, предусмотрительный распутник поступил весьма мудро, не забыв и себе налить большой стакан сего придающего силы напитка, после чего он, по его выражению, «проявил милосердие» и препроводил меня на свое ложе. Ах, не без основательных причин превозносят таланты этих святош, обжор и выпивох в черных сутанах! В особенности по части любовных утех! Уверяю вас, миряне — всего лишь жалкие низкорослые мирмидоняне по сравнению с ними! Так вот, мой славный каноник всю ночь и почти до полудня совершал истинные чудеса в деле служения Венере! Даже пребывая в состоянии перевозбуждения и полного истощения сил, он, казалось бы, уже пресытившись наслаждением, вот-вот готов бывал не раз отдаться во власть бога сна Морфея, но всякий раз его пылкое воображение, воистину неистощимое, возвращало его к жизни, словно вливая ему в вены новую, еще более горячую кровь. Каждая частица моего тела была для него предметом обожания, чуть ли не идолопоклонства! Никогда Пьетро Аретино, знаменитый писатель эпохи Возрождения, прославившийся своим мастерством в изображении в поэмах и памфлетах непристойных сцен, а также Клинштель, поразивший весь Париж своими картинами буйных оргий, при всем их пылком воображении не смогли бы представить себе и половины тех поз, что он заставил меня принимать! И никогда еще богине любви не воздавались столь изысканные почести!
Господин каноник был настолько сражен моими достоинствами и до такой степени проникся ко мне приязнью, что по сему случаю предложил мне разделить с ним те денье, что он получал в качестве дохода от отправления церковных таинств и от подаяний верующих. Сказать по правде, доходы эти были не слишком велики, вернее, их едва-едва хватало на одного, но в сложившихся крайне затруднительных обстоятельствах строить из себя ломаку-зазнайку было бы для меня непозволительной роскошью, и я приняла его предложение охотно и даже с великой благодарностью.
В тот же вечер каноник дал мне свои ветхие штаны, в коих в течение лет десяти пребывала его почтенная задница, а также натянул на меня через голову столь же заношенную короткую сутану, накинул на плечи короткий плащ с капюшоном с брыжами у подбородка, и мы потихоньку выбрались из дома и прошли по улице. Сей маскарадный костюм так изменил мою внешность, что я, вероятно, больше походила не на девицу, а на одного из тех бедных длинных и тощих ирландских проповедников, что встречаются иногда на парижских улицах и служат мессы прямо под открытым небом, чем и зарабатывают себе на пропитание. Я ведать не ведала, куда ведет меня мой новый господин и повелитель. И вы нипочем не угадаете, куда он меня привел! На улицу Шан-Флери, в комнатенку на шестом этаже, к некой особе по имени Тома, старьевщице. Вы знаете, кто такие старьевщицы, дорогие мои читатели? Обычно так называют в Париже старух-торговок, что на улицах или в грязных лавчонках торгуют поношенной одеждой, старыми шляпами, словом, всяким тряпьем, зачастую краденым, и являются объектами пристального внимания полиции, ибо их подозревают в занятиях сводничеством, и вполне справедливо подозревают. Так вот, сия почтенная особа, к которой привел меня каноник, когда-то была у него экономкой, но рассталась со своей должностью, чтобы выйти замуж за водоноса, но тот, увы, вскоре после свадьбы перешел из нашего мира в мир иной, и так как он не оставил безутешной вдове ничего, кроме своего единственного достояния — воды из реки, то ей пришлось из-за жестокой нужды вступить в ряды небольшой, но ужасно крикливой армии старьевщиц. Итак, мой священник доверил меня заботам сей почтенной матроны до того счастливого момента, когда он найдет мне подходящее жилье.
Мадам Тома оказалась круглолицей курносой толстухой, эдакой горой мяса и жира. Однако при всем при том, что ее лицо напоминало лоснящуюся от жира сдобную булку, при первом же взгляде на него становилось ясно, что в свое время она была очень недурна собой. Да и тогда сия славная бабенка имела тайную связь с одним монахом ордена францисканцев, сборщиком пожертвований, каковой нередко являлся к ней, чтобы воздать почести ее огромным прелестям, когда ощущал муки и томление плоти.
Воистину неисповедимы пути Господни! Нет, и в самом деле, простому смертному не постичь, почему Судьба ведет нас теми или иными способами к одной ей ведомой цели. Могла ли я представить себе, что Фортуна, эта своенравная и даже взбалмошная богиня, сначала приведет меня в жалкое жилище старьевщицы, чтобы именно там распростереть надо мной свою мощную покровительственную длань? И однако же это чистая правда! Протекция, оказанная мне братом Алексисом, коего я встретила благодаря прихоти госпожи Фортуны, была первым источником, из коего потек ручеек средств, положивших основу моего нынешнего достатка и даже богатства. Но что удивительнее всего и что более всего сбивает людей с толку, так это то, что очень часто пути к истинному счастью и успеху открываются нам в результате самых, казалось бы, печальных происшествий, вроде бы долженствующих сыграть в наших судьбах самую роковую роль, а на деле оказывающихся настоящими благословениями Господними! Как вы уже знаете, обстоятельства сложились таким образом, что мой главный и ревнивый любовник сломал бедняге-провинциалу руку, избив тростью. Убоявшись, как бы меня не привлекли к ответственности, я укрылась в комнате соседа, каноника, который тайком отвел меня к своей старой приятельнице. Увы, на сем мои злоключения не закончились! В довершение всех несчастий на следующий день я узнала, что господин каноник, столь щедро посуливший мне поделиться со мной своими доходами, был раздавлен, когда его церковь, уже очень древняя и обветшавшая, внезапно рухнула, погребя под грудами обломков всех священнослужителей и ревностных прихожан, пришедших к заутрене. И в каком, спрашивается, положении оказалась я в результате этой непредвиденной кончины? Почти голая и босая, без единого су в кармане, без крыши над головой, целиком и полностью во власти моей новой хозяйки!