Фурии принцепса
Шрифт:
Натянув самое теплое, что у него было, он обнаружил крепко спящую на соседней койке Китаи. Максимус – все эти дни Тави его не видел – лежал напротив, такой же измученный. Тави накрыл Китаи еще и своим одеялом. Она сонно забормотала и завернулась покрепче, чтобы согреться. Тави поцеловал ее в макушку и вышел на палубу.
Он не узнал моря.
Прежде всего удивляла вода. Она ведь даже в самую тихую погоду тихонько волнуется. А сейчас море было как стекло, и даже тянувший с севера ветерок его не колыхал.
Всюду лежал лед.
Он
Тави добрался до борта и стал смотреть на море.
Флот был беспорядочно разбросан вдалеке. Даже на самом ближнем корабле не рассмотреть было подробностей, но общие очертания показались Тави неправильными. Он не сразу понял, что грот-мачта, переломленная штормом, просто исчезла. Еще два корабля, в том числе великанский корабль канимов, находились достаточно близко, чтобы он разглядел на них такие же повреждения. Ни на одной палубе, включая палубу «Слайва», Тави не видел движения – оттого и возникло у него странное неуютное чувство, будто он один остался в живых.
Одиноко прокричала чайка. Хрустнул лед, со снастей сорвалась сосулька, разбилась о палубу.
– Так всегда бывает после долгой заверти, – услышал он за спиной тихий голос Демоса.
Обернувшись, Тави увидел капитана, который, вынырнув снизу, уверенно прошел по обледенелой палубе и остановился рядом. Выглядел он как всегда: подтянутый, невозмутимый, весь в черном. Только под глазами от усталости легли тени да щетина за несколько дней отросла. Больше никаких примет того, что он много дней боролся со стихиями.
– Бывает, люди целыми днями выбиваются из сил, ни поесть толком некогда, ни вздремнуть, – продолжал Демос. – Как минует опасность, просто валятся с ног и засыпают. В этот раз мне пинками приходилось загонять их в кубрик. Кое-кто готов был спать прямо на льду.
– А вам спать не хочется? – спросил Тави.
– Я меньше устал. Больше смотрел за работой, чем работал, – протянул Демос. Тави не очень-то ему поверил. – Кто-то должен здесь присмотреть. Лягу, когда проснется боцман.
– Все целы?
– Я потерял троих, – недрогнувшим голосом ответил Демос. Тави не счел его тон за бесчувствие. Просто у капитана ни на что не осталось сил – ни на радость, ни на боль. – Морю достались.
– Жаль, – сказал Тави.
Демос кивнул:
– Море – жестокий господин. Но мы всегда к нему возвращаемся. Они знали, что могут так кончить.
– А корабль?
– С моим все отлично. – Тави заметил нотки тихой гордости в голосе Демоса. – С остальными не знаю.
– Те два, кажется, пострадали. – Тави кивком указал на море.
– Да уж. Бури ломают мачты, как водяной буйвол – тростник. – Демос покачал головой. –
Тави скрипнул зубами:
– Должен же и я что-то сделать. Отдохните, если хотите, а я пригляжу…
Демос покачал головой:
– Хоть убейтесь, сударь, не выйдет. Может, в военном деле вы с ума сойти какой гений, но плаваете, как корова летает. Своего корабля я вам не доверю. Даже в этой луже.
Тави обиженно поморщился, но спорить с Демосом не стал. У капитана были свои представления о мировом порядке; если в двух словах: на палубе своего корабля он первый и решает все. Вспомнив, что «Слайв» благополучно пережил шторм, покалечивший много других кораблей, Тави счел его мнение не таким уж безосновательным.
– Я столько дней валялся, как ленивый пес, – сказал он.
– Как больной пес, – поправил Демос. – Вид у вас, сударь мой, не из лучших. Маратка за вас волновалась. Вкалывала больше любого из наших, лишь бы не думать.
– Просто ее уже тошнило от моего вида, – сказал Тави.
Демос усмехнулся:
– Спорим, скоро и вам придется потрудиться, сударь мой. Да так, что никто из нас не захочет с вами поменяться.
– Нет, мне нужно дело прямо сейчас, – сказал Тави. И прищурился, оглядывая корабль. – Люди наверняка проснутся голодными.
– Еще бы, как маленькие левиафанчики!
Тави кивнул:
– Тогда я на камбуз.
Демос выгнул брови дугой:
– Если подожжете тут что-нибудь, я прежде, чем тонуть, зажарю вас, сударь.
Тави, уже двинувшийся в сторону камбуза, фыркнул:
– Я вырос в усадьбе домена, капитан. Случалось работать на кухне.
Демос локтями оперся о перила:
– Не в обиду будь сказано, Октавиан, вы что, вовсе не понимаете, что значит быть принцепсом?
Люди зашевелились раньше, чем ожидал Тави. Отчасти потому, что быстро холодало и спящим неуютно делалось в сырой одежде. Отчасти потому, что разболелись оставленные тяжелым и опасным трудом ссадины и растянутые связки. Но прежде всего от жестокого голода, жаждавшего наполнить урчащие желудки.
В корабельном камбузе имелся шкаф-ледник, такой большой, что требовал двух «холодильных камней», и Тави с удивлением обнаружил, как много в нем помещалось мяса. К тому времени, как команда стала просыпаться, он успел сварить большой котел гороха и поджарил четыре окорока, прибавив к ним корабельный запас галет и горячий горький чай. Горох хрустел на зубах не больше, чем бывало, когда его готовил корабельный кок, а окорока – они были не из лучших – делались тем вкуснее, чем дольше их держали на сковороде. Моряки, как и предсказывал капитан, самозабвенно набросились на еду, а Тави, как настоящий повар, шмякал ее на тарелки выстроившихся в очередь людей.