Чтение онлайн

на главную

Жанры

Феноменология зла и метафизика свободы
Шрифт:

Смех возникает на базе не «второстепенных» несущественных потребностей человека [59] , а на базе главного стимула мыслей и поступков – потребности самореализоваться и самоутвердиться в конкретном обществе, занять в жизни достойную позицию.

Глумливое бесстыдство самозванства и мера смеха

Смех, однако, хотя и острое, но обоюдоострое оружие. Превратившись в самоцель, он противопоставляет остроумца другим людям, лишает его социально-культурных и гуманных ориентиров поведения и общения. Собственно, именно об этом и предостерегали Гете и Гегель, А. Бергсон и В. В. Розанов. Предупреждали они фактически об опасности глумливого самозванческого смеха. Для самозванца смех – радость представительства, утверждение принадлежности к «мы» – не более, радость социальной

самоидентификации в безликом man, отказ от себя, ответственного, отрезание от осмеиваемого «не мы» и растворения себя в «мы».

59

Как это утверждается, например, в работах: Кононенко Е. И. Художественная семантика иронии // Философско-методологические проблемы социально-гума¬нитарного знания. М., 1983. Ч. II. С. 69–73; Русакова Е. А. Проблема комического с точки зрения информационной теории эмоций //Там же. С. 78–82.

Личность трагична, комичен и смеется безличный man. В самозванстве он торжествует. Это торжество man над личностью, торжество man за счет личности. Самозванческий смех утвердителен за счет кого-то другого. Как и все, что делается самозванчески.

Смех, как впрочем и безумие, не иррационален в том плане, что не противостоит разуму и рациональности. Он «невразумителен» для одного типа рациональности, «темен» для нее, но вполне разумен для другой. То, что в одном обществе безумно или смешно, – в другом – верх добродетели. Смешное, как и безумное, связано с самоопределением культуры – что в ней признается святым, ценным и нормой. Поэтому постоянный смех столь же противоестественен, как и постоянная серьезность. Без святого, без идеала не может быть смешного, как и нет святого без утверждающего его смеха – но об интимной связи святости, смеха и юродства – специальный разговор.

Поэтому об упоминавшемся смехе победителей, столь радовавшем А. В. Луначарского, в наши дни несколько иначе скажет Вл. Максимов: «Самое ужасное – это, что выросло поколение, которое научилось смеяться над тем, что было истинно, свято и серьезно. Не бояться научили, не любить или даже ненавидеть, а смеяться». В одной из телебесед «Пятого колеса» Вл. Бахтин увидел корни упадка культуры русского языка в литературе и – главное – в обыденной речи, ее засоренности вульгаризмами и матом – в затянувшейся карнавализации. Революция 1917 года принесла смену мест верха и низа культуры, святого и низкого. Ситуация, типичная для карнавала, но карнавал – дело временное, он кончается, и все возвращается на свои места. В советской же действительности этот карнавал затянулся. В нем раз за разом подвергались осмеянию и оплевыванию практически все ценности культуры. Что же удивляться, что выросло уже не одно поколение, не имеющее за душой ничего святого, своего, лишенное дома души (впрочем, и дома просто – тоже), но зато способное утопить в иронии практически все. Не одно поколение глумливых самозванцев, провалившихся в бездонную пустоту man.

Русская культура и особенно – литература внесли несомненный вклад в изучение смеха как существенной грани отношений людей. Они сделали смех во всем его разнообразии мощным инструментом исследования человеческой души и ее динамики, заклеймили надменно-холодный, цинически глумливый смех. Но жизненная практика российского смеха показательно нигилистична. Английский смех построен на языковой игре, французский – концептуален, игра ума, немецкий – ситуационен, игра положений. Их man безличен. Русский смех – личностно направлен, безапелляционно врывается в трагичность личностного бытия, беззащитного перед man. Да и российский man особенно коллективистски агрессивен к личности, способен и Христа на кресте осмеять. Показательны в этом плане и народный юмор и литературные эпиграммы – безжалостные именно к личности, в нее и по ней бьющие.

В книге еще будет специальный разговор о природе самозванства в российском и советском духовном опыте, причинах особой глумливости российско-советского смеха, его направленности именно на личность другого, жестокого его осмеяния. Пока же стоит отметить, что чем более продвинут этнос в направлении гарантий прав личности, ее достоинства, тем менее глумлив смех, тем реже он направлен на личность, тем реже он вообще направлен на другого и тем чаще на самого себя, тем реже хохот и тем чаще встречается улыбка – наверное, перепад информационных

потенциалов у людей компетентных невелик. Шутка. Но тем не менее одним из достижений мировой цивилизации и культуры является наличие сдержаности в смехе. Еще в Античности звучали призывы «ограничить предмет смеха» [60] .

60

Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. С. 137; Мальчукова Т. Г. К проблеме комического в античности //Античность и современность. М., 1972. С. 162.

Показательны известные рекомендации Д. Карнеги желающим приобретать друзей и умение влиять на других людей: не высмеивать других, а подчеркивать собственную несостоятельность, почаще смеяться над собой. Гуманный, цивилизованный смех направлен на объединение, а не разъединение, не на осмеяние личности, а наоборот – на подчеркивание того, что этот человек выше некоторых своих слабостей и недостатков, не сводим к ним. И, разумеется, такой смех направлен не столько на других, сколько на самого себя.

Индивидуально-личностный смех – сравнительно позднее достижение цивилизации. Он выделился из массово-ритуального торжества man, запрограммированного архаическими обрядами публичного смеха, и стал существенным фактором культуры лишь с Возрождения, с возникновением интереса к индивидуальной духовной жизни, развитием печати, авторского права [61] . И в целом развитие смеховой культуры идет по двум векторам: от разгульного гомерического хохота к улыбке и от торжества над другими к самосовершенствованию.

61

См. также: Хализев В. Е., Шихин В. Н. Смех как предмет изображения в русской литературе XIX в. //Контекст-1985. М., 1986. С. 176–226.

В этом плане показательно соотношение самозванческого глумливого смеха с другим индикатором зла – со стыдом. Стыд – узнавание зла в себе, собственной недоброкачественности и несостоятельности, он сберегает личность от неудач, он интимен. Смех – полная оппозиция стыду, о чем уже говорилось. Он публичен, он торжество над злом, публичная гордость этого торжества. Он весь – успешен. Но самозванческий смех – абсолютно – бесстыден. Он не может обратиться на себя. Это абсолютное торжество, попирание я=man над другими. Нет стыда, нет другого. Торжествующее, всезаполняющее «я», не оставляющее ни клеточки, ни кубика пространства другим.

В своей «Веселой науке» Ф. Ницше видел залог действительной свободы в полном бесстыдстве, в том, чтобы «не стыдиться более самого себя» [62] . Ницшеанское веселье – суть бесстыдство, фактически «заголимся и обнажимся» бобков и упырей, но уже нелюдей.

Итак, смех – путь самопознания личностью культуры в себе и себя в культуре, торжество бытия-с-другими. В плане этой самоидентификации возможно непроизвольно самозванство – как рефлекторная самозащита. Но возможно и сознательное осмеяние, глумливое самоутверждение «я» за счет других. Поэтому необходимо глубже разобраться в природе социальных эмоций, сопровождающих самоутверждение личности. Смех – лишь арифметика натуральных чисел нравственности. Но есть дифференциальные уравнения. Все не так просто. Если смех привлекателен как свидетельство успеха, то что есть успех? Если смех достигает самоидентификации в культуре, то что выделяет в ней, окликает?

62

Ницше Ф. Собр. соч. М., б. г. Т. 7. С. 167.

2.3. Самоутверждение: от признания к призванию

Мораль? – Выдумка слабых, жалобный стон неудачников.

Эрих Мария Ремарк

Никакой человек не достоин похвалы.

Всякий человек достоин жалости.

В. Розанов

Формула счастья и социальные эмоции; Бесстыдная гордыня и горделивый стыд самозванца; Значимость признания и признание значимых; Успех-преодоление и каскадерство; Самопреодоление и самосовершенствование: парадоксы сознания мастера; Призвание и самозванство: границы добра и зла.

Поделиться:
Популярные книги

Боксер 2: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович
2. Боксер
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Боксер 2: назад в СССР

Гром над Тверью

Машуков Тимур
1. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.89
рейтинг книги
Гром над Тверью

Безымянный раб [Другая редакция]

Зыков Виталий Валерьевич
1. Дорога домой
Фантастика:
боевая фантастика
9.41
рейтинг книги
Безымянный раб [Другая редакция]

Виконт. Книга 2. Обретение силы

Юллем Евгений
2. Псевдоним `Испанец`
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
7.10
рейтинг книги
Виконт. Книга 2. Обретение силы

Титан империи 2

Артемов Александр Александрович
2. Титан Империи
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Титан империи 2

Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович
6. Александр Агренев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чиновникъ Особых поручений

Чужая дочь

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Чужая дочь

Измена. Мой заклятый дракон

Марлин Юлия
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.50
рейтинг книги
Измена. Мой заклятый дракон

Темный Лекарь 5

Токсик Саша
5. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 5

Барон нарушает правила

Ренгач Евгений
3. Закон сильного
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Барон нарушает правила

Польская партия

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Фрунзе
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.25
рейтинг книги
Польская партия

Книга пятая: Древний

Злобин Михаил
5. О чем молчат могилы
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
мистика
7.68
рейтинг книги
Книга пятая: Древний

Наследница Драконов

Суббота Светлана
2. Наследница Драконов
Любовные романы:
современные любовные романы
любовно-фантастические романы
6.81
рейтинг книги
Наследница Драконов

Адепт: Обучение. Каникулы [СИ]

Бубела Олег Николаевич
6. Совсем не герой
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
9.15
рейтинг книги
Адепт: Обучение. Каникулы [СИ]