Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
Ей предложили сесть поближе. Гости сдвигали стулья, а она со страхом думала, как бы ее стул не оказался слишком близко от Гордона. Но, к счастью, этого не произошло. Она сидела даже не напротив него, а наискосок, в сторонке. Лишь с трудом она могла бы следить за ним, а он и вовсе не видел ее. Зато Эдвард сидел от нее всего лишь через стул, и это было Элис приятно.
Когда Гордон раскрыл свою старую, хорошо знакомую ей книгу стихов Микеланджело (он никуда ее не засовывал, просто она сама спрятала книгу как можно дальше, под все остальные его книги, в самую глубину шкафа, ибо ненавидела эти стихи, которыми он наслаждался, которые ласкали его слух; загадка, почему он нашел их именно сейчас; наверно, это знак свыше, знак, заставивший
Элис не сразу приступила к рассказу. Ей нужен был разбег, чтобы набраться храбрости. Прежде чем раскрыть рот, она уже знала: сперва она будет говорить совсем безобидные слова, испробует свой голос и только потом решится рассказать то, что задумала. Ведь перед тем как взяться за глыбу, человек мысленно взвешивает ее. Только подняв тяжесть, можно понять, не переоценил ли ты свои силы.
Произошло прямо чудо. Голос Элис, ее гортань, казалось, не подчиняются ее воле. С губ Элис срывались и достигали ушей сына и Гордона Эллисона ласковые спокойные слова. Ее просили порассуждать о любви. И вот она заговорила о… любви! Она сама не знала, как это произошло.
Элис обратилась к брату, к Джеймсу Маккензи, напомнила ему разговоры, которые велись у них в семье.
Маккензи любил рассказывать о роли женщины в старину и в странах Востока. Женщина там не принималась в расчет. Семья была семьей мужа. И в то же время продолжение рода слыло священным делом. Люди почитали своих предков. Семейный очаг был святыней.
К кому она обращала свою речь? Кого хотела упрекнуть? В руке она сжимала лоскут от платья, словно пытаясь почерпнуть в нем силу для иных слов, но тщетно. Она продолжала:
— В те стародавние времена женщина влачила жалкое существование. На Востоке все это продолжается и по сию пору. Мы должны благословлять судьбу за то, что у нас с этим покончено. Мужчина занимает в жизни свое место, женщина — свое. (Элис с удивлением прислушивалась к собственному голосу, ничего подобного она от себя не ожидала. Кто это говорит так мягко моими устами? Я ведь уже давным-давно не открывала шкатулку, не брала в руки распятие.) Женщина — неотъемлемая частица мирового порядка. И это доказывают дети. Что такое дитя? Дитя — это не просто новая жизнь. Это человеческое существо, наделенное душой; вырастая, существо стремится к счастью, страдает, борется за свою судьбу, познает себя, так же как и его родители, как предшествующее поколение. Сперва ребенок ничего не сознает. Однако, мужая, он начинает сознавать все, что в нем заложено: над ним есть Бог. Это внушили ему не отец с матерью. На такое они не способны. О да, они не способны сделать это даже если сами все поняли. А как часто они вообще забывают об этом!
Раздался восхищенный голос Вирджинии:
— Как правильно! Вашими устами глаголет истина, госпожа Эллисон.
Но не Элис произносила эти слова. Кто-то словно взял ее за руку и повел вперед.
— Животные и растения состоят из живой материи. В этой живой материи заключен их дух. Однако в действительности это не их дух, а дух природы, они представляют собой одно целое с природой. Только люди обладают духовностью, только люди — индивидуумы, они отделены от себе подобных и часто не могут найти друг к другу дорогу. Матери выпало на долю огромное счастье. Поэтому материнская любовь выше и сильней всех остальных родов любви; она вершина человеческих чувств, самая истинная любовь; никакая иная любовь не может с ней сравниться. Это происходит потому, что в матери зарождается дитя. Я часто спрашивала зоологов и врачей, что они думают о материнстве. Они давали мне самые различные ответы, иногда прекрасные, но эти ответы меня не удовлетворяли. Что они говорили? Да, в матери заключено нечто особое. Почему? Птица вьет гнездо для своих птенцов, а потом летает повсюду, чтобы раздобыть пищу для потомства. Женщина вынашивает ребенка до тех пор, пока он не приобретает форму человека, она носит дитя в своем чреве, а когда оно рождается, то и матери приходится нередко искать для себя пропитание, притаскивать его в дом. Однако для ребенка пища приготовлена самой матерью, грудь уже полна молока, мать подносит свое дитя к груди, и оно сосет ее. Вот что сказали мне естествоиспытатели. Святую правду. Но это еще не вся правда. И не самая главная.
Доктор Кинг:
— В чем же заключается вся правда, самая главная правда, госпожа Элис?
Что я отвечу? Я ведь хочу, я должна рассказать им эту историю. Какими словами я закончу то, что начала?
Элис:
— Правда? Правда в нашем мире имеет разные обличья. Недавно мы много спорили о правде; правда гласит (Элис глубоко вздохнула), правда гласит: наша плоть подчинена духу. Вот как обстоит дело. А если было бы иначе, то мать не могла бы произвести на свет ребенка. Разве, когда зачинают ребенка, его зачинает одна лишь плоть? Ведь ребенок — плод таинственного чувства, возникающего между мужчиной и женщиной. Известно ли нам, что соединило этих двух людей? Вы говорите «любовь». Все в мире имеет свое обозначение. Мой брат Джеймс прав: было бы лучше для нас и для нашего сознания, если бы в мире было поменьше слов. Не надо воображать, что, когда произносишь то или иное слово или слышишь его, что-нибудь проясняется.
Мать держит на руках ребенка, она поражена и догадывается о том, что превосходит ее понимание. Она догадывается, к чему стремилась ее любовь. Отнюдь не к продолжению рода. Как раз не к этому. Размножаются животные и растения, ибо у них первична плоть, а не дух. Правда человеческой любви, ее тайна, индивидуальное в ней связаны с надеждой и счастьем, с чувством вины и страха — все это заложено, запрятано глубоко. Крошечное живое существо не просто продолжение своих родителей, не просто повторение другой жизни.
Что же оно такое? Человеческое нутро, облеченное в плоть? Нет, больше чем нутро, — это еще и то, что мы о нем знаем и что будет жить с нами всегда. Новое существо готовится пройти сладостный и горестный жизненный путь. Стало быть, мы не кончаемся, мы можем говорить что вздумается — все равно мы не произнесем своего последнего слова. Наша душа, наше «я», только более значительное и более высокое, начинается там, где мы поставили точку. Это «я» мы отделяем от себя, оберегаем, благословляем, даем ему в дорогу все, что имеем. С каким удовольствием мы приносим ему жертвы! И какое счастье испытываем, если знаем: в новом существе наша жизнь находит свое завершение и, быть может, свое оправдание.
Элис грезила наяву. Вдруг она остановилась. Никто ее не прерывал. И она опять заговорила:
— Я знавала женщин, которые спрашивали: в чем заключается женское достоинство? Мы должны определить, в чем состоит женское достоинство. И мы должны помочь женщине осознать свое достоинство. Не исключено, что иногда это и впрямь доброе дело. Однако в чем состоит достоинство женщины, поймет только тот, кто проникнет в загадку женской любви. Женщина производит на свет дитя, дав ему душу, и продолжает род человеческий, наш род.
Только теперь Элис подняла взгляд. Слушатели поняли, что она кончила. Этот монолог подсказал ей ее внутренний голос. И сейчас Элис оглядывалась по сторонам — хотела понять, что она говорила. В кулаке у нее все еще был зажат клочок материи, но больше она не думала о чердаке и о том, что увидела там. Куда более давняя история снова возникла в ее сознании. Элис вспомнила ее в ту самую секунду, когда заговорила о загадке любви.
Феодора