Флот решает всё
Шрифт:
— Из машинного говорят — смогут держать двенадцать узлов, но не долго, час или около того. — сообщил Бирк. — Потом начнут греться подшипники, придётся сбавлять обороты.
Серёжа кивнул. Теперь канонерская лодка полностью была изготовлена к бою — орудия заряжены, наводчики замерли возле прицелов. А вот французы, к его удивлению не спешили реагировать на появление нового противника — все три корабля, вытянувшись в одну линию, продолжали бросать снаряды по берегу, и «Бобра» словно не замечали.
И только когда дистанция сократилась до пяти миль, что, уже позволяло открывать огонь из баковой девятидюймовки, его главного оружия, появились признаки того, что ситуация наконец изменилась. На головном крейсере взвилась гирлянда сигнальных флажков, корабли прекратили обстрел крепости, один за другим снимались с якоря и давали ход. К этому
Правда, есть ещё и тараны. На Балтике, на Средиземном море, в южноамериканских водах, это древнее, казалось бы, прочно забытое оружие морского боя продемонстрировало свою грозную силу. Но ведь и у неприятеля оно тоже имеется — по крайней мере, один корабль, крейсер «Примогэ» согласно французской кораблестроительной традиции, несёт длиннющий, чрезвычайно грозный с виду шпирон — и, конечно, попытается пустить его в ход. Скоростью же «Бобр» превосходит разве что, малую канонерку «Метеор», уступая обоим крейсерам, по меньшей мере, узел, а то и полтора — так что адмирал Ольри сможет навязать тот рисунок боя, какой пожелает, и помешать ему Казанков не в силах.
Если, конечно, дело дойдёт до этого самого боя…. Шанс решить дело миром невелик, но он ещё есть — Серёжа отчаянно надеялся, что французский адмирал при виде Андреевского флага одумается, прекратит огонь и вышлет офицера для переговоров. А с остальным пусть разбираются дипломаты на паркетах европейских столиц, это их хлеб.
— Может, имеет смысл подождать, Сергей Ильич? — сказал Берг. — «Мономах» должен был прийти в Обок сегодня утром, если подойти к Сагалло вместе с ним — лягушатники и пикнуть бы не посмели!
Полуброненосный фрегат «Владимир Мономах» возвращался после службы на Тихом Океане для планового ремонта. Неделю назад в Адене получили по телеграфному кабелю из голландской Батавии депешу с указанием времени прибытия корабля в Аден, что сразу изменило бы расклад сил в пользу Императорского флота — не колониальным деревянным скорлупкам тягаться с новейшим броненосным крейсером — если пользоваться терминологией, которую ввели сами французы для обозначения этого класса боевых кораблей.
Соображения эти, кто и говорить, были вескими — однако Серёжу они не убедили. Оставив командиру «Мономаха», капитану первого ранга Гилдебранду письмо с просьбой как можно скорее идти на помощь, он покинул Аден. Он физически не мог ждать ни единой минуты: картина избиваемого французским снарядами Сагалло, казаков и его сердечного друга Венечки Остелецкого, отстреливающегося из винтовок от крейсерских калибров, гибели русских поселенцев, женщин, детей, неотступно стояла у него перед глазами, а всякая минута промедления могла стоить многих жизней его соотечественников.
И вот, похоже, худшие опасения сбылись, и остаётся только надеяться, что командир «Мономаха» получит Серёжино письмо вовремя — и не станет терять ни минуты.
Ба-бах!
Со
* * *
Появление русской канонерки стало для капитана Ледьюка полнейшим сюрпризом — как и для всех остальных на эскадре. Офицеры, матросы, легионеры, поднявшиеся, наконец, на палубы из шлюпок — все были слишком увлечены зрелищем бомбардировки, и даже сигнальщики, которым вообще-то полагается не отрывать глаз от порученного их вниманию сектора, пялились на берег, где с регулярностью метронома поднимались столбы пыли и битого камня — эскадра адмирала Ольри продолжала выкидывать содержимое снарядных погребов на головы au cosaque sauvage ataman [1] и его сподвижников. А потому испуганный вопль «Военный корабль в пяти милях к осту!» — вызвал мгновенный приступ паники у всех, начиная от самого капитана Ледьюка и до матроса, подающего из погребов наверх, к орудиям картузы — цилиндрические укупорки артиллерийского пороха, затянутые, подобно парижским модницам, в шёлковую ткань.
Спустя две или три секунды, вся оптика, что имелась на эскадре — трубы, бинокли, даже медный, на треноге, телескоп, в который старший офицер «Вольты» наблюдал по ночам звёздный свод, обратилось в сторону незваного гостя. Ледьюку не понадобилось много времени, чтобы определить его принадлежность, класс и даже название. Конечно же, это канонерская лодка «Бобр», несущая, согласно регулярно доставляемым в Обок сообщениям, стационерную службу в Адене. Довольно странная фантазия у этих русских — назвать боевое судно в честь водоплавающего грызуна; впрочем, перевод этого слова на язык Вольтера, «Сastor», вызывало гораздо более героические ассоциации с персонажем античной мифологии, одним из двух братьев-близнецов Диоскуров, Кастором и Полидевком.
Да и смотрится канонерка достаточно солидно — несмотря на свои скромные размеры (около тысячи тонн водоизмещения, шестьдесят метров длины), она несёт одно орудие калибра двести двадцать девять миллиметров, ещё одно — стапятидесятидвухмилиметровое, и в дополнение к ним целую коллекцию стволов поменьше. А ещё — броневая палуба, которая в сочетании с мощным вооружением и неплохим ходом, всего на пол-узла меньше, чем у «Вольты», делает её чрезвычайно опасным противником — во всяком случае, для ьрёх французских кораблей, чьё предназначение — гонять арабские посудины, китайские джонки, наводя страх божий на дикарей и аборигенов по всему миру — а отнюдь не вступать в бой с современными военными кораблями.
Адмирал передаёт: «Эскадре атаковать русскую канонерку!» — крикнул сигнальщик, и Ледьюк едва сдержал ругательство. Старику (пятьдесят с лишним лет — это ведь глубокая старость, не так ли?) всё неймётся; он не понимает, что продолжение его личной вендетты с русскими чревато в лучшем случае, трибуналом, а в худшем — гибелью французских моряков, а то и кораблей от огня русских. А стрелять умеют — капитан Ледьюк внимательно изучал описания морских сражений недавно закончившейся войны, и все авторы, как один, отмечали отличную выучку русских артиллеристов, как и высочайшее качество корабельных орудий, произведённых, в-основном в Германии, на заводах Круппа. Меньше всего капитану Ледьюку хотелось подставлять свой потрёпанный крейсер под их огонь — но с адмиралом не поспоришь, себе дороже…
— По местам к бою стоять! — зычно крикнул он в жестяной рупор. — Срубить стеньги, подать из погребов бронебойные снаряды! Оба минных аппарата зарядить и изготовить к стрельбе!
По палубе рассыпался дробот босых пяток, заухали команды боцманов, заскрипели снасти — стеньги вместе с раскинутыми реями поползли вниз, так, чтобы не подставляться понапрасну под неприятельские снаряды, не рушиться на палубу ливнем калечащих обломков рангоута, не волочиться за судном на обрывках такелажа, снижая ход. Одновременно из погребов подавали тяжеленные стальные чушки — бронебойные снаряды, отлитые на заводах фирмы «Крезо». А где-то внизу, ниже ватерлинии, минёры заводили в стальные ребристые трубы подводных аппаратов латунные, начищенные до блеска сигары самодвижущихся мины Уайтхеда. И пусть у «Вольты» нет шпирона, как у флагманского «Примогэ» — если дело дойдёт до ближнего боя, у них найдётся, чем угостить неприятеля!