Флейта для чемпиона
Шрифт:
– Сама... фракийская... сама знаю, что Ника!..
– донельзя довольная, сказала Елена.
– Теперь нам остаётся только выработать для Ларионова перечень конкретных поступков, по которым будет ясно всем, что он у нас зазнался, - вспомнила о главном Надежда.
– Итак, кто что предлагает?
– спросила Елена.
– Что он должен сделать такое, чтобы все видели, что он действительно зазнался? Но прежде всего, я хотела бы знать, кто возьмёт на себя музыкальное оформление нашей безумной идеи.
На словах "музыкальное оформление нашей безумной идеи" все непонятливо переглянулись между собой, но Гуляева быстренько разъяснила
– У кого есть знакомый флейтист, который согласится ходить по пятам за Ларионовым... как в Древней Греции.
– И свистеть, - добавила Фокина.
– И свистеть, - подтвердила Гуляева.
– Мой двоюродный брат учится играть на флейте в Гнесинском музыкальном училище!
– сказал Тарас после некоторой и нерешительной паузы.
– А он согласится играть и сопровождать Ларионова?
– А почему бы ему не согласиться? Он любит спорт.
– Так, значит, с флейтой для чемпиона у нас всё в порядке! Теперь к Ларионову: какие он будет у нас выбрасывать коники, когда зазнается, кто что думает по этому поводу? Прошу высказываться...
В беседке наступило продолжительное молчание. Гуляева терпеливо ждала, нетерпеливо постукивая пальцами по столику.
– Между прочим, насчёт сходства Гуляевой с Никой Самофракийской, - раздался за стенами беседки голос Татьяны Цветковой.
– Как известно, скульптура Ники дошла к нам без головы. Так что, если считать, что греческая богиня Победы действительно не имела головы, так тут сходство с Гуляевой полное...
Глава 2
ВСЕ НА ОДНОГО
Двор был весело залит солнцем. На скамейке разбросаны тренировочные костюмы и спортивные сумки. Рядом высилась на столбе табличка с красным крестом - медпункт. Светлана Мухина поправила на рукаве повязку с таким же красным крестом и присела на свободный краешек скамьи.
Из открытого окна разносился по двору голос диктора Виктора, усиленный микрофоном:
– Итак, дорогие товарищи, олимпийские игры по марафон-прыжкам в высоту, как говорится, не очень медленно, но очень верно набирают высоту!.. Вы все знаете, что по условиям игр все участники должны совершить по триста прыжков. Сейчас в разгаре первая половина марафон-прыжковых игр. Все соперники сделали уже примерно по тридцать пять прыжков. Сейчас будет заканчивать свою очередную серию фаворит Вениамин Ларионов, а пока к прыжку готовится Вадим Масюков.
Из ворот вышли Татьяна Цветкова и Гиви Мебуке. У Гиви на плече тяжело восседала тренога и портативная кинокамера.
– Понимаешь, что они из этого Ларионова хотят сделать?
– горячо говорила Татьяна.
– Что значит - хотят?
– хмыкнул Гиви.
– Уже сделали... морскую свинку или какого-то подопытного кролика...
– После этих слов Гиви понёс вдруг, с точки зрения Тани, какую-то чепуху. Он произнёс, закатывая глаза под лоб, как молитву: - "Билет номер два: воздушная перспектива. Закономерное изменение масштабов предметов, связанное с их удалением от глаза наблюдателя, носит название линейной перспективы. По аналогии, закономерное изменение цветов и тонов предметов, также обусловленное расстояниями между предметом и наблюдателем, а точнее, толщиной воздушного слоя, связанной с этим расстоянием, получило название тональной или воздушной перспективы..." - Отчитав всё это, как молитву, он сказал Тане уже совсем другим голосом: - Не обращай внимания, деточка, у меня на носу госэкзамены, и я немного ненормальный... В голове какой-то кефир вместо сливок...
– Я тебя очень прошу, - торопливо понизила голос Таня, - поснимай Ларионова, может, он твоей камеры побоится, или хотя нет, снимай и Ларионова, и Гуляеву, и Фокину - одним словом, всех. Поснимай, скажи, что ты с "Научпопа"!
– горячо уговаривала она Гиви Мебуке.
– И главное, ты произведи впечатление на эту Гуляеву. Произведи... и поснимай.
– Татьяна, что значит - поснимай, - темпераментно отказывался Гиви, - у меня плёнки отпущено на диплом. И что значит сказать, что я с "Научпопа", я с "Научпопа" и есть. Я научно-кинодокументалист. Снимаю диплом под названием "Московские балконы".
– Ну, я тебя очень прошу, - умоляла Татьяна.
– Ну, хоть сделай вид, что снимаешь!
– Ты что, влюблена в него, что ли?
– презрительно сказал Гиви.
– В него все влюблены, - закивала Татьяна.
– Ну ладно!
– нехотя согласился Гиви.
– Сделать вид, что снимаю, могу, на это плёнки не надо.
– Спасибо!
– обрадовалась она и убежала в подъезд.
Гиви поставил камеру па треногу.
Из соседнего с Татьяной подъезда вышли Лена Гуляева с портфелем и Леонид Толкалин с папкой. Гиви сделал вид, что снимает.
– Ты воспел прыжок Ларионова?
– спрашивала Елена Леонида и, заметив пришельца, подозрительно покосилась на него.
– Почти, - уверял её Леонид.
– Но... конца нет.
– Давай скорее. Он скоро прыгать будет...
– Она чуть заметно кивнула головой в сторону Гиви Мебуке: - Это ещё что за тип?
– Понятия не имею, - изумился Леонид, разглядывая кинооператора.
Машинально взглянув на старинные балконы, Гиви вдруг профессионально заинтересовался и стал снимать всерьёз, по-настоящему.
Елена вновь подозрительно покосилась на Гиви, подошла к "медсестре" Светлане и что-то шепнула ей.
– Произвожу впечатление, - в это же время шепнул Гиви Татьяне и тут же громко произнёс, обращаясь к Цветковой: - Мелочей, деточка, у нас в искусстве не бывает!.. Я смотрел на днях, например, по телевизору "Шагреневую кожу" Бальзака. Там, если вы помните, есть такой момент: Рафаэль де Волонте приходит в гости к Полине, и она говорит ему: "Я знаю, Рафаэль, вы очень любите молоко, но у нас сегодня сметана..." Рафаэль после этих слов взял кувшинчик и наклонил над стаканом и - о ужас!
– из кувшинчика в стакан полился кефир... После этого я лично дальше эту передачу смотреть не мог. Я не люблю, когда из кувшина льётся вместо сметаны кефир. У нас в кинозарисовке, посвящённой начинающему, но уже выдающемуся спортсмену Ларионову, которую я делаю по заказу гостелерадио, из нашего кувшина будет литься одна сметана... и никакого кефира...
Рассказ Гиви о Бальзаке, "Шагреневой коже", кефире и сметане произвёл на всех, кто слушал эту историю, сильное впечатление. Хмурые Гуляева и Мухина нахмурились ещё больше, а меланхолический Толкалин даже тихо рассмеялся и усиленно начал рыться в пухлой папке своих стихотворений.
– А если так...
– сказал он сам себе, - Антей... Ахиллес... Ахиллесова пята... Ларионова пята... Будет мною воспета!.. В это время из подъезда вышли Вадим Масюков, Тарас Сидякин и - чёрт бы его побрал!
– Геннадий Цветков. Тарас Сидякин был увешан всевозможными причиндалами: тут и ящик с красками, и ласты, и маска для подводного плавания, и любительская кинокамера, и даже несколько этюдов маслом.