Флешбэки из Поднебесной, или Каталина гоуз нах Джонгуо
Шрифт:
– Ага, ну ладно, расскажешь потом. Значит, Грыня продолжает зарабатывать себе плюсики? Молодец, мужик, ухаживает по системе «все включено», а ты еще чего-то недовольна, – хохотнула Вика.
– Ай, ладно, не язви, – отмахнулась Катька. – Слушай, Вича, что там про Кондрата слышно? Не появлялся у тебя?
– А, ну ты, мать, все-таки запала на этого таинственного персонажа, – с удовлетворением отчеканила подруга. – Нет, после вписки не появлялся. Но могу справки навести, если попросишь, – ехидно протянула она.
– Ай, да я так просто спросила, не надо ничего наводить по моей просьбе, если только тебе самой это не
– Да что ты, я же теперь не усну, пока это не увижу, – ответила подруга. – Хорошего вечера! Грыне привет.
Катька нажала «отбой» и задумчиво пошагала в сторону остановки. Удивительно, что даже на фоне насыщенной студенческой жизни вперемешку со сборами в Китай и встречами с Гришкой ее не отпускали мысли о новом знакомом. И да, ей все-таки очень хотелось, чтобы он написал…
Глава 6
Сравнительный анализ коэффициента полезности разбитого нефрита и целой черепицы
Кондрат долго тер и скреб руки, строительная грязь, казалось, въелась насмерть. Затем, наспех смыв пыль с лица и шеи, он переоделся, механически бросив грязную пропотевшую спецовку и носки в спортивную сумку. На сегодня работа была закончена.
– Покедова, бро, – бросил он, пожимая мозолистую пятерню Андрюхи Киргиза. – У меня завтра выходной, надо перья почистить, воздуха свежего глотнуть.
– Знаю я твои перья, опять по крышам скакать невтерпеж? Ладно, горбатого, как говорится, только лопатой по хребту прибить можно, – ворчал Киргиз. – Хрен с тобой, топай, мы тут сами завтра справимся, подготовим поверхность, ну а в воскресенье давай уже будь в строю, начнем плитку класть. Сами будем два дня ерошиться, а с тобой управимся до темноты за день. Так что один день тебе на дурь, а потом уже впахивай на полную катушку, – добродушно прогудел Киргиз.
Вообще-то Андрюха был совсем не киргиз, но прозвище получил из-за звучной фамилии – Киргинцев, да и из уважения к возрасту сподручнее было бы обращаться к нему по отчеству, но так уж сложилось. И, несмотря на то, что был его старший товарищ, по мнению Кондрата, уж слишком простецки устроен, за широту души и добросердечие он снискал уважение и даже, можно сказать, любовь большинства своих товарищей по работе. После того как Кондрата Вебера, завалившего первую же сессию, отчислили из универа, податься ему было особенно некуда – у матери в деревне делать было нечего, да и финансово она ему ничем, в общем-то, помочь не могла, еще двоих младших нужно было растить. А отец его к тому времени уже давно благополучно обзавелся очередной женой, новым потомством и отбыл на историческую родину.
И вот именно тогда, выйдя из общаги с одной спортивной сумкой и рюкзаком за плечами, продолжатель рода Веберов оказался не в самой приятной ситуации. Нельзя сказать, что выбора у него не было совсем: самым логичным было бы вернуться в Новокалачинку, так сказать, в родовое гнездо, где, по крайней мере, была крыша над головой и регулярное, хоть и без разносолов, питание. Но эта простая логика вступала в диссонанс с его жизненным кредо – никогда не признавать поражений, а вернуться к матери значило для молодого максималиста признать себя неудачником, слабаком, не способным решить свои проблемы самостоятельно.
Быстро шагая по скрипучему снегу, он хотел поскорее усесться на свое заветное место, распить бутылку, закурить сигарету из смятой в кармане пачки и немного согреться на морозе. В тот момент ему казалось, что водка – это именно то, что поможет решить проблемы, прояснит сознание и подскажет, как быть дальше. И каково же было его разочарование, когда он увидел на своем бревне какого-то усатого мужика, который с комфортом там обосновался и сидел в позе мыслителя, подперев правой рукой голову и страшно дымя дешевой вонючей сигаретой.
– Эй, мужик, свалил бы ты отсюда по-быстрому в увлекательный пеший эротический тур, этот столик уже давно зарезервирован представителями поколения Z, – в бешенстве выдохнул неудавшийся студент.
– Ну, если зарезервировано, тогда конечно, – миролюбиво протянул мужик, не вынимая сигареты изо рта и не делая попытки встать, – это само собой. Квитанцию давай! – неожиданно громко рявкнул он.
– Ка-акую квитанцию? – от неожиданности заикнулся Кондрат.
– Как это ка-акую? – передразнил его усатый. – На столик зарезервированный! А то, ишь, в эротический, значит, тур… Сам туда сейчас бодро зашагаешь, салага.
Разъяренный парень швырнул на снег сумку и рюкзак, встал в привычную стойку и резко выбросил вперед правую руку, которая внезапно вместо головы противника встретилась с его рукой. Огромная лапища выдернула руку нападавшего куда-то вверх, и молодость должна была ретироваться, оказавшись поверженной в снег.
– Каратисты, пля, пороху не нюхали, сопляки, – бурчал мужик, так и не выплюнувший изо рта сигареты. – ВДВ, Первая Чеченская. Да вставай ты уже, жёваный крот, – добродушно пробасил он.
С лицом, побелевшим и перекошенным от бешенства, стыда и отчаяния, Кондрат поднялся и попытался решить для себя, то ли уже биться с этим «чеченцем» смертным боем, все равно терять было нечего, то ли развернуться и с позором уйти. Но его юношеская вспыльчивая натура решительно дала приказ кулакам сжаться, а зубам по-звериному оскалиться, ибо нельзя простить такой позор. С остервенением развернувшись к обидчику, он неожиданно встретил на себе взгляд смеющихся голубых, почти прозрачных глаз усача, и не было в той синеве никакой агрессии, злости или презрения, и молодецкая удаль, не найдя, чем себя распалить, как-то сама по себе увяла и пожухла.
– Ну, садись, что ли, рядом, места хватит, будем считать, что столик зарезервирован на двоих, – со смехом подмигнул усатый. – Чего кислый-то такой, на людей бросаешься? Курить будешь? – предложил он парню смятую пачку «Оптимиста».
– Нет, – помотал головой парень, – свои есть, – и они молча закурили в две трубы.
Затем Кондрат встал, достал бутылку из сумки, открутил крышку и сделал большой обжигающий глоток. Водка сразу шарахнула в голову мощным хуком, но в мыслях яснее от этого не стало. Обтерев рукой горлышко, он предложил бутылку чеченцу. Тот хмыкнул, сгреб ее своей огромной ладонью и с удовольствием приложился к холодному стеклу губами, одним махом опустошив флакон почти на треть.