Флот решает всё

Батыршин Борис Борисович

* * *

Абиссиния,

залив Таджура.

Поселение «Новая Москва»

— А ну, поднимайтесь! Burning Daylight[1], как говорят американцы — вставайте, не то проспите всё на свете!

Матвей со стоном продрал глаза. Вчера они вернулись поздно вечером; смыли с себя корку соли, пыли, грязи, покрывавшую кожу все те дни, которые пришлось провести в саванне, проглотили ужин и повалились на койки с намерением проспать по крайней мере до полудня. После этого Матвей намеревался заняться фотопластинками — в этой вылазке, уже третьей по счёту за последний месяц, он нащёлкал их полторы дюжины.

Но, как говорится — человек предполагает, а Бог располагает. Похоже, выспаться ему сегодня не дадут…

— Мне что, так тут и околевать, вас дожидаясь? — голос Остелецкого сделался нетерпеливым. — Пять минут вам, господа. Скоренько приведите себя в порядок — и прошу ко мне. Есть о чём поговорить.

Возле глинобитной хижины, которую занял штабс-капитан, и где расположился штаб их маленького отряда, царило оживление. Матвей к своему удивлению обнаружил здесь всю «свиту» Остелецкого — мрачные, бородатые, с ног до головы обвешаны оружием, они выглядели так, словно готовы хоть сейчас сорваться с места и отправиться, куда будет велено. Лошади дожидались тут же — засёдланные, с туго набитыми седельными сумками и затянутыми в ожидании команды к выходу подпругами. Рядом, возле коновязи сидели на корточках двое проводников-афаров, из числа тех, что постоянно сопровождали Матвея и его товарищей. Один из баюкал в руках старенькое, времён ещё Крымской войны, солдатское ружьё — несколько десятков таких было получено с воинских складов в России для меновой торговли с местным населением. Ружьё было выдано чернокожему проводнику в качестве поощрения вместе с двумя фунтами пороха, горстью пистонов и некоторым количеством круглых пуль. «Премированный» гордился подарком до чрезвычайности, буквально купаясь в завистливых взглядах соплеменников.

— Наконец-то! — Остелецкий возник на пороге. — Вот и видно, молодые люди, что на воинской службе вы не состояли, хотя бы и в юнкерах. Иначе знали бы, что распоряжения начальства надлежит исполнять бегом!

Штабс-капитан был босиком, в полотняной исподней рубахе, выпущенной поверх кавалерийских бриджей. Волосы у него были мокрые — видимо, решил Матвей, принимал «полевой душ» — так штабс-капитан называл ведро, привешенное к потолочной балке в отгороженном углу хижины. К дужке ведра была привязана палка; потянув за прикреплённый к ней шнур, можно было наклонить ведро, обрушив себе на голову маленький освежающий водопад.

— Новости, господа, не сказать, чтобы духоподъёмные. — начал Остелецкий. Они расположились вокруг грубо сколоченного стола, составлявшего главный предмет меблировки «штабной» хижины за пёстрой занавеской стояла походная койка штабс-капитана, в другом же углу располагался упомянутый уже «полевой душ».

— А где наш медикус? — осведомился Егор. У него, как и у Матвея, глаза были красные, припухшие от недосыпа.

— Тимофей сейчас занят. Выступает в роли патологоанатома, то бишь делает вскрытие. Вы ведь слышали об исчезновении гонцов, которых атаман послал к негусу?

Матвей и землемер переглянулись. Они, как и прочие переселенцы, были осведомлены о неурядицах, всё чаще случавшиеся между «новомосковцами» и афарскими племенами, населявшими окрестные земли. Дело в том, что кое-кто из поселенцев почти сразу начал тащить у местных жителей всё, что плохо лежит. Сперва дело ограничивалось мелкими кражами на базаре, исправно действующий под стенами крепости. Дальше-больше, начались угоны скота, грабежи и даже похищения чернокожих девушек. Какое-то время аборигены терпели обиды — слишком уж велики были выгоды от общения с белокожими пришельцами, да и султан обещал самолично перерезать горло всякому, тронувшему чужеземца — но любому терпению, положен предел. Когда полдюжины вооружённых ружьями поселенцев (сплошь полу-уголовный сброд, присоединившийся к экспедиции ещё в Одессе) угнали из-под носа у законных владельцев стадо коз, афары не выдержали и взялись за оружие.

Стычка закончилась сравнительно малой кровью — из налётчиков пострадали, не слишком серьёзно, три человека; афары же потеряли двоих убитыми и ещё были ранены крупной дробью, которой поселенцы заряжали охотничьи ружья. Ашинов, узнав о происшествии, велел бросить грабителей в яму для дальнейшего разбирательства, а сам отправился улаживать конфликт. И — не преуспел; вождь обиженного племени заявил, что поселенцы давно уже обижают его людей — отнимают скотину, крадут женщин, принуждая жить с собой, — и пообещал в следующий раз спалить Новую Москву дотла. А ежели Магомет Лейте, продавшийся чужакам, примет их сторону — то он, вождь, знает, где искать справедливости. При этих словах он махнул рукой куда-то на северо-восток, где в сотне вёрст дальше по побережью располагался французский порт и крепость Обок.

Ашинов, немало встревоженный таким поворотом (только международных инцидентов им не хватало!), предпочёл конфликт наскоро замять. Вручив вождю солидную компенсацию в виде десяти франков серебром и трёх винтовок с патронами, он вернулся в Новую Москву — после чего без промедления выслал гонцов, но уже не Мохаммеду-Лейта, а прямиком к негусу. Гонцы отсутствовали больше недели; встревоженный долгой задержкой «вольный атаман» отправил на разведку и поиски вооружённый отряд. Это случилось через день после того, как землемер Егор с Матвеем отправились в очередную «топографо-этнографическую» вылазку.

Разведчики вернулись только вчера под вечер, когда уже стемнело; молодые люди видели, как они входили в крепость, но от расспросов воздержались, поскольку и сами только что возвратились и натурально валились с ног. Зря, как теперь выясняется, расспросить, похоже, было о чём — тем более, что одним из вернувшихся был сам Остелецкий. Штабс-капитан счёл необходимым самолично разобраться в истории с гонцами и отправился с поисковой партией — о чём Егор с Матвеем знать, разумеется, не могли, поскольку отсутствовали в это время в Новой Москве.

— Следы пропавших гонцов мы отыскали довольно быстро. — объяснял меж тем Остелецкий, — спасибо следопытам-афарам, без них точно ничего бы не получилось. А так — дошли, словно по дорожке из хлебных крошек из сказки. Читали, надеюсь?

Матвей кивнул. Сказки братьев Гримм он прочитал ещё в сопливом детстве и, конечно, запомнил, как Гензель сумел отметить лесную тропу.

— Тела были спрятаны в небольшой балке. Их успели разыскать гиены и грифы, да и жара, сами понимаете… Всё же трупы доставили в Новую Москву, и наш друг Тимофей как раз занимается ими. Честно говоря — не завидую, занятие малоприятное…

Матвей представил себе мёртвые тела — посиневшие, раздутые, обглоданные падальщиками — и его передёрнуло.

— Однако же, кое-что он установить сумел. — продолжал штабс-капитан. — по меньшей мере один из гонцов был убит не стрелой, не афарским ассегаем, а вот этим.

И он выложил на стол две пули — тёмно-серые, с тупым, обрезанным кончиком, и глубоко отпечатавшимися следами винтовых нарезов.

— Американские, калибр.44–40. — заявил землемер Егор, повертев смертоносные кусочки свинца в пальцах — Сильные патрончики, такие подходят и к револьверам, и к винтовкам-магазинкам Винчестера со скобой Генри. Гильзы искать не пробовали?