Гамп и компания
Шрифт:
Прибытие в Мобил на «единице ВВС номер один» – это, я вам скажу, картинка. Там в темпе раздобыли духовой оркестр, чтобы меня поприветствовать, а также черный лимузин, чтобы повсюду меня возить. К тому же, когда я прибываю к дому миссис Каррен, в округе болтается куча народу. Миссис Каррен выходит меня встретить, и я вижу малыша Форреста, который стоит по ту сторону сетчатой двери – вроде как он не особо хочет со мной повидаться. Когда я вхожу в дом, выясняется, что так оно
– Я же сказал тебе проверять тот клапан по крайней мере два раза в день, так? – первое, что он говорит.
– Угу, – говорю. – И ты как пить дать был прав.
– Знаю, потому что ты все испоганил. Мы могли бы стать миллионерами. А теперь, надо полагать, мы разорены.
– Да, пожалуй, что так, сынок.
– Не зови меня «сынок». Никогда. Я тебе не сын.
– Но я просто имел в виду, что…
– Мне наплевать, что ты имел в виду. Это была самая элементарная вещь в мире – просто проверять тот клапан. А теперь смотри, что получилось.
– Пойми, малыш Форрест, я очень об этом сожалею, но эту штуку уже никак не починить. Что закончилось, то закончилось, и теперь я должен заняться чем-то другим.
– Типа вступления в армию или чего-то вроде того? С какой стати на тебе эта форма?
– Ну, я так прикидываю, она мне теперь полагается. То есть, я уже был в армии, ты же знаешь.
– Да, ты мне рассказывал.
– И я должен сделать еще одну вещь для полковника Норта. Потому как он меня попросил. Ну и я просто обязан это сделать.
– Понятное дело, обязан. Ведь все остальное ты уже просрал.
Малыш Форрест отворачивается, и я вижу, как он сжимает кулаки и поднимает их, вроде как вытирая глаза. Мне очень больно это видеть, и у меня такое чувство, что он меня стыдится. Впрочем, я прикидываю, у него есть такое право, если учесть, что в этот раз я и впрямь капитально напортачил.
– А что с Вандой? – спрашивает он. – Надо полагать, ты ее мясникам продал.
– Нет, неправда. Она в Национальном зоопарке Вашингтона, округ Колумбия.
– Значит, она должна быть там, чтобы над ней все потешались, да?
– Нет, ничего подобного. Полковник собирается устроить ей особое попечение.
– Да уж, – говорит малыш Форрест. – Не сомневаюсь.
Вот так все и шло. Мягко говоря, малыш Форрест не рад был меня видеть, и я чувствовал себя чертовски паршиво, когда улетал. Единственное, что хоть самую малость меня приободрило, случилось, когда я уже выходил за дверь.
– А кстати, – спрашивает малыш Форрест, – как там все было, когда рванула шахта с говном?
– Ну, – говорю, – картинка была что надо.
– Угу, – говорит он. – Надо думать. – И мне показалось, что в тот момент я уловил на его лице улыбочку. Хотя и не был уверен.
Вот так мы и полетели в Иран.
Это был большой город с такими
Свирепей всех выглядел аятолла.
Он без конца сверкал глазами и хмурился. В общем, он не был самым любезным на вид чуваком из тех, с кем я хотел бы познакомиться.
Полковник Норт шепчет мне на ухо:
– Только помни, Гамп, «такт и дипломатия». Это самое главное!
Затем он протянул руку, пытаясь пожать клешню аятоллы, но аятолла, тот просто сидит со скрещенными руками, хмурится на полковника и молчит как рыба.
Полковник Норт смотрит на меня и говорит:
– Черт, этот сукин сын какой-то чудной. Я хочу сказать, все, с кем я знакомился, желали мне руку пожать – понимаешь, о чем я толкую?
Рядом с аятоллой стоят два парня в каких-то мешковатых на вид подгузниках, с огроменными мечами на поясах, и один из них говорит:
– Никогда не зовите аятоллу «сукиным сыном». Он может прикинуть, что это значит, и тогда мы вам живо кочаны срубим.
В этом, как я понимаю, парень в подгузнике был прав.
Дальше я, так сказать, пытаюсь взломать лед и спрашиваю аятоллу, почему он всегда такой свирепый и бешеный на вид, да к тому же еще и всю дорогу хмурится?
– Это потому, – говорит он, – что тридцать лет я пытался стать президентом Всемирного совета церквей, а эти пидорасы-язычники вообще меня туда не пустили! И это при том, что религиозней аятоллы никто по определению быть не может!
– А почему это вас так заботит? – спрашиваю.
– А потому, что я чувак благородный и никому не позволяю себе в уши срать. А кто эти говноеды, которые не пускают меня во Всемирный совет церквей? Я аятолла Ирана, в конце концов. Я не пидорас какой-нибудь. Я большая шишка, врубаешься, ты, дуболом?
– Эй, погодите минутку, – говорит полковник Норт. – Мой подчиненный Форрест, может, и не самый умный человек здесь в округе, но негоже вам его обзывать.
– Я аятолла, кого хочу, того и обзываю. А если вам не по вкусу, то поцелуйте меня в жопу.
– Ну-ну, полегче, я полковник морской пехоты и ничьих жоп не целую.
Тут аятолла начинает хлопать себя по ляжкам и громко хохотать.
– Очень хорошо, полковник. Думаю, мы с вами сможем провернуть какой-нибудь бизнес.
Дальше полковник Норт начинает излагать аятолле суть своего предложения.
– Слушайте сюда, – говорит он, – некоторые из ваших корешей в Ливане захватили уйму наших людей в качестве заложников, и это доставляет серьезное расстройство президенту Соединенных Штатов.