Франек
Шрифт:
— Не смешно. Ведь тебе уж за пятьдесят, пусть ты и выглядишь моложе. В твоем возрасте люди выходят на пенсию и наслаждаются покоем в собственном саду.
— Так и я целыми днями наслаждаюсь покоем в саду.
— Есть разница. Ты не на пенсии.
— Но ведь если меня не знать, просто идти мимо, как определишь, на пенсии я или нет?
— Здесь тебя знают все. Каждый, глядя на тебя, думает: “А вот и дурачок Франек”. Ты вообще в курсе, что о тебе говорят?
— Меня все любят.
— Потому только, что ты в гостях. Вот поживешь с годик, поймешь, что они думают
— Через пару недель я уйду. Осенью.
Пани Мушек потерла лоб, будто ей стало нехорошо.
— Ну, не будем больше об этом.
— Что с тобой? — с беспокойством спросил Франек. — Принести порошок?
— Сиди. Когда ты в последний раз стригся? Франек пощупал свою прическу.
— Точно не знаю… С полгода назад, наверное… С кислой улыбкой сапожница спросила:
— Длинноваты, ты не находишь?
—Угу…
— Через час вернется Антоний, у меня будет куча дел. А сейчас я могла бы сходить за ножницами и остричь тебе волосы. Что скажешь?
— Не знаю. Ты серьезно? — спросил Франек, пятерней приглаживая волосы. Пани Мушек энергично поднялась и принялась убирать со стола.
— Когда еще у тебя будет такая возможность! — сказала она и скрылась в ванной. Франеку показалось, что невестка будет недовольна, если он откажется. А ведь он и так уже доставил ей массу хлопот и на этот раз возражать поостерегся. Он услышал, как невестка моет руки, выдвигает ящик и тут же задвигает его. В следующее мгновение она уже снова стояла на кухне с ножницами и полотенцем в руках.
Она указала на его стул и попросила:
— Отодвинь подальше, чтоб волосы не падали на стол… еще… так… нет, еще чуть-чуть.
Франек исполнял ее приказы, как солдат.
Пани Мушек обвязала вокруг его шеи полотенце.
— Что ты на меня так смотришь, — сказала она, — это недолго. Франек только кивнул, в тот же миг прядь его волос упала на пол.
— Раньше я всегда сама стригла Антония, — продолжала она. — По воскресеньям. После завтрака. Потом он доставал из шкафа лучший костюм и мы отправлялись гулять. Иногда шли в церковь, слушали проповедь. На самом-то деле Антоний просто хотел подразнить священника. Мы садились в первом ряду. Антоний снимал шляпу, чтобы все видели его новую прическу. Святому отцу это действовало на нервы — он-то был лысым. Он скрежетал зубами, да так, что даже в последнем ряду было слышно.
Пани Мушек вздохнула:
— Так-то вот… А теперь он и сам облысел.
— Расскажи, как вы познакомились? — попросил Франек.
— Это было двадцать с лишним лет назад. Я тогда работала в кондитерской лавке на Хмельной. Теперь там химчистка. Когда я шла с работы, моя одежда пахла шоколадом. Люди оборачивались и смотрели мне вслед. Однажды Антоний пригласил меня в кино. Он работал неподалеку в обувной мастерской. Мы пошли в кино сразу после работы. Через пятнадцать минут во всем зале уже пахло шоколадом. Люди смотрели на нас и улыбались. Антоний понял, что запах от меня, и посмотрел так, как никто никогда на меня не смотрел, — пани Мушек хихикнула. — Фильма я совершенно не помню.
— Да-да, — кивнул Франек, — в детстве Антоний был охоч до сладкого. Пани Мушек наклонилась к нему, и нос Франека уткнулся в ее блузку.
— Слышишь запах? — В ее шутливой интонации прозвучало странное любопытство.
— Через двадцать лет? — удивился Франек.
— Неужели нет? — Пани Мушек наклонилась еще ниже. Нос Франека очутился между двумя холмами, приподнимавшими блузку.
— Я слышу только запах курицы, которую мы ели на обед, — признался Франек и, чтобы не обидеть невестку, добавил: — Слышу, как бьется твое сердце… Колотится, будто молоток.
Пани Мушек покраснела.
— У меня аритмия. Это, между прочим, серьезно.
— Наверное, нужно сходить к врачу? — попытался Франек выйти из положения.
— К врачу? — воскликнула пани Мушек. — Да что он понимает в женских болезнях? Посчитай лучше, как часто оно стучит.
—: Сердце?
— Что же еще?
Франек глубоко вдохнул и принялся считать:
— Один, два, три…
— Торопишься, давай помедленнее…
— …четыре… пять… шесть…
— Да ты считать не умеешь, — поддела она его. Франек почувствовал, что покрывается потом.
— Неправда! Я умею считать до тысячи.
— Так давай считай.
— Нет, ты права. Я не умею считать до тысячи.
— Вот ты сказал, что осенью уйдешь. Почему ты не хочешь остаться с нами?
— Не хочу, и все.
— А если Антоний будет против? Ты нужен ему. Кто будет пасти птиц?
— Все равно уйду. И птицы со мной.
— Франек! — потребовала пани Мушек. — Посмотри на меня.
Франек поднял голову. Глаза их встретились. Больше всего хотелось ему опустить голову. Но сапожница всем телом давила ему на шею, отрезав путь к отступлению. Его подбородок оказался вдруг зажатым между могучими грудями невестки — проявилось ее редкое умение использовать их как тиски. Франек ощутил слабость. Ситуация выходила из-под контроля. О подобных вещах Франек имел весьма смутное представление.
— Я тоже имею право высказаться. В конце концов я жена твоего брата. Она протянула руку и потрепала его по щеке. Франек с ужасом покосился на эту руку, будто перед ним была ядовитая змея.
— Сидишь, будто аршин проглотил, — посетовала невестка. — Если останешься, я всегда буду стричь тебя. С длинными волосами ты похож на женщину.
Мысль, что невестка всегда будет стричь ему волосы, привела Франека в ужас. И хотя ее прикосновения отнюдь не были ему неприятны, сам факт, что он полностью обездвижен, ничего хорошего не сулил. К тому же два холма у него под подбородком, похоже, вовсе не собирались сдавать с таким трудом занятые позиции.
Ужас его нарастал. Франек сделал попытку высвободиться — напрасно; воздуха стало еще меньше. Но в ту самую секунду, когда страх сделался невыносимым, его одолела странная усталость. Такая же, как в Вене во время ограбления банка, которая уберегла его тогда от неприятностей. У него больше не было сил сидеть с открытыми глазами. Ему удалось лишь слегка улыбнуться.
— Вот видишь, — обрадовалась пани Мушек, — а я уж было подумала, что ты боишься меня.
— Чтоб я боялся… — прошептал Франек.