Фейерверки смерти
Шрифт:
— А там, на Лебедева-Кумача? — спросил Евгений Иванович.
— Там было другое… — морщась, произнес Иван Германович. — Так, маленький конфликт.
Там были люди Крота.
— Корнилова? — нахмурился Мещерин и откинулся на спинку кресла. — Откуда вам это известно?
— А они сами нам рассказали, — опережая Берга, сказал Свиридов. — Милые и доброжелательные люди. Конечно, образование оставляет желать лучшего, но это в целом исправимо. Так что…
— А вы что, принесли обратно наши продукты? — вдруг прозвучал
***
Владимир обернулся. Но еще быстрее обернулся Берг, да так и подпрыгнул на месте.
— Саша? — пролепетал он.
В дверях столовой виднелся изящный силуэт высокой и очень стройной девушки лет девятнадцати-двадцати, с весьма правильными и миловидными чертами лица, которые несколько портила вызывающе яркая косметика. Знакомые насмешливые глаза буравили собравшихся за столом троих мужчин.
…Свиридов не мог не узнать ее: это была та самая девушка, которую он видел в магазине и которая присутствовала при акте разворовывания товаров "Айсберга" вместе с Алексеем Тихоновым.
Ну, нарочно не придумаешь! Значит, та самая девушка… дочь Ивана Германовича… Александра Берг?
Какой смехотворный оборот судьбы!
— Ты… здесь? — с явным изумлением проговорил Иван Германович. — Ты же жила… с этим, как то бишь его…
— А что мне прикажешь делать, если позвонил начальник твоей охраны и сообщил, что ты поехал кататься на своем рыдване, да и закатился куда-то так, что никто и найти не может? — перебила она его.
— Извини, Сашка, — сконфуженно пробормотал Иван Германович еще незнакомым Владимиру примирительно-виноватым тоном, — так получилось…
— А физию тебе кто так подчистил, папик?
И она довольно выразительно посмотрела на Свиридова. Берг быстро заморгал белесыми ресницами, но ничего не ответил.
— Понятно, — сказала Саша, не дождавшись ответа. — Конкурирующая фирма… А я тут сиди как на иголках и жди, пока из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывет свет ясен месяц Иван Германович.
— Володя, это моя дочь Саша, — не найдя ничего лучшего, выдавил Берг, поворачиваясь к Свиридову.
— А мы уже знакомы.
— Простите? — Берг посмотрел на дочь. — Это правда, Саша? Откуда?
— Да так, — еле сдерживая улыбку, ответила девушка. — Есть общие знакомые.
— В самом деле?
— Да, — сказал Владимир.
Саша прошла за стол и, усевшись прямо напротив Свиридова, спросила:
— Так что вы тут делаете, Володя?
— Я в некотором роде охранник вашего отца.
— В некотором роде?
— Прямо скажем, это моя неосновная специальность. Но я, как говорится, на все руки от скуки. Особенно в условиях финансового кризиса.
Понимающая улыбка Саши дала понять Владимиру, что модель из "Сапфо" прекрасно осознала, что он имел в виду под туманным определением "финансовый кризис".
— А где же вы потеряли Тихонова? — спросил Владимир. — Я же видел его в…
Губы Саши полуоткрылись, но ее опередил негодующий вопль Берга:
— Что-о-о-о? Ты знаешь Тихонова? Этого вертихвоста, который крутит своим вислым задом на подиуме, как последняя проститутка?
— Я тогда тоже, по твоему определению, последняя проститутка, — холодно произнесла Саша и бросила на Владимира взгляд, далекий от восхищения: по всей видимости, упоминание имени Алексея Тихонова в этом доме не приветствовалось.
Теперь Свиридову стало понятно, почему Буча так настойчиво не желал попадаться на глаза Бергу.
Тем временем Иван Германович ожесточенно проглотил свой апельсин и изрек еще одно откровение:
— По моему определению? Если бы только по моему определению.
Сочтя, что деликатность ее папаши зашла слишком далеко, Саша встала со стула и оскорбление выпрямилась. — Видно, ничто не способно вколотить в твою лысую башку мало-мальский такт, — дерзко заявила она и вышла из столовой, демонстративно хлопнув дверью.
— Вот жаба-а! — протянул Берг и допил вино из своего бокала. — Ладно… пора спать…
Устал я что-то. Ты как, Евгений Иваныч, останешься у меня или поедешь к себе? А?
— Не знаю, — отозвался тот. — Что-то объелся я. Не хочу никуда ехать. Останусь здесь.
— Вот и хорошо, — сказал Берг и поднялся. — А то у меня три комнаты для гостей, и все пустуют.
В этот момент зазвонил мобильник Мещерина. Евгений Иванович, пошарив по карманам, выудил трубку и произнес:
— Мещерин слушает… Говорите, что там у вас. Кстати, Берг нашелся. Да. А, вы не про него?
А что же тогда? Что!
Мещерин, судорожно дернув рукой, задел вазу с фруктами — она с грохотом упала на пол, и апельсины, мандарины, манго, киви, яблоки раскатились по полу.
Берг так и подскочил от неожиданности на месте, скомкав салфетку, которой он интенсивно вытирал губы.
— В чем дело, черррт?! — Он вскинул глаза на Мещерина, чтобы определенно уточнить, какого хрена он бьет посуду, но тут же замолк, словно подавившись одним из сотен проглоченных им сегодня кусков пищи.
…Свиридову давно не приходилось наблюдать, чтобы кто-нибудь так мучительно, неотвратимо и стремительно менялся в лице. Лицо Евгения Ивановича потемнело и буквально постарело, на шее тугими жгутами вздулись жилы, живые карие глаза подернулись мутной дымкой…
— Все понял… сейчас приеду, — наконец не без труда выдавил он и вяло убрал телефон во внутренний карман пиджака.
Потом встал и застывшим взглядом уставился на Ивана Германовича.
— Что случилось? — наконец сказал тот. — Да ты что, Иваныч… на тебе ж лица нет! Что случилось?