Фомо
Шрифт:
Перед глазами пестрили люди с флагами. Они были везде. Везде. Справа, слева, сзади и спереди, даже где-то сверху. Флаги били по лицу. Толпа снова сгущалась. И я вдруг напоролся на машину. Она стояла посреди дороги, водителя внутри не было. В толпе, похожей на реку, она играла роль камня. Ее все обходили, обтекали. Все, кроме меня – я в нее врезался.
Дороги перекрыли внезапно. Без предупреждений. Так что машин на улицах много, но людей больше. Свою я оставил где-то сзади. Если ее не разнесут к черту, вернусь за ней через несколько дней, пока все не уляжется.
Зона флагов нас миновала, и мы с тем парнем наконец увидели тусклый солнечный
А мы – я и тот парень вечно взволнованный – мы шли прямо на них, как самоубийцы или супергерои, которые могли всех победить, которым незачем бояться. Парню было страшно. Он боялся чего-то. Поэтому и волновался. Круто, правда?
И тут толпа сорвалась с цепи, разом все опустили флажки, чтобы не поломать, закричали и побежали на нас, прямо на нас. А точнее – за нас, куда-то вперед, к остальным, чтобы догнать их или раздавить. Парень вдруг развернулся ко мне схватил за плечи, как друга, с которым прощаешься навсегда, и закричал, чтобы перекричать толпу:
– Я должен встретить кое-кого на углу возле 95 дома! Я должен встретить там…
Но я не услышал. Его смыло человеческим потоком. Нас разделило, разорвало надвое, и стони чужих колен и локтей разом врезались в меня и начали колотить что есть силы. Я чувствовал, что меня прижимают к асфальту и раздавят, если я не вырвусь, поэтому я стал пробираться к дому. Справа он был или слева – не знаю, все смешалось, и в человеческой мясорубке я отыскал плот спасения. Я прижался к шершавой стене, нащупал пальцами что-то, за что можно было зацепиться, и зацепился.
Флажки били в лицо, в меня то и дело кто-то врезался. За одежду цеплялись, хватали за руки и старались удержаться, но не удерживались и падали в толпу. И все из-за…
Я вылетел из реальности, я подумал, что это не люди, а вороны, желающие сбросить меня со скалы, на которой я и так еле держусь. Я почувствовал себя тем парнем, которому выклевали печень, и она у меня даже заболела. Все на какое-то время потемнело, а потом вдруг стихло. Глаза медленно открылись, хотя я и не заметил, как закрыл их. Дорога была пуста, флажки валялись, все белые трубочки были помятые. Толпа шумела где-то вдали, в конце улицы, за светофором напротив угла возле 95 дома. Мы его прошли. Парня я не видел.
Несколько человек валялись на дороге, не двигаясь. К ним подбежали другие, стали шлепать по щекам и все такое. Мусор, бумага, пустые бутылки, даже несколько флагов, которые кто-то нес. Все это валялось прямо на дороге. И тишина тоже затерялась среди всего этого мусора. Она сидела посередине, сидела у каждого неподвижного тела, просто сидела рядом и молчала. Вечная тишина.
Я очнулся. Толпа все еще шумела, и воздух тоже был пропитан каким-то шумом. Странным, похожим на поток машин, но машин нигде не было. Стоял какой-то приглушенный гул. Но это не мешало тишине. Тишина была слишком громкой.
Нужно идти. А куда я шел? Я ведь просто бродил. Мне и не нужно никуда. Может прибиться к какой-нибудь группке и вместе с ними сносить все на своем пути? Почему бы и нет.
Но никого не было. Да и сам я понял, что это глупая идея. Скоро вечер, скоро все закончится, завтра еще постоит небольшой хаос, но к концу недели, думаю, все успокоится и придет в привычное русло. Устаканится, так сказать. Мда.
Я пнул жестяную банку, засунув руки в карманы. Из улицы, на углу которой есть 95-й дом, вырвалась еще одна толпа. Сначала один, за ним несколько, а за ними несколько десятков человек, вертящих в руках длинные палки с разноцветными кусками ткани. Некоторые сидели на плечах у других и всем было весело от того, что они думают как все остальные, чувствуют как все остальные, что они – как все остальные. Даже самый одинокий человек почувствует себя своим. Хотя ничего не изменится и он так и останется один, разве что только рядом с другими. Ближе. Вот и все, что человеку нужно – быть ближе.
И на моей улице начиналось движение. В глубине роились, как пчелы, неясные фигуры, а передо мной из лавки выбежал хозяин и поспешно стал закрывать витрину. Он прыгал, чтобы достать ручку и потянуть вниз, но у него не получалось, ее заело. Как это всегда бывает при острой необходимости – все вечно заедает. Может он волновался – не знаю. Толпа приближалась, и он, махнув рукой, бросил все и побежал. А я пошел. Медленно и мерно, как будто гулял. Я и так гулял.
Но толпа настигла меня и все снова закружилось, снова флаги, краски, шум дуделок, шляпы, лица, тела. Мы понеслись по улице, проходящей перпендикулярно той, где я только что находился, пару раз свернули, промчались мимо синего дома, стеклянного торгового центра, мимо парка, прошли почти треть всего города.
Ближе к центру движение закупорилось. Чем ближе мы продвигались, тем плотнее становилась толпа. В итоге все застыло, все стояли и оглядывались, ища чего-то, что могло бы спасти их из безвыходного положения, и так и не находили. Я был где-то посередине. Меня зажало между людьми, и я не мог вздохнуть полной грудью. Я вообще ничего не мог. Если бы я пождал ноги, я бы не упал, а повис над землей.
От этого становилось радостно. Эта радость была похожа на те чувства, которые… как бы это сказать, искусственно спроецированные. Например, ты переел, и тебе кажется, что тебе грустно. Или лист залетел за шиворот, и тебе кажется, что ты влюблен. Такие вот чувства, вызванные чем-то извне, а не изнутри.
Я улыбался. Выглядело это странно. Но никому не было до этого дела, все были озабочены кое-чем другим, что намного важнее странного человека в толпе. Потому что вся толпа состояла из странных людей. Странный человек в толпе странных людей – это вовсе не странно.
Понемногу все начали волноваться. Сначала немного, постепенно, а потом, как это бывает, когда что-то происходит постепенно, вдруг понимаешь, что это произошло, это рядом, и уже давно, просто ты забыл, что ждешь этого или не ждешь. Но это случилось. Все паниковали, потому что близился вечер, а это грозило полным провалом шествия.
В семь часов по всем телевизорам, радио – по всему, что может принимать сигнал и воспроизводить его в звуки – должен был выступить…
– Что?
– Я спрашиваю, можно пройти?
– А, да, конечно.
Мужик протиснулся, сдавив меня еще сильнее, постучал по плечу мужика передо мной, его пропустили и он снова стал протискиваться. Я понял, что если не последую его примеру, то умру здесь, забытый и… Слишком много слов.
Я пошел следом за широкоплечим мужчиной, похожим на грушу. Бедра у него были узкими, плечи – широкими, но не самыми, а талия – ее у него вообще не было, она была шире, чем плечи, она была шире всего, может даже его кругозора.