Флот решает всё

Батыршин Борис Борисович

— С тех пор, как русский казачий корпус прошёл через Афганистан и, миновав Хайберский проход, проник в северные провинции, Индия стала напоминать кипящий котёл. — согласился губернатор. — Это тоже, кстати, одна из причин того, что подданные королевы Виктории ведут себя в Африке так смирно — они лишились возможности перебрасывать из индии пароходами туземные части. Но голодных, лишённых работы бедняг в южных провинциях от этого становится только больше, так что в чем-чём, а в рабочей силе англичане недостатка не испытывают. Тем более, что и возят их по большей части, те же голландцы и суда Германского Ллойда.

Голландский пароход — чёрный, длинный, приземистый, — замер у пирса. Грузовые тали, закреплённые на ноках реев, перекидывали на берег огромные верёвочные сетки, наполненные бочонками. Вот один из тросов лопнул, вывалившийся из прорехи бочонок ударился о землю и раскололся. Минутой спустя пирс накрыла волна густого алкогольного духа. Стоящий рядом с офицерами матрос-вестовой принялся с интересом принюхиваться; капитан Ледьюк брезгливо поморщился и приложил к носу надушенный платок.

— Что поделать, качество пока далековато от ямайского рома. — прокомментировал д’Эрве, заметив жест собеседника. — Зато достаётся гораздо дешевле — матросам с проходящих кораблей, которые забирают этот продукт, не до изысков, да и местные пьянчужки не слишком-то привередливы. С солониной то же самое — раньше мы брали мясо у местных скотоводов и засаливали сами, но наши южноафриканские партнёры поставили дело на широкую ногу. В результате и цены у них заметно ниже, и солонина хранится не в пример дольше, да и качеством она повыше местной, из афарской говядины.

С парохода тем временем спустили пассажирский трап, и капитан увидел, как на берег спускается высокий смуглый мужчина широкополой шляпе, какие так любят обитатели провинций Трансвааль и Оранжевая. За ним двое матросов волокли чемоданы и большой угловатый кофр. д’Эрве махнул прибывшему рукой, тот ответил приветственным жестом.

— Ваш гость? — осведомился капитан Ледьюк.

— Да, представитель наших торговых партнёров из Дурбана. Прибыл, чтобы изучить перспективы расширения торговли, в том числе и с местными племенами. Нас предупредили о его прибытии письмом — его доставил неделю назад немецкий пакетбот. Кстати, любопытно: в одном из писем, когда мы обговаривали детали его визита, я упомянул, что готов предоставить ему вооружённую охрану и сопровождение для поездок вглубь территорий афаров. Так, он, представьте себе, ответил, что обойдётся одним проводником, а в прочем не нуждается, поскольку имеет богатый опыт общения с африканскими племенами!

Мужчина тем временем приблизился. Теперь капитан Ледьюк мог его разглядеть: высокий мужчина за сорок, лицо — с грубыми, резкими чертами, словно вырубленное топором, покрыто вечным, въевшимся глубоко под кожу загаром. В глубоких морщинах и в извивах шрама, уродующего левую щёку гостя, словно скопилась пыль южноафриканского вельда. Следующий за ним слуга, кроме небольшого саквояжа и портпледа волок на плече чехол из крашеной парусины — в таких африканские охотники носят штуцера, предназначенные для особо крупной дичи. Да, подумал капитан Ледьюк, такой тип, пожалуй, чувствует себя как рыба в воде что среди бурских скотоводов, что среди негров с их копьями-ассегаями…

— Позвольте представить, капитан — мейстер Клаас ван дер Вриз. Мейстер Вриз — мсье Пьер-Жорж Ледьюк, крейсер «Вольта», которым он командует, сейчас ремонтируется в Обоке. Мейстер Вриз из Трансвааля, у нас по торговым делам, касательно поставок продовольствия для города и проходящих кораблей.

— Весьма рад, знакомству, мсье капитан, господин губернатор… — гость приподнял шляпу, круглую, с широкими полями и простым чёрным шнурком вокруг тульи. — Надеюсь, когда я устроюсь, мы с вами сможем побеседовать.

Мужчины раскланялись; гость повернулся и пошёл к ожидающему экипажу; матросы следом волокли его багаж. Капитан Ледьюк смотрел в широкую, обтянутую сукном спину, и пытался вспомнить, где он уже видел этого человека. Возможно, два года назад, когда «Вольта» заходил в Кейптаун? Там они простояли две недели, меняя треснувшую грот-стеньгу, и каких только встреч не случилось за это время…

Но нет, пожалуй, лично мейстера ван дер Вриза он не встречал. Скорее, его лицо попадалось на страницах газеты или иллюстрированного журнала, причём довольно давно. Но, сколько бы Ледьюк не напрягал память — образ нового знакомого упрямо ускользал, да и имя, сколько он ни старался припомнить, ничего не говорило. Ладно, решил капитан, это не к спеху, ещё успеет вспомнить. В конце концов — что ему, морскому офицеру, за забота о каком-то торгаше?

* * *

Абиссиния,

залив Таджура

Поселение «Новая Москва»

— Держи! Крепче держи, упустишь!

Матвей вцепился в скользкую изо всех сил вцепился в рыбину — и отшатнулся, получив звонкую пощёчину мокрым, узким хвостом. Пальцы при этом разжались, угорь плюхнулся в воду и чёрной молнией исчез среди камней — больших, обросших, словно мхом, зелёными водорослями.

— Раззява! — прокомментировал неудачу товарища землемер. Вполне, впрочем, беззлобно — угрей возле берега, в камнях, водилось великое множество, и в часы отлива их ловили голыми руками. а потом пекли в золе или прямо на огне, насаженными на заострённые палочки — и тут же ели, запивая пальмовым вином. Такой деликатес, сообщил подопечным Остелецкий, в московском «Яре» стоил бы не меньше пяти рублей, а здесь — лови, хватай, пользуйся! Только, как полезешь в воду — не забудь надеть опорки из обрезанных, без голенищ старых сапог, или хотя бы вооружиться палкой, прощупывать дно всякий раз, когда собираешься сделать шаг. В прибрежном пески водятся ядовитые рыбы-скаты и морские ежи, чьи иголки, стоит напороться на них босой ногой, вызывают воспаление и мучительную боль с лихорадкой. Двое таких незадачливых рыбаков уже померли — их закопали на малом погосте под крепостной стеной под причитания Паисия. Число могил растёт с каждым днём — вместе с ростом поселения. И никуда не деться, закон жизни…

Жизнь в Новой Москве — так теперь называли поселение, основанное Ашиновым и его спутниками у стен Сагалло — постепенно налаживалась. Поселенцы обживались; под стенами крепости, возле кладбища разбили сад из привезённых с собой саженцев: черешня, вишня, яблони. Нашлось место и для купленных в Александрии апельсинов с лимонами; разбили и виноградник, лозу для которого везли из самой Таврической губернии. Нашлось место и для огородов — в жарком африканском климате, да с обильным поливом (колодцы, как внутри крепости, так и прорытые снаружи исправно давали пресную, пригодную для питья воду) хорошо принялись помидоры, огурцы, а в особенности — дыни с арбузами (переселенцы родом из Малороссии и Таврии именовали их «кавуны»), которых ожидали вскорости первый урожай. Нашлись среди переселенцев и охотники — в сопровождении проводников-афаров они что ни день, приносили в крепость подстреленных антилоп, кабанов, а то и фазанов. В море добывали сплетённым неводом много кефали, а при отливе ловили угрей — руками, вот как сейчас делали это Матвей и землемер.

Резать на мясо привозной скот Ашинов пока запретил — «Вот разрастётся стадо, а пока обойдёмся антилопами…» Покупали быков и у местных — те быстро смекнули, какую выгоду можно получить от такого соседства, и вскорости под стенами крепости уже действовал настоящий рынок, вокруг которого, как грибы после дождя, выросли глинобитные хижины, в которых приезжие торговцы ночевали и где хранили свои товары. Негры везли на торг молоко в высоких горшках, сбитое из него масло, пальмовое вино в тыквенных бутылях-калебасах, вяленое мясо, шкуры, посуду из обожжённой на солнце глины, вязанки хвороста, такие большие, что под ними скрывались перевозящие их худосочные ослики. Взамен получали от «новомосковцев» гвозди, железную мелочь, ножи, куски материи, медные монеты, которые брали охотно и без разбора — что египетские, что российские. Стараниями землемера Егора и ещё нескольких поселенцев, понимающих кое-что в горном деле, в окрестностях отыскали каменную соль, железную руду, горячий серный источник. Новая Москва постепенно начинала жить.

По мене того, как налаживалось хозяйство и обустраивался быт, Паисий стал чаще заводить разговоры о посылке православной миссии в глубь континента. Нельзя сказать, чтобы Ашинов горел этой идеей — сейчас ему нужна была каждая пара рук, хотя бы и монашеских. Однако именно миссионерская деятельность была одним из первых условий, поставленных «вольному атаману" его церковными покровителями — а потому, хочешь — не хочешь, а надо было впрягаться и в этот воз. Не желая отвлекать людей на сопровождение миссионеров, Ашинов послал гонца к своему 'душевному другу» Магомету-Лейте с просьбой выделить для Паисия и его присных вооружённый конвой и проводников, а сам в ожидании ответа распорядился послать по пути следования миссионеров несколько отрядов — разведать местность и наладить контакт с обитающими там племенами.