Феодора
Шрифт:
— Но он же свинья, настоящая свинья! Как же так могло случиться?
— Свинья он или нет, но наследный принц его любит, а он теперь единовластно правит империей, ибо дядя его совсем плох.
— А кто же ныне городской префект?
— Велизарий, земляк Юстиниана. Принц привечает всех, кто родом из Македонии. Ты помнишь свою приятельницу, фамозу с этим же именем?
— Да, припоминаю.
— Велизарий популярен, он настоящий воин, народ его любит. У Велизария большие боевые заслуги.
— А Юстиниан — он будет императором?
— Кто знает? Все зависит от эскувитов, вспомни, как вышло с Анастасием. Они выберут того, кто больше заплатит.
— Иоанн Каппадокиец теперь распоряжается имперской казной! И такой негодяй оказался совсем рядом с троном!
Антонина улыбнулась — случаются и более странные веши…
Феодора немного помолчала.
— А что за человек принц?
— Ты никогда его не видела?
— Никогда.
— Вскоре после того, как ты исчезла, принц вздумал представиться народу и проехал через весь город. На вид ему лет сорок, плотный, коренастый, светловолосый.
— И недурен собой, — вставила Хризомалло. — К тому же неплохо держится в седле, ибо ехал верхом, а не в карете рядом с дядей.
— В обращении сух, — продолжала Антонина, — говорят, очень много работает и избегает развлечений. Ходят слухи, что ему не нужны женщины. Я не могу в это поверить. Любому мужчине нужны женщины! — заключила она.
— Не любому, — задумчиво проговорила Феодора. — Может быть, он дал какой-то обет?
— Нет, не думаю. Скорее, он предпочитает мальчиков. Феодора содрогнулась, вспомнив Экебола и его причудливого ганимеда.
— Еще я слышала, что прежде у принца водились женщины, но сейчас у него такая уйма дел, что он потерял вкус к любви.
— Мне жаль таких мужчин, — заметила Феодора. Она-то знала, что Македония делила с принцем ложе и осталась весьма довольна. Феодора поспешила переменить тему.
— А кто жил в моей комнате?
— Индара, хорошенькая глупышка.
— У нее красивая грудь, бедра и неплохой цвет лица.
— Ноги коротковаты, портили ее.
— А где она сейчас?
— Переехала вместе со служанкой. У нее проблемы — она беременна.
— Индара всегда была беззаботной и забывала предохраняться. Глупо, если хочешь зарабатывать.
— Она едва не умерла, этого зелья было достаточно, чтобы убить не только ребенка, но и ее. Мы с Антониной ухаживали за ней, сделали все, что могли…
— Она капризничала, как дитя. Хорошо, что она съехала, меньше хлопот. С тех пор мы ее больше не видели.
— Ты займешь свою комнату? — оживилась Хризомалло. — Я тебе дам свое ложе на первое время. Ты хочешь мужчину на сегодняшнюю ночь?
— Нет-нет, не сегодня.
Антонина пристально посмотрела на подругу.
— Ты выглядишь усталой, дорогая. Тебе следует отдохнуть.
Феодора пропустила это замечание мимо ушей. Действительно, она похудела, но неделя в доме Македонии пошла ей на пользу: Феодора хорошо питалась, много спала, пользовалась услугами массажиста и парикмахера. Свежесть, живость и красота вернулись, ее тело снова было гибким и подвижным. Зеркало подсказывало, что ее глаза ясны, волосы густы, она — само совершенство. И Феодора не ответила на маленькую шпильку подруги.
— Чем ты намерена заниматься? — поинтересовалась Хризомалло.
Феодора коротко ответила:
— Прясть.
— Нет, только не это! — хором вскричали девушки.
Строгие римские законы предписывали это занятие проституткам, решившим оставить свое ремесло. Прядение было чем-то вроде испытательного срока или покаяния — рутинный, монотонный труд, требующий упорства и терпения. Не все женщины выдерживали испытание веретеном и возвращались к прежней жизни.
Платили прядильщицам мало, их работа шла на нужды армии. Женщины могли работать дома, могли устроиться в какую-либо мастерскую. Феодора решила отправиться в мастерскую.
В тесном помещении трудились десятка два женщин, рассевшись рядами на скамьях. Хмурая начальница неопределенного возраста покосилась на девушку. Было очевидно, что молодость и красота новой прядильщицы ей вовсе не по душе.
— Еще одна метит в святые, а? — проворчала она.
— Это так, — смиренно отвечала Феодора.
— Уверена, что ты тут не задержишься. Месяц, не больше. Решишь, что барахтаться в постели какого-нибудь вонючего козла куда веселее, чем честно трудиться. Мы таких уже видели.
— Я хочу попробовать, — сказала Феодора покорно, и тогда начальница спросила сердито:
— Умеешь прясть?
Феодора отрицательно покачала головой.
— Мы должны еще и учить тебя? Этого недоставало! Берись, пробуй, но если не получится — придется тебе убираться, поняла?
— Да.
Когда ее раздражение улеглось, начальница подвела Феодору к женщине с печальным и бледным лицом, сидевшей в углу.
— Это Миола. Она глухонемая. Смотри, как она работает. Пока не научишься, твоя работа будет числиться за ней. Давай, усаживайся рядом.
Феодора опустилась на пол у ног Миолы. Раньше она много раз наблюдала, как трудятся прядильщицы, но впервые видела прялку и веретено так близко. Сноровка, с которой работала глухонемая, поразила Феодору. Миола, погруженная в мир тишины, не поднимала головы, ее ловкие пальцы отщипывали пряди отмытой шерсти с прялки, формировали нить и пропускали под крючок на острие веретена. Потом Миола запускала веретено. Она подправляла его правой рукой, а левой придерживала прялку, пуша на ней чесаную шерсть.