Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
Поставив поднос на столик, где сидели две гостьи, ошибившиеся с кондитерской, Магали удалилась за стойку с кассовым аппаратом. Оставаясь под сводами стенных ниш, она по-прежнему находилась вблизи клиенток и видела все, что там происходит.
Взгляд темных глаз Филиппа устремился на этот вероломный поднос. С вкрадчивой хищной грацией, как у неожиданно потревоженной кошки, его пальцы сжались в кулак. Девочка в этот момент ухватила пальчиками фиалковый лепесток и отправила его в рот, ее глаза блаженно зажмурились.
Дамы за столиком начали потягивать шоколад, обмениваясь одобрительными кивками. Глаза Филиппа неотрывно следили за их реакцией.
– Si, si bon, –
– Вкус – просто райский! – поддержала ее визави. – Вот что значит счастливый случай! Я так рада, что мы ошиблись…
– Сомневаюсь, что у Лионне можно попробовать что-то более восхитительное, – вторила ей приятельница. – Чего стоит один только запах этого шоколада!
66
Да, да согласна… Восхитительно (фр.).
Филипп посмотрел в глаза Магали, и его ресницы с золотистыми кончиками одним взмахом будто смели все богатство попавшихся на пути его взгляда фигурок, масок и стареньких экзотических сувениров, привезенных сюда для тетушки Женевьевы одной любительницей шоколада, вернувшейся из Папуа – Новой Гвинеи. Магали ответила ему вызывающим взглядом.
Достаточно выразительным и долгим, чтобы он понял, от чего оказался. Ей хотелось, чтобы он страдал, сознавая свое упрямство.
– Пожалуйста, не стоит благодарности, – тихо, едва слышно произнес он, когда она опять прошла мимо их с девочкой столика, – пользуйтесь моими клиентками. – Она чуть не захлебнулась от гнева, в то время как он наслаждался своей педантичной сдержанностью и не скрывал этого.
Она не могла поверить в такое бесстыдство этого наглеца! Он с легкостью захватил их прекрасный, благословенно сокровенный островок в центре Парижа, украл всех их завсегдатаев и теперь еще полагает, что ей следует быть благодарной за парочку отбившихся от его стада овечек, забредших сюда по ошибке в поисках модного бренда?! Ну уж нет, это как раз все их посетители стали заблудившимися овечками, по ошибке забредшими к Филиппу Лионне! Она и ее тетушки принципиально избегали рекламы своего кафе. И что? Неужели, по его мнению, она должна теперь благодарно ему поскулить, как скулят собачонки, которым бросили косточку со стола?
– Осиана, дорогуша, может быть, уже пора отдать мадемуазель Шодрон твой подарок?
Эти слова заставили Магали напряженно застыть.
Да этот Филипп Лионне еще и мошенник! Каков?! Девочка порылась в снятом со спины рюкзачке. Невинном красном рюкзачке со множеством вышитых на нем бабочек и цветком, успевшим потерять один лепесток. Но сейчас рюкзачок оказался троянским конем, поскольку там скрывалась коробка – бледно-розовая, с золотой росписью, поздравлением ко Дню святого Валентина. И Осиана ее достала – с помощью, разумеется, проныры-дядюшки.
Магали сжала губы. «Кtre chocolat» [67] , – мысленно поклялась она.
У нее и без того текли слюнки от запаха свежеприготовленного шоколада – и ей безразлично, какими деликатесами задумал ее искушать Филипп Лионне!
– Как вы… любезны.
К сожалению, почти наверняка, представляя ее в качестве жертвы, Филипп изрядно попотел, скрупулезно обдумывая соблазнительные ингредиенты очередного своего блистательного творения. Магали сделала движение проворно забрать коробку, чтобы поскорее унести ее с глаз долой, но…
67
Здесь: не получишь желаемого, останешься с носом (фр.).
Ах… Слишком поздно. Заблудшие овечки за соседним столиком уже пожирали глазами коробочку и того, кто ее передал Магали. Разумеется, они могли видеть время от времени его фотографии в каких-то изданиях среди тех пяти миллионов журнальных статей – или его самого в телевизионных показах, где он пользовался бешеной популярностью.
Они начали смутно догадываться, кем он мог быть… неужели тот самый…
– Нет-нет, сначала откройте! – воскликнула Осиана, не выпуская из рук свой край коробки. Филипп, которому определенно следовало бы строже следить за поведением девочки, предпочел ни во что не вмешиваться. Его губы лишь слегка изогнулись, свидетельствуя о том, какое садистское удовольствие он испытывает.
Взволнованное личико девочки не позволило Магали отказаться открыть подарок.
– С удовольствием, – ровно сказала она.
Осиана не виновата, что ее коварный родственник решил использовать четырехлетнюю крошку для доставки взрывоопасного подношения.
Но она не сделала никаких попыток открыть крышку.
Осиана не вытерпела.
– Regarde! [68] – нетерпеливо поторопила она Магали.
Как и большинство детей ее возраста, она еще не освоила вежливого «вы» по отношению к малознакомым или взрослым людям, и поэтому ее обращение прозвучало значительно дружелюбнее по сравнению с отчужденным «вы», установившимся между Магали и Филиппом после краткого эпизода с упавшими шляпами. Осиана подталкивала пальчиками края кремово-розовой крышки.
68
Посмотри же! (фр.)
Но тут сверху легла большая мужская рука – чтобы предотвратить случайное повреждение несомненно хрупкого содержимого коробки. Магали почувствовала, что бешено заколотившееся сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Почему он продолжает мучить ее?
Что ж, она понимала, почему он продолжает мучить ее. Потому что ему хотелось победить ее в их поединке. Ему хотелось в итоге с удовлетворением подтвердить собственную неотразимость.
Он снял крышку и застыл в ожидании, приготовившись насладиться эффектом, точно влюбленный, делающий предложение своей девушке и отрывший шкатулочку с обручальным кольцом. Из-за соседнего углового столика донесся восторженный шепот.
Волнообразные утонченные формы лепестков розы из белого шоколада, казалось, трепетали, исполненные живой жизни… Как ему удалось сотворить подобное чудо? Пристально разглядывая маленькую сердцевину, она увидела изящный золотисто-кремовый куполок, сделанный из какого-то совершенно непонятного ей продукта. И она так и не поймет, из чего это сделано, если не попробует. Два завитка темного и светлого шоколада перекрещивались посередке или любовно сплелись. Из-под них еле заметно проглядывали золотистые крошечные кусочки засахаренных… грейпфрутов, – предположила она, – погруженных в мягкое углубление золотисто-белого крема. Словно в глубине этих сливок таились драгоценные самоцветы.